Еще жива - Алекс Адамс

Думаю, они там прятались от нас.

Я еду в метро, когда Джесс снова подходит ко мне, этот человек-марионетка, одетый в дутую куртку.

— Я не буду спрашивать разрешения присесть, потому что мы уже знакомы, а если бы мы были друзьями, вы бы первой предложили. Люди предлагают друзьям присесть, таковы хорошие манеры поведения.

— Присаживайтесь.

Он уселся. Точно такой же, как и в прошлый раз. Руки покоятся на коленях, взгляд устремлен прямо перед собой.

— Я знаю, что вы не имеете права рассказывать мне что-либо. Моя мать мне все объяснила, когда я говорил с ней по телефону. Она заявила, что вы можете нажить себе большие неприятности и что вас даже могут выгнать с работы. «Из-за тебя человек лишится средств к существованию, — сказала она мне. — А у женщины, скорее всего, есть рты, которые нужно кормить». В общем, я решил дать вам свою визитную карточку. Так будет нормально?

— Вполне.

Он шумно выдыхает, как будто нервничал, предполагая мой возможный отказ.

— Хорошо, я сейчас напишу ее, потому что пока у меня нет напечатанных.

Его куртка шелестит и поскрипывает, когда он засовывает руку в карман и извлекает оттуда фиолетовую, с искорками ручку и прямоугольный кусок плотной бумаги. Сверху он пишет свои имя и фамилию, домашний адрес, номер телефона и адрес электронной почты.

— Это на тот случай, если заработает Интернет. «Нельзя терять надежду», — говорит моя мама.

Он протягивает мне карточку и прячет ручку обратно в карман. Он ждет, наблюдая, как я открываю свою сумочку и кладу в нее его импровизированную визитку.

— Вам нравится готовить?

— Конечно.

— И я люблю готовку. Вчера вечером я сделал мини-пиццы на оладьях. Я их чуть не сжег.

Весь остаток поездки он говорит о еде. Я слушаю и делаю все подобающие замечания. Потому что я знаю то, чего не знает он: я собираюсь рассказать ему все. Но не здесь. И когда мне нужно выходить, я говорю ему об этом.

Глава 13

Сейчас

Я должна бодрствовать, я не могу отдыхать, если для этого требуется закрыть глаза. Мы в большом магазине. Лиза лежит на помосте, где раньше стояли манекены, одетые в наряды, которые будут в моде в следующем сезоне. Я сижу на полу рядом с ней, ноги скрещены, локти уперты в колени. Мою голову все туже и туже стягивает невидимый обруч, шея становится все слабее. Мне приходится руками поддерживать голову, чтобы она не упала на грудь.

У Лизы кровотечение. Это началось ночью: сначала пятно малинового цвета, потом капли, а сейчас это полотна Пикассо у нее между бедер.

Смерть затаилась в ожидании, но я не готова отдать ей Лизу. «Иди к черту!» — мысленно кричу я, потому что произнести это вслух значило бы напугать ее. Она стала цвета курицы, из которой выпустили кровь. Обескровливание — вот как это называется, смерть от чрезмерной потери крови. И я даже не знаю, что нужно предпринять, чтобы восполнить потерю в этих условиях.

Лиза знает, что я за ней наблюдаю.

— Не волнуйся ты так, Зои, со мной все в порядке.

Нет, с ней все не в порядке. То, что с ней происходит, не имеет ничего общего с порядком. Кровотечение не прекращается. Мне как минимум нужно найти аптеку и разжиться там ватой, бинтами, антибиотиками, хоть чем-нибудь, но я не могу уйти без нее и не могу взять ее с собой. Жаль, что сейчас здесь нет швейцарца. Но… я рада, что его здесь нет. Я была бы рада, если бы моя мать была здесь, или Дженни, или Ник. Я хочу, чтобы Ник был здесь. Он знает, что нужно делать. Девочка была бы в безопасности с ним, пока я добывала бы все необходимое.

— Со мной все в порядке, — повторяет Лиза. Ее слова сливаются друг с другом. — Давай поспим. Но сначала расскажи мне, куда мы направляемся.

— Мы идем на север, в селение Агрия. Оно расположено на берегу залива, у самой воды.

В какой-то момент среди зевоты и вычитывания себя за желание отдохнуть это все-таки случилось.

Мне приснился Сэм. Он в машине, в той, в которой погиб. Его тело страшно изувечено, кровь булькает между губами. Его мать тоже здесь, она обтачивает свои ногти пилочкой.

«Ты никого не можешь спасти», — говорит мне Сэм.

«Она может попытаться», — возражает его мать.

Они начинают спорить, а я вслушиваюсь в равномерное капание. Бензин, наверное. Может, кровь. Через некоторое время я устаю от их препирательств.

«Как же я получу свой скаутский значок, если я всех их не спасу?» — спрашиваю я.

Никто из них не может ответить мне. Моя бывшая свекровь отшвыривает пилку, закрывает глаза и прекращает дышать, как будто упрямство не позволяет ей сделать ничего другого, кроме как умереть.

Сэм смотрит на меня и улыбается кровавой улыбкой.

«Я бы в тебя влюбилась, — говорю я. — Со временем».

«Прекрати собирать значки, — говорит он мне. — Они, в конце концов, ничего не значат».

Затем я просыпаюсь и Сэм со своей матерью исчезают, равно как и Лиза. Только на этот раз она оставила за собой след. Маленькие кроваво-красные капли ведут вдаль по тротуару, жуткая пародия на хлебные крошки. Капли яркие и свежие.

Я иду по следу, вспоминаю историю про Гензеля и Гретель. Птицы склевали их хлебные крошки, а голодные заблудившиеся дети набрели на пряничный домик в лесу. Но домик был лишь приманкой для детей, которые не смогли устоять перед искушением сладостями. Ведьма, как сообщают нам братья Гримм, ничего так не любила, как хорошую детскую ножку на ужин. Она пленила Гензеля и Гретель и стала их откармливать, чтобы в дальнейшем съесть. Но она поплатилась за свои коварные замыслы смертью в огне собственной печи, куда ее загнала храбрая Гретель.

Где пряничный домик Лизы? Если я его найду, я найду и ее.

Следующие несколько капель размазаны. Пытаюсь сообразить, что это может значить, но мой ум одновременно затуманен сонливостью и остр от страха. Он перескакивает с одного вывода к другому, отбрасывает одни гипотезы, тут же замещая их новыми, ничего общего не имеющими с реальностью, а полностью навеянными конспирологическими теориями.

Теперь я бегу по следу «крошек». Мне нужно выяснить, куда они ведут. Я должна найти ее, поскольку не думаю, что Лиза одна. Она не может быть одна, без кого-то, кто завлек и повел ее.

Снова и снова я мысленно хлещу себя бичом. Это полностью моя вина. Я заснула, зная, что не имела права позволить себе этого. Я знала, что она нездорова, что ее сознание замутнено.

Это моя вина, поскольку я оставила девочку, хотя несу за нее ответственность.

Кровь, кровь, еще больше крови. Всю дорогу по улице, мимо оставленных отдыхающими кафе, мимо покинутых покупателями магазинов. Окна и двери некоторых из них разбиты, но большинство не тронуто, как будто человечество внезапно встало и ушло из жизни.

Окружающий вид меняется. Среди магазинов начинают появляться площадки со старыми и новыми транспортными средствами, выставленными на продажу. Большая часть их отсутствует, остальные представляют из себя металлолом. Кто-то хотел взять машину и уехать отсюда к черту, но не преуспел в этом. Скелет повис на рулевом колесе. Его или ее рука зажата в смертельном капкане поднятым оконным стеклом на водительском месте. Водитель тоже здесь, но его труп сохранил на себе больше плоти. У второго скелет дочиста ободран хищными птицами и плотоядными насекомыми. Водитель — кусок мяса, одетый в гниющие отрепья.

Сейчас мне нет до них дела.

След Лизы ведет меня к бежевому зданию, низкому и широкому, с окнами, сделанными из стеклоблоков. На двери вывеска, написанная на совершенно непонятном мне греческом языке, а также часами работы с 9:00 до 17:00. Какие дни рабочие, я понять не могу, да это и не имеет никакого значения. Я даже не знаю, какой сегодня день недели и какое число. С того дня, как мы покинули Бриндизи, я потеряла им счет. Та дата имела значение, но она уже в прошлом.

Запах ударяет мне в нос в тот самый момент, когда я упираюсь плечом в дверь. Затем дверь издает звук «пух», словно пожилой состоятельный джентльмен, затянувшись сигарой в казино, держит, держит, а потом выпускает дым в лицо своей спутницы. Той, которую он купил за слишком большую сумму, но, тем не менее, не ценит. Открыв дверь, я получаю вдох затхлого воздуха. Сосна, никогда не знавшая леса, или шишка в смеси с аммиачной вонью кошачьей мочи. Это почти полностью, хотя и не совсем, забивает медный запах свежей крови.

Сердце бешено колотится в груди. «Уноси отсюда ноги», — отстукивает оно азбукой Морзе. Но все происходит как во сне, который всем иногда снится, когда на тебя надвигается нечто невероятно ужасное, но ты не можешь сдвинуться с места.

Тук, тук.

Стулья. Литые пластмассовые стулья наподобие тех, что бывают в казенных учреждениях. Они расставлены буквой «П» вокруг стола. Лицевой пластик отслоился по краям, обнажая дешевую доску внутри. Здесь же находится конторка с панелями из матового стекла. На стене выделяется пустое место, где раньше был телевизор.