Восемь миллионов способов умереть - Лоуренс Блок

Стихотворение Донны было у меня с собой, и я показал его Мэри Лу. Она пробежала глазами строчки, на лбу у нее залегли две тоненькие вертикальные морщинки.

— Оно не окончено, — сказал я. — Донна говорит, что над ним еще надо поработать.

— Как это, интересно, поэты узнают, закончено или нет? Или художники?.. Откуда они знают, когда следует остановиться? Никогда этого не понимала. Так это о Ким, да?

— Да.

— Нет, не понимаю, что все это означает. Но что-то тут есть, определенно есть!.. — Она задумалась на мгновение, слегка склонив голову набок, как птичка. А потом сказала: — Знаете, я всегда считала Ким прирожденной проституткой. Эдакая нордическая красотка с севера Штатов, ей словно самой судьбой было уготовано шагать по жизни рука об руку с чернокожим сутенером. И знаете, что я вам скажу? Я ничуть не удивилась, что ее убили.

— Почему?

— Ну, это довольно сложно объяснить. Нет, я была потрясена, огорчена и все такое. Но не удивлена. Мне всегда казалось, что она должна плохо кончить. Нет, необязательно стать жертвой убийцы... Жертвой жизни, так будет точнее. Ну, покончить с собой, например. Или же просто несчастный случай: таблетки плюс алкоголь... Вообще-то, насколько я знаю, Ким не слишком увлекалась наркотиками и выпивкой. Да, можно было предположить, что она покончит самоубийством, но случилось убийство. Так или иначе, но из жизни ее убрали. Потому что она не была предназначена для этой жизни. Все равно долго не продержалась бы. Ким — это вскормленное на молоке воплощение самой невинности — устоять от падения не смогла. И вырваться из порочного круга тоже, как мне кажется, не могла.

— Она собиралась вырваться. Сказала Чансу, что хочет уйти.

— Вы точно это знаете?

— Да.

— И что же он?

— Он сказал, что решать ей.

— Так и сказал?

— Полагаю, что да.

— И после этого ее убили... Тут есть какая-то связь?

— Думаю, должна быть. И еще, мне кажется, у нее был любовник. И в нем, этом любовнике, все и дело. Думаю, что именно из-за него она хотела уйти от Чанса. И именно из-за него ее убили.

— Но вы не знаете, кто он.

— Нет.

— И никто не навел вас на его след?

— Пока что нет.

— Знаете, тут я вам не помощница. Не помню, когда последний раз мы виделись с Ким, но чтобы ее красивые глаза сияли настоящей любовью... Сомневаюсь. Впрочем, это еще ничего не значит. Главное тут другое. Мужчина вовлек ее в это занятие, другой мужчина должен был помочь вырваться.

А затем она принялась рассказывать о своем грехопадении. Я и не думал спрашивать ее об этом, но выслушал тем не менее внимательно.

Кто-то показал ей Чанса на открытии художественной галереи в Сохо. Он пришел туда с Донной, и человек, указавший Мэри Лу на него, не преминул заметить, что Чанс — сутенер. Разгоряченная лишним бокалом дешевого вина, которое там подавали, она подошла к Чансу, представилась и сказала, что хотела бы написать о нем рассказ.

Нет, писательницей, и строгом смысле этого слова, она себя не считала. В то время она жила на Западной Девяностой с мужчиной, который занимался какими-то непонятными делами на Уолл-стрит. Он был разведен, но все еще любил свою жену, а его «милые» детки приезжали на каждый уик-энд. Естественно, их отношения из-за этого быстро испортились. Мэри Лу занималась редактированием на дому и еще подрабатывала корректурой. И опубликовала несколько статей в одном журнале феминистского толка.

Чанс согласился на интервью. Встретился с ней и пригласил пообедать. Уже за коктейлем она поняла, что хочет переспать с ним, — причем продиктовано это было скорее любопытством, нежели сексуальным влечением. В конце разговора он вдруг предложил ей забыть о поверхностных статейках и попробовать написать что-то более серьезное, нечто вроде всестороннего исследования жизни проститутки, показать ее изнутри. Он так заинтриговал ее своими рассказами, что она тут же созналась ему в этом. Так почему бы на время не сменить профессию, не попробовать влезть самой в шкуру падшего ангела хотя бы на пару месяцев и посмотреть, что из этого получится?

Сперва она пыталась отшутиться. После обеда Чанс отвез ее домой, по дороге не приставал и, похоже, остался глух и слеп к ее женским чарам. Всю последующую неделю предложение Чанса не выходило у нее из головы. И нынешняя жизнь казалась пустой и скучной. Отношения с любовником разваливались на глазах; порой казалось, что она остается с ним просто из лени и нежелания подыскать другую квартиру. Карьера тоже складывалась не слишком удачно, а денег, которые она зарабатывала, явно не хватало на жизнь.

— И эта книга, — говорила она, — эта книга внезапно стала средоточием всех надежд. Говорят, что Мопассан добывал в морге человеческую плоть и ел ее, чтобы как можно точнее описать ее вкус.

«Неужели, — думала я, — неужели так уж сложно стать на какой-нибудь месяц девушкой по вызову и потом написать об этом?»

И она приняла предложение Чанса, и вся жизнь, словно по волшебству, сразу переменилась. Чанс помог ей переехать с Девяносто четвертой и поселиться здесь. Он выводил ее «в свет», всячески демонстрировал ее достоинства, спал с ней. В постели обучал тонкостям профессии, подробно рассказывал о деталях, и все эти разговоры, и сам Чанс в роли многоопытного учителя — все это ей явно нравилось и возбуждало. Все мужчины, с которыми ей до сих пор приходилось иметь дело, отличались в этом смысле скрытностью, очевидно, полагая, что она сама должна угадывать их мысли и самые потаенные желания. Даже клиенты, сказала она, далеко не всегда способны объяснить, что им надо.

Первое время она все еще искренне считала, что занимается этим ради книги. После ухода очередного клиента тут же записывала свои впечатления. Вела дневник. Пыталась абстрагироваться от своего образа жизни и осознания факта, в кого же она превратилась под предлогом журналистской любознательности. В принципе точно так же Донна писала стихи, а Фрэн курила марихуану.

Когда, наконец, до нее со всей ясностью дошло, что она попросту торгует своим телом, с ней случилось тяжелое нервное расстройство. До этого она никогда не задумывалась о самоубийстве, теперь же в течение целой недели находилась на волосок от гибели. Затем она просто запретила себе думать об этом. Тот факт, что она живет проституцией, еще вовсе не означает, что она стала настоящей проституткой. Это лишь временное занятие, успокаивала она себя. А книга, заставившая втянуться в эту жизнь, никуда от нее не уйдет. Придет день — и книга опять станет смыслом ее существования. Так что какое это имеет значение!.. Дни она проводила в приятном довольстве, а единственное, что беспокоило, так это перспектива остаться в этой роли навсегда. Но она этого не допустит. Придет время, и она покончит с таким образом жизни раз и навсегда — столь же легко и бесповоротно, как некогда начала его.

— Вот как обстоят дела, Мэтт. Я не проститутка. Я просто занимаюсь проституцией. И знаете, есть худшие способы прожить какой-то период жизни.

— Несомненно.

— У меня много свободного времени, удовольствий и развлечений. Я много читаю, хожу в кино и музеи. Чанс любит водить меня на концерты. Знаете байку про слепых и слона? Один из них хватает слона за хвост и говорит, что это змея, другой хлопает его по заду и утверждает, что это стена.

— И что же?

— Мне кажется, что Чанс — это слон, а все его девушки — слепые. Каждая из нас видит в нем свое.

— И, конечно, у вас в квартире есть африканская скульптура?

У нее была одна статуэтка, примерно дюймов тридцати в высоту. Маленький человечек с пучком прутьев о руке. Фигурка была инкрустирована синими и красными бусинками и мелкими, очень красивыми ракушками.

— Мой домашний божок, — объяснила она. — Фигурка из Камеруна. Знаете, как называются эти раковины? Каури. Первобытные племена африканских и азиатских стран использовали их вместо денег. Нечто вроде швейцарского франка первобытного мира. Видите, какая форма? Я подошел и посмотрел.

— Напоминают женские прелести, верно? То, что мужчины покупают и продают. Хотите еще сыра?

— Нет, спасибо.

— А коки?

— Нет.

— Что ж, — сказала она, — если вам что-нибудь еще понадобится, дайте мне знать.

Глава 19

Я вышел из подъезда, когда к обочине подкатило такси и из него вылез пассажир. Я занял освободившуюся машину и назвал адрес своей гостиницы.

Дворники не работали. Водитель был белый, хотя машина, вероятно, принадлежала не ему — за щиток у ветрового стекла была засунута лицензия, где на фотографии красовался чернокожий. Внизу приписка: «Не курить — водитель аллергик». В салоне воняло марихуаной.

— Ни черта не видно! — проворчал водитель.

Я откинулся на спинку сиденья и расслабился — движение всегда доставляло мне удовольствие.

* * *

Из вестибюля позвонил Чансу, затем поднялся к себе в номер. Минут через пятнадцать он перезвонил.

— ОСЛЗ — СВД, — сказал он. — Нет, ей-богу, мне это нравится! Ну, и в какие же двери вы сегодня стучали?