Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью - Александр Иванов

За центральным столом сидела только что приехавшая Агнешка Осецка, председательствующий Олег Ефремов, Булат и Даль. А мы все — где-то сзади. Под такую «закуску» все очень быстро вошли в «полное состояние». И Даль мне кричит оттуда:

— Иди сюда! Давай будем петь…

И начали мы петь:

— Проходит жизнь, проходит жизнь…

А поскольку все уже были «накачавшись» ровно до такого состояния, когда осознаёшь: плохо, что она проходит! — Олег Ефремов, молча выслушав два куплета, вскочил и закричал:

— Прекратите петь эту песню!!!

И мы закончили петь.

После этого, часа в три ночи, какие-то современниковские гримёрши, которые очень любили Даля, повезли нас с ним вдвоём куда-то к себе домой. Там мы снова пели, и Даль что-то изображал ещё: много читал и показывал какие-то куски из спектаклей. И тётки эти смотрели на него и говорили в один голос:

— Ну, просто Гамлет! Просто Гамлет…

Утром, в кромешной тьме — было около 6 часов — мы от них вышли, и Олег сказал:

— М-да… Хочется ещё выпить…

Холодно было ужасно. Олег был в своей дублёнке, а я — в таком драповом пальтишке. Мы сели в такси и поехали по Москве искать, где бы выпить.

И сцена была такая: мы подъезжали к какому-то ресторану, Олег выходил, звонил — открывал швейцар, разводя руками, показывал: «нет!». Мы подъезжали ко второму, третьему, пятому ресторану, пока, в конце концов, совсем ошалевшие, уже не помню как, оказались у какой-то женщины, у которой, как выяснилось, «что-то было». У неё мы просидели до 9 утра, после чего я пошёл на работу, а Олег… в театр на репетицию!

И это — ещё одна история из жизни Даля той поры.

Часто бывая в Москве, я всегда приходил к «Современнику». Однажды вышла интересная история. Я приехал в Москву, и там, где я обычно жил, должно было быть сборище. В этот же день в Москве был и Александр Городницкий, проходивший какую-то предзащиту. Валю Никулина я позвал: «Приезжай после спектакля». И надо ж так, но именно в этот день в Донецк через Москву (с пересадкой) летели Юра Кукин и Валентин Вихорев. И Кукин Вихореву сказал:

— Слушай, поехали к «Современнику». Я уверен, что мы там кого-нибудь найдём!

Приехали они на Маяковскую, и единственный человек, который в полночь (!) стоял у стен театра, был Валя Никулин! Даль в это время уже пришёл к нам, так как я с ним созвонился. А Никулин привёз с собой Кукина и Вихорева. Собралась огромная бардовская компания.

А у моих приятелей в квартире висела на стене огромная киевская концертная афиша того же года: «Ленинградские поэты-певцы Юрий Кукин и Валентин Глазанов». И все присутствующие на этом домашнем выступлении расписались на её обороте. Расписался и Олег Даль…

Очень интересное у меня с Олегом было посещение бывшей квартиры Ивана Москвина на Большой Басманной улице. В этом доме жил Валя Никулин и его первая жена Аня Москвина — внучка великого артиста.

Как-то после спектакля мы зашли в ВТО — посидеть. А потом решили взять чего-то поесть и поехать к Никулиным. Было уже очень поздно. А от большой квартиры Москвина осталась единственная (правда, огромная!) комната, в которой спала Аня. Я к ней тихонько подошёл и говорю шёпотом:

— Анечка, ты не волнуйся, сейчас тут несколько человек войдёт…

— Ничего-ничего, хорошо…

Встала, оделась, включила свет… и вся наша шумная, шутливая компания застыла с открытыми ртами. На стенах комнаты московской коммуналки висели полотна Врубеля, Поленова, Серова, Левитана, портреты Шаляпина и Собинова с дарственными надписями… И много других авторских подарков великому русскому актёру.

В середине апреля 1970 года я был в командировке в Таганроге: меня пригласили в институт читать лекции — восемь раз по два часа. Поселили меня в таганрогском общежитии, причём на женском этаже. Жил я в отдельной комнате, и всё время вечером прошлёпывали туда-сюда, туда-сюда какие-то дамы.

Скучно было одному… И я пошёл в кино на новый, только что вышедший фильм «Старая, старая сказка». Увидев Олега на экране, очень удивился: совершенно не знал, что он там играет, а на афишу даже внимания не обратил!

Пришёл после сеанса в эту общагу и как-то… Такое настроение было… Сел и начал писать стихи Олегу, вспоминая о наших с ним встречах — расставаниях:

Олегу ДалюКак позднее признание в любви,Звенит моя нестройная гитара,И стары песни грустные мои,И сам я, вероятно, тоже старый.

А в мире ритмы новые звучат,Но «Сказка старая» идёт в вечернем зале.Я вижу твой такой знакомый взгляд,И ты со мной встречаешься глазами.

Ты далеко, ты слишком далеко.Ты — там, за белым полотном экрана,Но всё равно сегодня Даль и К°Пришли ко мне негаданно-нежданно.

И вспомнилась декабрьская пора(Об этом позабуду я едва ли):Совсем недавно, будто бы вчераМы пели в современниковском зале.

Давай ещё под гиканье и свистСпоём. Пусть не гадает ворожея.Упали мы, но снова поднялись —Раскаянья не ждите, бармалеи!

Какой мороз стоял тогда в Москве!А утром рестораны все закрыты.И мы в такси за водкою в тоскеПогнали по Кольцу в шалман за Крымский.

Как хорошо, что мост не разведён…Ах, я забыл, что это ведь зимою!И, впрочем, здесь в Москве — другой закон,Не как у нас, над нашею Невою.

Мосты разводят для больших судов:Для кораблей, для барж, для теплоходов.И образы полуночных мостовТревожат память в злую непогоду.

Ещё одно запомнить я хочу:Над Пискарёвским утро раздаётся,И мы с тобой идём плечом к плечуОт Вечного Огня — навстречу солнцу.

И музыка, как будто чей-то стон,Разносит над могилами убитыхТоржественную песню похорон.Всё верно — «Не забыт» и «Не забыто».

И сколько здесь прожить отведено,Не скажут нам, да мы и не расслышим.Успеют прокрутить до дыр кино,И пожелтеют старые афиши.

Таганрог, 13–17 апреля 1970 г.

Вот такие сложились строки, которые, по возвращении в Ленинград, мне захотелось поскорее передать Олегу. Но он уже закрутил роман с Лизой Апраксиной — как раз в эти апрельские дни и исчез из поля зрения на целых полгода.

В ноябре они поженились, и Олег стал жить в квартире Лизы на улице Ленина, перебравшись туда из Москвы. «Современник» он оставил, а через некоторое время стал работать в нашем Театре имени Ленинского комсомола.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});