Ненавижу любить тебя - Алиса Ковалевская

с места. Майское солнце светило ему в спину, сушило слёзы на моих щеках.

Пусть он уйдёт! Пусть оно сожжёт его!

– Счастливой жизни, – сплюнул он под ноги и наконец пошёл прочь.

Я привалилась к машине. Коленки подгибались, слёзы катились не переставая, сердце колотилось. Облизнула солёные губы и, прижав к животу ладонь, постаралась выровнять дыхание. Вдох, ещё один.

Стало легче.

– Спокойно, – прошептала, поглаживая свою крошку. – Спокойно, Вишенка. Всё в порядке. – Говорила, а голос дрожал.

Сукин сын! Мерзкий сукин сын! Как я только могла выйти за такого мерзавца?!

Боль потихоньку отступала, а вот тошнота – нет. Но ничего. Это тоже пройдёт. Посмотрела в сторону, куда ушёл Вася. Видно его уже не было. Начать заново?

Злость придала сил. Я вытерла слёзы и заставила себя отойти от машины.

– У нас с тобой много дел, – сказала Вишенке. – А этот дядя… Он больше не появится. Я тебе обещаю.

* * *

В салон к назначенному времени приехать я не смогла. Опоздала минут на десять. Маша уже ждала меня. Сидела на диванчике и без интереса листала каталог.

– Что случилось? – спросила она, поднявшись.

Я отрицательно мотнула головой. Рассказывать про встречу с бывшим не хотелось. Просто не готова была ещё раз пережить это.

– По дороге стало не очень хорошо.

Это была правда. Вернее, полуправда. Я едва добралась до ближайшего кафе. Там закрылась в туалете и минут десять просидела рядом с унитазом. Выворачивало все внутренности, желудок опустел, а спазмы не прекращались. И живот опять разнылся. Сукин сын! Мало ему того, что по его вине нам с отцом пришлось продать квартиру! Мало того, что он оставил меня по уши в долгах! Да как он посмел вообще появиться?!

Машка пристально смотрела на меня, будто не верила. Или верила, но сомневалась.

– А сейчас как? Может, перенесём примерку?

– Я уже всё равно приехала. Да и времени нет.

– Ты такая бледная…

Я вяло махнула рукой. Вымучила улыбку, хотя на деле улыбаться не было сил. Девушка-консультант принесла мне стакан воды и проводила в примерочную. Я сразу же устало опустилась на пуфик. Машка стояла над душой и смотрела, как я пью воду.

– Ты мне не нравишься, – сказала она спустя минуту тишины.

Я сама себе не нравилась. Особенно то, что живот тянул. Консультант вернулась с платьем, и я было встала. И сразу же прислонилась к стене.

– Господи… – Крепко прижала руку к животу.

В глазах потемнело, ноги подкосились.

– Карина! Кари…

Я сдвинула ноги. Навалилась на стену. Вишенка… Только бы не упасть. Только бы не упасть…

Кирилл

Во сколько приземляется самолёт, Карине я не сказал специально. Номер рейса тоже. По дороге из аэропорта хотел заскочить за розами. Не заскочил – память живо нарисовала разбросанные по коридору цветы и козла, лежащего на Карине. Обойдёмся на этот раз без букетов.

Карина была молчаливой и задумчивой. Встретила меня и словно бы даже обрадовалась, но по прошествии десяти минут я убедился – что-то не так.

Она взбивала в миске яйца, я наблюдал за ней. Волосы она собрала в хвост, и я видел её открытую лебединую шею. Даже родинку у линии роста волос видел, чтоб её! Только взглядом со мной Карина старалась не встречаться. Тонкое домашнее платье подчёркивало её силуэт. Красивая. На льду она бы не потерялась.

– Что случилось, Кари? – спросил я напрямую.

Она обернулась через плечо. Вначале мимолётно, потом взяла миску и, продолжая взбивать омлет, встала лицом. Но в глаза мне так и не смотрела.

Я поднялся и подошёл к ней. Забрал из рук венчик, долбаную миску и отставил в сторону.

– Что случилось? – снова спросил, заставив её поднять голову.

– Ничего, – вздохнула она.

Потянулась ко мне и обняла. Снова вздохнула.

– Кари…

– Ничего, – повторила тихо, почти по слогам.

Я только сильнее напрягся. Под женским «ничего» может подразумеваться что угодно. Это я усёк давно. За последние несколько дней Карина прислала мне только одну фотографию. Ни дурацких подсвечников с вопросом «какие лучше», ни цветных шариков. Сперва думал, что поняла наконец – срать я хотел и на шарики, и на подсвечники. До чего мне дела нет, так это до того, розовые розочки будут на торте или красные. Хоть ядрёно-жёлтые. Но сейчас, смотря на неё, стал подозревать, что дело в другом.

– Говори, – сказал спокойно, но так, чтобы поняла: отмолчаться не выйдет.

Каринка тихо вздохнула. Отвела взгляд.

– У меня кровотечение было.

Что у неё было?! Меня как под коленями хлыстом полоснули. Смотрел на неё, понятия не имея, что ответить. И ждал. Она подняла голову уже сама.

– Всё в порядке, Кир. Врачи сказали, что опасности нет.

Я всматривался в её бледное лицо. Под глазами круги, губы искусаны. Да чёрт возьми! Обуяла такая злость, что едва сдержался, чтобы не смахнуть на хрен салатник. У неё было кровотечение, а она, мать её, с этими яйцами!

– Почему не сказала?

Голос сел. На грудь будто положили тяжёлую плиту.

– Потому что ничего страшного не случилось. Такое иногда бывает. Сказала бы тебе, и что?

– Я бы прилетел.

– Вот поэтому и не сказала.

Она взялась за старое. Стук венчика бил по мозгам. Её пальцы сжимались вокруг ручки, тонкое запястье ритмично двигалось, жижа в миске плескалась.

У неё было кровотечение. Кровотечение, кровотечение, кровотечение!

Встал сзади и положил руку на живот. Она замерла на пару секунд и снова принялась взбивать омлет. Потом молча вылила всё в сковородку, поставила миску в раковину и добавила в жижу сыр.

Я свирепел сильнее и сильнее. Не выдержал, захлопнул сковородку крышкой и крутанул Каринку. Всмотрелся в глаза.

– Ты должна была мне сказать. Должна была позвонить.

– Успокойся. – Она положила прохладные ладошки поверх моих рук. – Пожалуйста, Кир, успокойся. Лучше… – Опять прижалась ко мне. – Обними меня. От того, что ты злишься, ничего не поменяется. А если ты меня обнимешь, мне будет хорошо.

Я обнял. Поцеловал в волосы. Каринка тихо застонала и обняла меня в ответ под фырканье в сковородке.

– Завтра у меня последняя примерка. Ты хотя бы представляешь, что у нас свадьба через неделю, Сафронов? Просто подумай… Мы с тобой через неделю поженимся.

Я усмехнулся уголком губ. Да, сказал бы мне кто такое восемь лет назад. Ледяная девочка – моя жена. Да проще было поверить, что я повешу коньки на гвоздь и подамся в космонавты. А теперь она, комкая мою футболку, стоит и смотрит огромными глазищами.

Склонился к ней, нашёл губы. Она сразу же приоткрыла их, встала