Идеже хощет Бог. Жизнь и чудеса старца Порфирия - Анаргирос Калиацос

эта сцена, Батюшка?

- Нет. А тебе?

- Напоминает.

- Что именно?

- "Возвращение блудного сына"…

- Ты к этому не имеешь никакого отношения. Ты никогда не был "блудным сыном" и никогда им не будешь. Единственный твой недостаток — твоя ранимость: ты совсем не выносишь, когда тебя обижают. Но ты в этом не виноват, это у тебя наследственное. Таким же был твой родитель, отец Иоанн.

Чрезмерная уязвимость устраивает тех, кто ею пользуется. И это, конечно, очень плохо. От излишней чувствительности — все болезни. Поэтому постарайся от нее избавиться. Или хотя бы ограничить ее. Иначе ты нанесешь вред не только себе, но и своей семье, которая, в конце концов, ни при чем. И тебе не следовало подвергать свою жену мучениям, к тому же совсем бессмысленным.

Что же касается оскорблений, то, конечно, кто же их принимает с удовольствием? А тем более ты, потому что ты горд и другие тебя почитают, а не оскорбляют. Ведь и ты не обижаешь и не оскорбляешь людей. Все мы — жертвы оскорблений, так как, когда нас оскорбляют, страдает наше самолюбие.

Что мы понимаем под словом "оскорбление"? Тебе это лучше известно — это когда тебе наносят нравственный урон, разрушают твой авторитет в глазах людей. А как предусмотреть, дитя мое, такую ситуацию? Конечно же, было бы справедливо, если бы никто никого не обижал и сам не обижался бы ни на кого. Однако это трудно. Но именно к этому стремится Христова Церковь.

Бывают, правда, случаи, когда Господь попускает испытание нашего терпения и веры. И знаешь, чадо мое, почему? Потому что теоретически все мы веруем и всем нам можно поставить одну оценку — "отлично". Тогда как практически мы расточаем себя в мелочах и терпим крах… И очень мало таких людей, кто постигает основу веры.

Ты теперь меня спросишь: ты-то, Батюшка, выполняешь волю Господа? Что мне тебе сказать, чадо мое? Я всю жизнь положил на это. И не знаю, достиг ли? Только Он знает. Я уже тебе говорил: только милосердие Его спасает нас!

Ну что, ты все еще продолжаешь верить, что я тебя не люблю? И это после стольких лет нашего знакомства?!

Я молчал, надеясь, что Батюшка продолжит свои откровения и скажет что-нибудь о своем ночном визите. Но он уклонился от дальнейшего разговора.

- Садись-ка вот тут, со мной рядом.

Я сел там, где он мне указал, прямо у его ног, и коснулся плечами его колен, как бы прося его любви, нежности, защиты и покровительства, в которых я так нуждался, особенно после того страшного испытания, которое перенес.

Так мы просидели около двух часов, наблюдая за работой экскаваторов, которые копали большую и глубокую яму.

Наконец я спросил отца Порфирия, что он собирается делать на этом месте. Он ответил:

- Здесь мы поставим цистерну для воды. Как видишь, она будет очень большая: шестьсот кубических метров. Вполне достаточно, чтобы покрыть нужды скита. Над цистерной будет здание с кельями, но основные кельи построят вон там, подальше, — и он указал место.

- После постройки келий начнется строительство церкви Преображения Господня. Храм планируется очень больших размеров, так что его купол будет виден с побережья. Внизу храма устроим большой актовый зал для чтения лекций. В центре зала поставим кафедру для выступающих: профессоров университета и других ученых специалистов и теологов. Надеюсь, их лекции принесут пользу слушателям.

Здесь мы создадим духовный центр, благодаря которому спасутся тысячи душ.

Вон там, напротив, будут построены туалеты для приезжих, так как сюда будет приезжать очень много народу со всей Греции и из-за границы. Как ездят теперь к Божией Матери на остров Тинос и на Эгину к святому Нектарию, так и сюда будут приезжать.

А вот тут построим усыпальницу. Она будет находиться почти под землей, и спуститься туда можно будет по ступеням. Она станет местом захоронения множества усопших святых, которые будут монашествовать в этом скиту. Знаешь, где именно? Как раз в том месте, где мы похоронили одного новорожденного младенца-ангелочка. Я тебе уже показывал это место во время одной из прогулок.

Но теперь самое главное — это постройка келий, чтобы мы могли принимать людей, потому что зимой начнутся снегопады, будет холодно и сыро. А так как церкви у нас нет, люди будут вынуждены из скита ездить в районный храм или в Милеси.

- Теперь, Батюшка, когда вы сказали, что здесь будет церковь, я хотел бы сделать вам одно предложение.

- Какое же? Послушаем.

- Позвольте мне сделать икону Преображения Господня для новой церкви.

- Нет! Потому что все иконы будут написаны на Афоне. Они должны быть выполнены в едином стиле. А теперь идем. Что-то я себя неважно чувствую. Очень устал. Пора обедать. А потом придет народ, и я не успею отдохнуть, а мне это необходимо.

Так не спеша мы дошли до домика на колесах. Батюшка поел, прилег отдохнуть, а мне дал книгу, чтобы я не скучал. Вскоре он заснул, а я стал читать и вместе с тем наблюдал за ним.

Прошло довольно много времени. Батюшка лежал неподвижно, я же чувствовал себя неловко. Подошел к нему ближе, чтобы посмотреть, дышит ли он. Но и дыхания не было слышно! Тогда я поискал пульс на его руке — пульса тоже не было!

Я начал волноваться. Вышел из кельи, надеясь найти кого-нибудь из скитских сестер, но, к несчастью, никого не было, так как в этот час все обычно отдыхали. Я вернулся в домик к Батюшке и нашел его все в том же состоянии. Я поднял его руку, но она упала, словно парализованная. Тогда мое беспокойство достигло апогея. Я изо всех сил начал его расталкивать, чтобы он проснулся, но и это не помогло.

Отец Порфирий проснулся тогда, когда сам захотел. Выглядел он посвежевшим и совершенно спокойным, словно ничего не произошло. Он улыбнулся мне и начал говорить с большим воодушевлением. Я же после пережитого шока не мог уловить ход его мыслей. Странный это был сон! Не физиологический, а, скорее, похожий на смерть. Я сам убедился, что ни один из основных органов его тела не работал.