Заколка от Шанель - Ирина Андросова

И тут же увидела толстомордого усатого дядьку. Он вылезал из припарковавшегося к обочине служебного «мерседеса» и громко говорил кому-то в машине: «Ты, Николай, на сегодня можешь быть свободен. Я до министерства пешочком прогуляюсь, а ты езжай по своим делам». Захлопнув дверцу, надменный тип флегматично двинулся в сторону Садового кольца. Вот он, родимый, сам ко мне в руки плывет. Я воровато оглянулась по сторонам и, подбежав к открывшему двери троллейбусу, ринулась к водительской кабинке. Добрую половину ее занимала грузная тетка с огненно-рыжим перманентом на голове. Расположив на рулевом колесе раскрытый посередке «Спид Инфо» корпусная дама, розовея от удовольствия, читала откровения из Интернета.

– Вы что, совсем уже? – заголосила я, всовывая голову к ней в открытое окно.

Могучая водительница оторвалась от газеты и недовольно посмотрела на меня.

– Вы что, вообще не смотрите, куда едете, да? – изо всех сил паниковала я. – А если не видите, то хотя бы чувствуйте, на что колесами наезжаете! Когда к остановке прижимались, дедка с палочкой передним колесом подмяли! Вот он у вас под троллейбусом лежит, пикнуть не может...

И я, не обращая внимания на доносящиеся мне вслед выкрики вылезающей из-за руля тетки: «Где дедок? Какой дедок?», со всех ног припустилась к задней части троллейбуса. Вынуть из кармана и натянуть поверх футболки оранжевую безрукавку Равшана, стибренную мной сегодня утром с крючка общей вешалки, было делом нескольких секунд. Там же, на вешалке, я разжилась и вискозным платочком с видами Парижа, который и повязала низко на голову на манер комсомолок двадцатых годов.

И пока водительница муниципального транспорта, согнувшись пополам, исследовала передние колеса своей машины, я ухватила болтающиеся канаты и сдернула рога троллейбуса с проводов. В этот самый момент с задней троллейбусной площадкой поравнялся надутый тип, воплощающий собой все самые яркие качества флегматика. Я тут же сделала сосредоточенное лицо и громко окликнула:

– Мужчина! Подержите секунду, пойду искру проверю.

Хотела бы я посмотреть, как хоть один нормальный мужик откажется продемонстрировать силу и ловкость перед стройной брюнеткой почти что модельной внешности. Само собой, клюнул и этот. Я передала троллейбусные вожжи в его холеные руки и, озабоченно хмурясь, решительно направилась к передней части пассажирского транспорта, на ходу стаскивая оранжевую тужурку и засовывая ее в карман, на сто процентов уверенная, что жертва моего эксперимента за троллейбусом ни шиша не видит. Главное в нашем деле – это вовремя юркнуть за остановку и ждать, что будет дальше.

А дальше был бой быков и избиение младенцев. Причем в роли затаптываемого пикадора и одновременно с тем избиваемого младенца выступал заносчивый флегматик, а в роли быка и царя Ирода – разъяренная водительница автобуса. Бог мой, что она только не рассказала мужику про него самого, про его маму, папу, дедушек и бабушек, родню, близкую и дальнюю, предков и потомков, поминая последних недобрым словом аж до седьмого колена. Испытуемый краснел, пыхтел и даже не огрызался, а в свое оправдание лишь только отмеривал от земли расстояние где-то на уровне пряжки своего брючного ремня и прилизывал волосы, как видно, пытаясь изобразить меня в платочке. Но тетка не верила в невиновность усатого типа и, похоже, подозревала его в соучастии моему преступлению. В общем, я скоро утратила интерес к этой сценке, потому что от подопытного я так ничего дельного и не услышала, а как ругаются сангвиники, мне было известно и без этой скандалистки.

* * *

В Сивцевом Вражке, куда я так торопилась со своей добычей, меня никто не ждал. Это, конечно, было очень странно, но дядя Веня дома отсутствовал. Вот это я называю благотворным воздействием моей персоны на болящих и страждущих. Не сметель я сегодня последний рогалик, фигушки бы дядя Веня выбрался из своей берлоги. Так и сидел бы на диване в обнимку со своими костылями и тараканами. А так, хочешь не хочешь – двинул в магазин. Голод, сами небось знаете, не тетка. Набаловали его прежние жилички, вот что я вам скажу. А у меня не забалуешь – через недельку, глядишь, Люськин дядя отбросит вспомогательные средства передвижения и пустится в пляс.

От нечего делать я разложила журнал на столе, раскрыла на нужной странице и, вооружившись лупой, которую Вениамин Палыч, по своему обыкновению, бросил где придется – на этот раз у меня в комнате, – принялась разглядывать человека в шкуре. Ну до чего же знакомый нос! Где-то я его определенно видела, причем совсем недавно. И скула... Высокая, красивая скула. Прямо даже какая-то свободолюбивая и революционная. И тут меня словно окатили ведром ледяной воды. Бауман! Точно, он. Какой кошмар, надо бить тревогу! Моя Люська в опасности!

Непослушными пальцами я набрала домашний номер подруги, но в ответ услышала лишь длинные гудки. Мобильник Криворучко был отключен. Куда же это все запропастились? И дядя Веня как в воду канул, уж десять раз мог бы из магазина вернуться. Я кинулась к телефону и принялась накручивать диск, набирая ноль три. Хоть до Федора Антоновича дозвонюсь, и то дело. Оставаться один на один со своим открытием мне было невмоготу.

А открытие было такое – нос Люськиного обожаемого Володи Куракина отчего-то торчал из ягуарьей шкуры, в которую был закутан шаман на фотографии более чем двадцатилетней давности. Оторванный, между прочим, недрогнувшей рукой преступника. Как он туда попал, этот нос, меня совершенно не занимало. Меня страшила только близость Люськи к соучастнику преступления. А в том, что ее ненаглядный Володенька – соучастник, у меня не было ни малейших сомнений.

Поэтому, как только меня соединили с отделением милиции, я тут же принялась кричать в трубку: «Позовите следователя Козелка или участкового инспектора Свиридова!» Но бесстрастный и даже, как мне показалось, чуть заспанный голос дежурного по РОВД ответил мне в том смысле, что они люди занятые и каждый находится при исполнении. Участковый, следовательно, мотается по участку, а следователь, выходит, что-то там такое расследует. Короче, лениво было мужику зад от стула отрывать, вот он и отмазался, как смог. Послушав гудки отбоя, последовавшие сразу же за этой остроумной фразой, я решила послать всех куда подальше и действовать на свой страх и риск. Надо немедленно найти Люську! И тут я вспомнила, что сама же отправила ее сидеть в засаде и сторожить, когда старшая по подъезду придет отнимать улику – тыковку у отставного цирюльника. Так что же я как идиотка названиваю ей на мобильник? Ясное дело, подруга выключила телефон, чтобы не спугнуть предполагаемую преступницу. И тут же мне стало совершенно ясно, что делать дальше. Надо хватать тапки в охапку и мчаться в Большой Власьевский переулок.

А с кухни потянуло лучком – это Равшан готовил плов. Он установил на плите здоровенный казан, тот, что висел на стене, и священнодействовал на своем столе, разделывая баранью тушку. Заметив, что я вспугнутой мышью ношусь по квартире туда-сюда, сосед приветливо поинтересовался:

– Ты что, Саша-джан, идти куда собираешься?

– Да, да, собираюсь! – выпалила я, стоя на пороге квартиры и ведя неравный бой с лямками рюкзака.

Почему-то эти хитрые бестии всегда, как только я надеваю их на плечи, в самый неподходящий момент норовят поменяться местами и скрутить мне руки за спиной.

– Ты долго не гуляй, – предостерег меня Равшан. – Пораньше приходи. Плов кушать будем, вино пить будем. Праздник у меня.

– Да, да, будем. И вино пить, и плов кушать, – чтобы только отвязаться, ответила я и, справившись с непокорным рюкзаком, выскочила на улицу.

План действий у меня был простой – заявиться на крышу к престарелому цирюльнику, вызвать из засады Люську и сообщить ей пренеприятнейшее известие, что ее прекрасный принц – притворщик, оборотень, волк в овечьей шкуре и сообщник убийцы Семена Камальбекова. Расталкивая прохожих, я кинулась к Большому Власьевскому переулку, добежала до шестиэтажного дома старой постройки, обогнула строение и стремглав взлетела по пожарной лестнице на крышу. Не особенно таясь, протопала к знакомому домику и заглянула в приоткрытое окно. Картина, открывшаяся моему взору, поражала своей неожиданностью.

Еще в прошлый мой визит обитатель домика жил скромно и, можно сказать, даже бедно. Теперь же вся богатая обстановка из квартиры Камальбековых каким-то загадочным образом перекочевала в конуренку к Будьте Любезны. Конечно, настолько, насколько позволял ограниченный метраж помещения. Журнальный столик, ранее украшавший гостиную известного танцора, теперь стоял перед мягким креслом, полученным из того же источника. На столешнице хозяин расставил сервизную посуду, на которую выложил позаимствованные из холодильника Семена разносолы. Мясные нарезки исходили слезой, запотевшие бутылки с пивом шеренгой выстроились на краю стола. Сам же отошедший от дел цирюльник, закинув ноги на мягкий поручень, восседал в этом самом кресле и, разложив на коленях лэптоп, смотрел кино. На этот раз Роман Варламович отдыхал в слишком просторном для его щуплого тела шелковом халате и в кожаных шлепанцах тоже явно с чужой ноги.