Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью - Александр Иванов

Что касается набросков Олега, относящихся к 1977 году, то это имеет прямое отношение к спектаклю «Как прекрасен этот мир», сценарий которого мы написали вместе со Славкиным: он — автор, я — соавтор, поскольку многие сцены переделаны под пантомиму. Я дал этот сценарий Далю, когда предлагал поставить его. Олег прочитал, и то, что мы видим теперь в наброске «Картина», — это ассоциации с целыми эпизодами того сценария. Но по тому, как он записал и расставил здесь свои мысли, — всё это очень необычно.

Вот он начинает со света: «Солнце. Восход. Закат». «Музыка»… «Клоун»… «Рама» — это оттуда и подчёркнуто им. «Клоун и птица в клетке». Там было пугало и птица. «Часы-кукушка», «Капля» — этот эпизод оттуда. «Квартира» — оттуда. «Телевизор» — это что-то его. «Хара»… Что он имел в виду? Виктора Хару? Видимо, как символ. Но почему тогда кавычки?.. «Лестница» у нас была, но мы делали её примитивно. «Путь к ней», «Борьба» и т. д. — это его. Типично его. Я же хотел сделать лестницу и человека, который идёт по ней. На лестнице лежат руки, которые всячески мешают ему взойти наверх: хватают его за ноги, за полы, за руки и, наконец, за горло. А наверху стоит стул, и человек идёт к нему, к своей карьере. И, наконец, когда он всё раскидал, преодолел и сел в это кресло, все эти руки начинают аплодировать и смирно ложатся на лестницу. Я Олегу это рассказал, и вот здесь он пишет: «Лестница — это путь к солнцу». И скидывает этот стул, не желая идти к какому-то примитиву, и движется значительно глубже, к духовному. «Серый и клоун — двойники». Он их связал, а у меня были просто «серые люди». Олег же исходил из того, что даже в этом случае есть какие-то индивидуальности.

Теперь вторая картина. «Она его ведёт». Там у нас этого не было. Думаю, что здесь он во многом шёл ещё и от формы, учитывая и выразительность средств. «Космос»… И, наконец, опускает нас всех на землю, на реальность, на быт. «Любовь. Параллельно — охота». «Пугало»… «Тир»… Есть здесь эпизоды из нашего сценария, но очень схематично.

«Данте»… «Чистилище»… Видимо, он искал финал.

Когда Олег в 1977 году пришёл в Театр на Малой Бронной, у него было время, и он снова вернулся к своим идеям. Но, читая эти наброски сейчас, я, как никогда, жалею, что он не успел осуществить, поставить эту работу.

Москва, 4 апреля 1992 г.

Валентин Глазанов

Встречи — расставания

Жизненные повороты столкнули меня с Олегом Далем во второй половине шестидесятых. Общение наше носило отнюдь не творческий, а, скорее, бытовой характер. В то время он переживал не самые лёгкие дни, как в личном плане, так и в творческой карьере. Безусловно, это прямым образом отражалось на разных моментах его поведения. Однако считаю, что ни преувеличивать, ни сглаживать ничего нельзя. Ведь сегодня уже мало кто с документальной точностью способен воспроизвести сам дух этой феноменальной ушедшей эпохи с простым названием «Шестидесятые».

Что ж… Я попробую. Ведь Олег не был родом из этого времени, он прожил его вместе с нами, своими старшими современниками. Как мог, как ему это было дано.

Знакомство с Далем началось очень издалека.

Начать нужно с того, что у нас в Ленинграде есть клуб песни «Восток» в одноимённом кафе Дома культуры пищевой промышленности. Возник он в 1961 году, вскоре после полёта Гагарина в космос. И в этом кафе начали собираться ленинградские барды. Сначала их было двое: Борис Полоскин и Валентин Вихорев. Потом пришёл я. А затем появились Городницкий, Кукин и Клячкин.

И каждый первый понедельник каждого месяца, кроме летних, мы там собирались.

Однажды, это было 4 апреля 1966 года, к нам из Москвы приехала жена Визбора — Ада Якушева и сказала:

— Завтра в Политехническом музее будет концерт бардов. Будут Высоцкий, Галич и вообще все москвичи. Ребята, поехали!

Мы прямо в этом кафе (!) собрали деньги, пошли на вокзал и, спокойно купив билеты, отправились в Москву: Клячкин, Городницкий, Кукин и я. И Адочка с нами.

На следующий день действительно был большой концерт в Политехническом. От нас выступали Городницкий, Кукин и Клячкин. От москвичей выступала, в частности, Людмила Иванова, я её видел впервые. Она пела свои песни, аккомпанировал её муж — Валя Миляев. И её песня «Я думаю, ты — это моя половинка…» по мелодии один к одному совпадала с моей песней.

Поскольку она выступала в первом отделении, я в перерыве подошёл к ней и говорю:

— Вот, я из Ленинграда… тоже пишу песни. У меня есть абсолютно одинаковая мелодия с вашей… Когда вы её написали?

Естественно, выяснилось, что песни написаны совершенно независимо, но поскольку мы — непрофессиональные композиторы, то мелодии — приблизительно все одинаковые.

Так мы познакомились, и она сказала:

— Мы скоро приедем на гастроли в Ленинград, тогда и сможем пообщаться.

И в начале июня 1966 года «Современник» приехал к нам. Жили они, как всегда, в гостинице «Октябрьская». Через администратора я узнал номер телефона, позвонил Людмиле и пригласил её к нам домой. Познакомилась она со всей моей семьёй…

На следующий день у них был спектакль, и она пригласила меня:

— Хочешь пойти?

— Конечно, хочу!

А это как раз был первый понедельник июня, и вечером должно было быть наше кафе «Восток». И я сказал:

— А после спектакля мы поедем туда.

— Хорошо.

Был я на спектакле, как сейчас помню, назывался он «Три желания», с Табаковым в главной роли. И Никулин там играл. А Даля — не было.

Я договорился с каким-то таксистом, что в десять с копейками он подъедет. Выходит Иванова и говорит мне:

— Знаешь… Вот, я хочу ещё с собой взять своего товарища — Валю Никулина. Он тоже этим интересуется. Можно мы вдвоём поедем?

— О чём речь! Конечно!

В половине одиннадцатого мы уже подходили к кафе «Восток». Все были очень довольны, а Никулин с Ивановой пели песни. Напевшись, они сказали:

— Знаете что, ребята, у нас сегодня у одной нашей артистки день рождения — у Лили Толмачёвой. Пошли к нам в гостиницу!

Было нас человек десять, и около полуночи мы из кафе пришли в номер гостиницы «Октябрьская». А там весь цвет театра «Современник» во главе с Олегом Ефремовым! И ещё Алиса Фрейндлих, которую они все очень любили.

И нас, бардов, привели туда, чтобы мы им попели…

Ну, мы и попели, и попили. Поскольку петь стали очень громко — пришла администратор и сказала:

— Если вы сейчас же не прекратите, мы вас немедленно выгоним!

Парламентёром в администрацию выслали Козакова:

— Миша, ты самый красивый! Ты лучше всех это сделаешь — иди, договорись…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});