Солнце сияло - Анатолий Курчаткин

По пути на станцию метро "Серпуховская", откуда мне еще было пять минут пешком до этого самого завода, где почему-то гужевался Фамусов, я ломал себе голову, зачем я ему понадобился. Не жениться же на своей дочери собирался он мне предложить. Никаких поводов к тому не было, и девять месяцев, как мы расстались, уже давно отстучали.

Пропуск на проходной благополучно дожидался меня. Продюсерская компания "Видео-центр", сказал охранник, вытаскивая из коробки листок с моим именем.

"Видео-центр", "Видео-центр", крутил я в голове название фирмы, поднимаясь по лестнице заводоуправления. Название было мне знакомо. Я шел в одну из крупнейших компаний, занимавшихся изготовлением рекламы. Но какое отношение имел к ней Фамусов, состоя на государственной службе?

Я тогда еще не мог себе и представить, что офис, в котором меня принял Фамусов, был лишь одним из офисов его компании. И в каждом был у него кабинет. И приемная перед кабинетом. И секретарша в приемной. И все это в каждом, в каждом.

- Добрался наконец, - сказал Фамусов, пожимая мне руку. - Кофе нам. Только не растворимый, а настоящий, эспрессо, - бросил он стоявшей в дверях секретарше. И вновь обратился ко мне: - Долго как добирался. Что, такси нельзя было взять?

Любопытная вещь, я это отметил сразу, еще он только мне позвонил: на встрече Нового года он обращался ко мне исключительно на "вы". А сейчас на "ты", и с такой твердостью, что ясно было: это не случайно, наоборот - очень даже осознанно. Как бы тогда и теперь я был для него в разных качествах, и к тому, каким я был для него сейчас, обращаться на "вы" было излишней роскошью.

Однако же признаваться, что на такси у меня элементарно нет денег, похавать бы три раза в день - вот мои возможности, признаваться в этом мне не хотелось.

- На такси и ехал, - с фарисейской постностью сказал я. - Но пробки! Черт знает что. Столько машин стало в Москве.

- Да, это да! - с удовольствием единомыслия согласился Фамусов. - Черт знает что. Иногда думаешь, хоть на метро езди.

- А мы не думаем, мы на метро и ездим, - в противоречие со своими предыдущими словами продолжил я.

Настроение удовольствия, разлившееся было по лицу Фамусова, истаяло с него. Он помолчал, глядя на меня взглядом бездушного высокогорного валуна, и усмехнулся:

- Ох, Саша! Гляди, передумаю.

- Что передумаете?

- Садись, - махнул он рукой на кресло - дикообразный черный гиппопотамище, сработанный под три таких седалища, как мое. - Давай вот что, - сказал он, устраиваясь на другом гиппопотаме. - Без выгибонов. Хочешь с выгибонами, тогда встаем - и ножками. На это предложение, что я хотел тебе, у меня очередь - последний за горизонтом.

- Я весь внимание, - сообщил я Фамусову. Спина моя была прямей стрелы в полете, руки на коленях - демонстративная поза пай-мальчика.

Фамусов поморщился. Но стерпел.

- Что такое клип, представляешь? - спросил он. - Музыкальный, в смысле.

Очень было бы странно, если б я не представлял. Два бы года назад другое дело, а теперь по всем каналам шло столько этой нарезки - мудрено не представлять.

Дверь распахнулась, и секретарша вкатила сервировочный столик. Я невольно перевел взгляд на нее и стал следить за ее потрясающе бесшумным приближением к нам. Как это у нее и получалось. Не секретарша, а прямо ангел во плоти.

- Не отвлекайся, - не повышая голоса, приказал Фамусов. - Ты здесь для дела. Ты человек музыкальный, как я мог убедиться, - это раз...

Секретарша подкатила к нам, перегружала содержимое столика на стол перед нами, он, не обращая на нее внимания, словно ее и не было, словно кофе и в самом деле подал ему некий незримый ангел, взял чашку, держал у рта, отпивал и говорил:

- Человек музыкальный, что существенно, - это раз. Кроме того, я видел пару твоих эфиров. И обратил внимание, как ты монтируешь. Это два.

Если бы я не взял на себя роль пай-мальчика, показывающего всем своим видом внимание и только внимание, я бы расплылся в польщенной ухмылке. Он заметил то, чего не замечал никто! Не знаю, зачем мне это было нужно, но я старался монтировать так, чтобы репортаж или то же интервью хотелось смотреть. Что там пальцы, постукивающие по столу или играющие ножом для разрезания бумаги! У меня в кадре играли и ноги, и ножки стульев, и часы на стене, и портреты, и занавески на окнах. Такие изыски что в репортаже, что в интервью были, конечно, совершенно не нужны - никто их и не замечал. Лишь Николай однажды, когда я на съемке требовал от него переходов с плана на план, панорамирования и всяких других штукенций, с порицанием отчитал меня: "Опять будешь художественный фильм стряпать?"

- Начинаешь понимать, к чему я? - спросил Фамусов.

- Я весь внимание, Ярослав Витальевич, - сказал я с невинным видом.

А сам внутри так и взвился к потолку: о чем, кроме как снять музыкальный клип, могла идти речь?!

Ну да, так оно почти и оказалось. Только я слишком высоко хватил.

- Мне бы хотелось, чтобы ты перемонтировал один клип. - Фамусов выкушал кофе, поставил чашку на блюдце и, словно внезапно осерчал на них, резким движением двинул чашку с блюдцем по столу от себя подальше. - Со вкусом у тебя вроде в порядке - это, можно считать, три. Нужно, чтобы клип играл, как бриллиант. Чтобы он привораживал. Зажигал! А не так, как сейчас... - Он будто выругался. - Берешься?

- Ну, Ярослав Витальевич, - начал я с уважением к себе. - Надо ведь увидеть материал, что он из себя представляет...

Фамусов прервал меня:

- Я сказал тебе, какая у меня очередь на это предложение? Берешься сейчас тебе покажут и материал, и монтажную тебе в распоряжение... Хочешь быть автором клипа? - Он посмотрел на часы. - Мне пора идти. Да? Нет?

Автором клипа! Он засаживал мне крючок не в глотку, а в самый желудок.

- Гонорар, Ярослав Витальевич, - вспомнил я о краеугольном камне цивилизации, разговором о котором было прилично дать согласие, не потеряв лица. - Что гонорар?

- Еще и гонорар? - поднимаясь, изобразил на лице удивление Фамусов. Но тон его явствовал, что это шутка. - Пятьсот целковых американскими. Больше не получается! - тут же пресек он любые поползновения с моей стороны поторговаться.

Произнося это, он уже двигался к двери, и я вынужден был последовать за ним. К своему эспрессо я не успел даже притронуться, и теперь ему была уготована жалкая участь стечь в канализацию девственным.

В приемной Фамусов, указав на меня секретарше, приказал ей проводить "молодого человека" к некоему Финько.

- Он все знает, и все с ним обговорите, - сказал он затем мне и подал руку: - Успехов!

Руку он мне подал уже почти от двери приемной, и мне, чтобы пожать ее, пришлось поспешно сделать к нему несколько шагов.

Об Ире нами не было произнесено ни слова.

Об Ире не было произнесено ни слова, а с ее сестричкой я встретился уже через пятнадцать минут. Правда, не вживе, нет. На экране монитора. Это, оказывается, был ее клип. Она там красиво закидывала голову, перебрасывая распущенные волосы с одной стороны на другую, глядела из-под этих волос вампиршьим взглядом, сидела, бегала, лежала. Ну и пела. Песня называлась "Мой волшебник". Соответственно теме были выстроены декорации: какой-то волшебный готическо-башенный замок, подъемный мост, низкие своды внутренних помещений. Уже по одним этим декорациям было видно, что клип влетел Фамусову в копеечку.

Песня была кошмарна - что слова, что музыка (музыка - Арнольда?), но пела она вполне сносно, петь ей было чем. И операторская работа тоже была недурственна. Но вот режиссерски - настоящее светопреставление. Это был какой-то хаос картинок, сценарный замысел утонул там, как в трясине, от него торчали наружу ручки да ножки.

- Это кто так удружил Ярославу Витальевичу? - спросил я Финько, крутившего мне клип.

- Да вроде как ничего, нормальный парень. Студент ВГИКа, - отозвался Финько. - Ярослав Витальевич сам его и привел.

Он был очень осторожным человеком, Леня Финько, сверхосторожным, как воробей, клюющий зернышки у человеческих ног: чуть что - и порх в сторону, как здесь и не прыгал. Непонятно было, что он о чем и о ком думает, вслух он всегда говорил лишь то, что не могло ему повредить - никогда и ни при каком раскладе. Ему было лет тридцать, он занимал в "Видео-центре" должность арт-директора (правда, тогда эта должность называлась еще как-то по-другому).

Я просмотрел клип раза три и принялся за исходники. Исходников было отснято едва не на полтора часа. Фамусов не пожался и на пленку.

- Что? Как вам? - спросил Финько, когда я закончил с исходниками и, пошатавшись по офису, отыскал его.

По исходникам получалось, выклеить клип можно, но для этого следовало не перемонтировать его, а монтировать заново. Что я на вопрос Финько и ответил.

Финько закивал:

- Да-да, я полагаю, Ярослав Витальевич с вами бы согласился.

Я еще не знал Финько и об его сверхосторожности, однако из этой его фразы мне сделалось абсолютно ясно, что под "перемонтировать" Фамусов имел в виду именно "смонтировать заново".