Ловцы человеков - Олег Геннадьевич Суслопаров

говорится так уверенно. Мальчик даже стал совершенствоваться и иногда беспричинно устраивал тестирование своим знакомым. Он чуть не со слезами на глазах рассказывал о чем-то, перекраивая по своему вкусу факты и выдумывая необычайные подробности своей жизни.

Ему важно было только увидеть, как воздействует на человека его словесный поток, он учился, как можно управлять своим лицом и голосом, чтобы подопытный счел его простофилей, но никак не обманщиком. Если подопытный человек поддавался и безоговорочно верил, «испытатель» мысленно заносил его в «первый список» людей, которыми можно при необходимости помыкать. Если же он замечал в испытуемом желание воспринимать услышанное, только подвергнув его сомнению, он заносил этого человека в черный «второй список» людей, обладающих «здоровым цинизмом», которых следовало сторониться.

В учении он был довольно нелюбопытен. Он не увлекался каким-то предметом, исследуя материал и докапываясь до сути какого-то явления. Поэтому знания его были довольно поверхностны и чтобы вытянуть оценку до «четверочки», приходилось использовать все тот же прием «одевания маски». Даже зная всего часть заданного материала, он умел рассказать эту часть с такой уверенностью и помпезностью, словно делает вместо рассказа о пройденном на прошлом уроке целый научный доклад по затронутой там теме. Учителей, привыкших с годами работы в школе воспринимать действительность с детской восторженностью, такая манера всегда обескураживала. И даже видя, что ученик толком не знает материала, они ставили заветную «четверку» авансом, поверив, что он усердно учил и обладает явными способностями к учению.

Вслед за школой настало время институтской учебы, где, к своему удивлению, мастер надевать маску уверенного в себе знатока осознал, что этот его талант дает даже больше плодов, чем в школьной жизни. Понемногу ношение маски человека, уверенного в своей правоте и самозабвенно берущегося защищать правоту самых бредовых идей, из уловки превратилось в образ жизни. Понемногу маска эта окончательно закрепилась на лице, а в кругах преподавателей он прослыл талантливым и увлеченным молодым человеком, правда, несколько простоватым и не очень понимающим сути своих утверждений.

Маска никогда не подводила ее носителя в общении с теми, кто был выше его по положению или ниже. А вот общения на равных с товарищами по курсу не получалось из-за этой же маски: ему можно было только ими помыкать для достижения какой-то цели или их остерегаться. Дружба и обычное доверительное общение на равных с однокурсниками в жизни под маской не были предусмотрены. Впрочем, однажды судьба случайно свела его со студентом другого института. Тот показался Андрею весьма колоритной фигурой при весьма непритязательном внешнем виде. Казалось бы, в нем совмещалось несовместимое: простоватое панибратство в общении с толпой при умелом вкраплении в речь самых простецких выражений и сдержанная напряженность начальника, дистанцирующего себя от других и не допускающего даже сомнений в собственной правоте.

Вслед за школой настало время институтской учебы, где, к своему удивлению, мастер надевать маску осознал, что этот его талант дает даже больше плодов. Понемногу ношение маски человека, уверенного в своей правоте и самозабвенно берущегося защищать правоту самых бредовых идей, из уловки превратилось в образ жизни.

Маска никогда не подводила ее носителя в общении с теми, кто был выше его по положению или ниже. А вот общения на равных с товарищами по курсу не получалось из-за этой же маски: ему можно было только ими помыкать для достижения какой-то цели или их остерегаться. Дружба и обычное доверительное общение на равных с однокурсниками в жизни под маской не были предусмотрены.

Впрочем, однажды судьба случайно свела его со студентом другого института. Казалось бы, в нем совмещалось несовместимое: простоватое панибратство в общении с толпой и сдержанная напряженность начальника, дистанцирующего себя от других и не допускающего даже сомнений в собственной правоте. При этом новый знакомый умел всегда себя ставить так, словно он уже страстно обожаем другими и вознесен ими на пьедестал, откуда скромно по-отечески всем грозит пальчиком и понимающе глядит снизу вверх.

– Вот это силен! – подумал Андрей о новом знакомом. – Этот масочник почище меня будет. Я просто умею стоять на одном до упора, а этот еще и атакует, да с какими импровизациями!

После нескольких подобных эпизодов общения этих двух людей обоим им стало ясно: они могут работать в одной команде над общей целью, но никак не могут становиться друг против друга. Общего дела не предвиделось, поэтому пути их разошлись и сошлись вместе совершенно неожиданным образом.

Андрей уже более десятка лет после окончания института отработал на не таких уж и видных должностях, как вдруг ему поступило предложение занять важный государственный пост – должность, от полномочий носителя которой немало зависит и в стране, погрязшей во внутреннем переустройстве, словно в не отпускающей пленника болотной топи. Предложение последовало от того старого мастера импровизации. Как выяснилось, он достиг уже немалых высот и зовет на высоты вдруг не кого-нибудь, а именно Андрея. Тот сначала воспринял это как розыгрыш, но осознав, что это не шутка, откровенно испугался.

– Я же, в конце концов, не специалист в этой области! У меня даже образование не по этой части – какой я буду руководитель такого масштаба! Вы, что, смеетесь? – говорил он, сидя у камина в просторной зале загородной резиденции, в которую его пригласили для беседы.

– Видите ли, время специалистов в этой стране еще не пришло, – вмешался в разговор находившийся рядом немолодой человек с довольно скрипучим голосом. Седые волосы, нервно сжатые губы, сосредоточенный взгляд с горчинкой надменности аристократа – все это выделяло его среди бычащихся своим положением местных деятелей. Да еще необычной формы перстень-печатка на руке.

– Даст бог, оно придет еще не скоро, – продолжил этот человек. – А пока… нужны другие. Вас же не заставляют выполнять будничную рутину – для этого есть достаточно работников. Ваша работа – как говорят англичане, сохранять хорошую мину при плохой игре. Чтобы глазки не бегали, и голос не сбивался. Не бойтесь, поддерживать вас будут хорошие специалисты своего дела.

– А игра должна обязательно быть плохой?

– Все относительно, друг мой. Видите ли, наивные люди полагают, что демократия – это власть народа. В Америке над этим выражением принято смеяться, говоря, что дураков всегда большинство, значит, демократия – власть дураков. На самом деле власть всегда у тех, кто имеет больше денег, а демократия с ее выборами и прочими атрибутами – это всего лишь система рычагов, которыми можно заставить богатого делиться с бедным. Но пока наивное большинство в России сообразит, как воспользоваться этими рычагами, пройдут годы.

Так вот, если профессионал своего дела будет заявлять то, что придется говорить вам, его неискренность станет всем очевидной – он же всю жизнь говорил