Укрощение - Камилла Лэкберг

Всхлипы прервали ее последние слова. Ей казалось, что она слышит чужой голос, что это плачет кто-то другой. Анна словно парила над собой, глядя на осколки своей прошлой жизни и на мужчину, которого любила больше всех и которого так сильно ранила.

Дан медленно обернулся. Он стоял, прислонившись к мойке, и смотрел на свои ноги. Сердце у женщины сжалось, когда она увидела глубокие морщины на его лице, серую безнадежность. Она изменила его в чем-то важном — и труднее всего ей было простить себе именно это. Раньше ее супруг всегда думал о других только хорошее, веря, что все остальные так же честны, как и он сам. Но она разубедила его в этом, отняла у него веру в себя и в людей.

— Я не знаю, Анна, — вздохнул мужчина. — Не знаю, чего я хочу. Месяцы проходят один за другим, мы делаем повседневные дела, ходим кругами вокруг друг друга…

— Но мы должны на что-то решиться. Или расстаться. Я больше не могу жить в таком подвешенном состоянии. И детям нужна определенность.

Женщина почувствовала, как у нее потекло из носа, и утерлась рукавом джемпера. У нее не было сил вставать и идти за бумажным полотенцем. К тому же рулон с полотенцами стоял за спиной Дана, а Анне нужна была дистанция метра в два, чтобы выдержать этот разговор. Если бы она ощутила вблизи запах любимого и тепло его тела, ее нервы могли бы сдать. С самого лета они не спали в одной комнате. Муж спал на матрасе у себя в кабинете, а она — в спальне, в их двуспальной кровати. Анна не раз предлагала ему поменяться, чувствуя, что это она должна была бы спать на тонком неудобном матрасе, просыпаясь каждое утро с болью в спине. Но Дан лишь качал головой в ответ на ее предложение и каждый вечер уходил в кабинет, чтобы улечься спать там.

— Я хочу попробовать начать все сначала, — прошептала женщина. — Но только если ты хочешь и веришь, что у нас есть хоть малейшая возможность. А иначе — лучше мы уедем. Я могу позвонить в агентство «Недвижимость Танума» прямо сегодня и узнать, что у них есть. Нам немного надо для начала, мне и детям. Мы жили в простых условиях, мы справимся.

Лицо Дана исказилось гримасой. Он закрыл лицо руками, и его плечи затряслись. С самого лета этот человек носил маску мрачного разочарования и гнева, но теперь слезы потекли по его щекам, капая с подбородка и оставляя мокрые следы на футболке. Анна не смогла сдержаться. Она подошла к мужу и обняла его, а он замер, но не попытался высвободиться из ее объятий. Женщина ощущала тепло его тела, но еще и чувствовала, как он сотрясается от рыданий, и она сжимала его все крепче, словно хотела удержать его, не дать ему рассыпаться на куски.

Когда рыдания стихли, оба некоторое время стояли неподвижно. А потом Дан тихо обнял жену.

* * *

Сворачивая налево после мельницы, в сторону Квилле, Лассе Ханссон чувствовал, как в нем закипает злость. Ни разу Тереза не поехала с ним! Неужели это так сложно — делать что-то сообща, неужели она не может проявить малейший интерес к тому, что изменило его жизнь и сделало его новым человеком? Он и община так много могли ей дать, но она предпочитала жить во тьме вместо того, чтобы впустить свет любви Божьей, освещавшей его жизнь.

Ханссон нажал на педаль газа. Он потратил столько времени, споря с женой, что теперь может опоздать на встречу руководства общины! Кроме того, ему пришлось объяснить ей, почему он не хочет, чтобы она бывала в конюшне, рядом с Юнасом. Она согрешила с этим мужчиной, занималась с ним сексом, не будучи замужем, — и какая разница, сколько лет прошло с тех пор? Бог желает, чтобы человек жил в чистоте и истине, чтобы грязные дела прошлого не отягчали душу. Сам Лассе признал и изгнал из своей жизни все плохое, очистился от грязи.

Это не всегда давалось легко. Повсюду его подстерегал грех. Бесстыжие женщины, которые предлагали себя, пренебрегая Божьей волей и Божьими заповедями, пытаясь совратить мужчин. Такие грешницы должны быть наказаны — и Ханссон был убежден, что это его задача. Бог говорил с ним, и никто не должен теперь усомниться в том, что он стал новым человеком.

В общине это видели и понимали. Они окружали его любовью, заверяли, что Бог простил его, что его жизнь теперь — чистый лист. Он много думал о том, как близок был к падению, к возвращению в прошлое. Однако Бог чудом своим спас его от плотской слабости, сделав своим сильным и мужественным учеником. Только Тереза отказывалась видеть, как он изменился.

Раздражение не покидало Лассе всю дорогу, но, как всегда, душа его преисполнилась покоя, едва он вошел в двери современного здания общины, финансируемого щедрыми прихожанами. Для такого удаленного места приход был большим, в первую очередь благодаря главе Яну-Фреду, который десять лет назад, после долгой борьбы, взял на себя руководство. До этого момента церковь именовалась «Церковью пятидесятников в Квилле», но новый глава тут же переименовал ее в «Христианскую истину».

— Здравствуй, Лассе! Как замечательно, что ты приехал! — воскликнула жена Яна-Фреда Леонора, выходя ему навстречу. Это была роскошная блондинка лет сорока, которая вместе с мужем управляла общиной.

— Да, мне всегда приятно приходить сюда, — ответил мужчина и поцеловал ее в щеку. Он ощутил запах ее шампуня и с ним — вздох соблазна. Но наваждение длилось лишь краткий миг, и Ханссон знал, что с Божьей помощью сумеет прогнать старых демонов. Слабость к спиртному ему уже удалось победить, но слабость к женщинам оказалась более тяжелым испытанием.

— Мы с Яном-Фредом говорили о тебе сегодня утром, — сказала Леонора, беря его под руку и ведя в сторону конференц-зала, где должен был проходить курс по управлению.

— Вот как, — проговорил Лассе, с нетерпением ожидая продолжения.

— Мы говорили о том, какую потрясающую работу ты проделал. Мы так гордимся тобой! Ты истинный и достойный ученик, и мы видим в тебе огромный потенциал.

— Я делаю только то, что Господь возлагает на меня. Во всем его заслуга. Он дал мне сил и мужества увидеть мои грехи и очиститься от них.

Женщина похлопала своего спутника по руке:

— Да, Господь милосерден к нам, слабым грешным людишкам. Его терпение и любовь безграничны.

Они подошли к конференц-залу, и Ханссон увидел, что все остальные участники уже на месте.

— А твоя семья? Они и сегодня не смогли прийти? — спросила Леонора, глядя на него с сочувствием.

Лассе стиснул зубы и покачал головой.

— Семья важна для Господа. То, что соединено Богом, люди не должны разъединять. А жена должна разделить жизнь своего мужа, его единение с Богом, — заявила хозяйка общины. — Но ты увидишь — рано или поздно она поймет, какую прекрасную душу Господь нашел в тебе. Он излечил тебя и сделал совершенным.

— Наверняка она это поймет, просто ей нужно время, — пробормотал Лассе. Во рту у него ощущался металлический привкус гнева, однако мужчина заставил себя отогнать все негативные мысли. Вместо этого он повторял про себя свою мантру: свет и любовь. Именно такой он сейчас — свет и любовь. Осталось заставить Терезу понять это.

* * *

— А мы обязательно должны туда идти? — спросила Марта, натягивая на себя чистую одежду, после того, как она побывала в душе, смыв с себя запах конюшни. — Не можем мы просто остаться дома и заняться тем, что делают все обычные люди вечером в пятницу, — поесть такое, например?

— У нас нет выбора, и ты это знаешь, — отозвался ее муж.

— Но почему мы обязательно должны ужинать с ними по пятницам? Ты когда-нибудь задумывался над этим? Почему мы не можем обедать у них в воскресенье, как многие обедают со своими родителями и родителями супруга? — Фру Перссон застегнула блузку и теперь причесывалась перед большим зеркалом в спальне.

— Сколько раз мы уже это обсуждали? — вздохнул Юнас. — Мы так часто уезжаем в выходные на соревнования, что вечер пятницы — единственный вариант. Зачем ты задаешь вопросы, на которые знаешь ответы?

Марта услышала, как голос супруга сорвался на фальцет — как всегда, когда он раздражался. Ясное дело, она знала ответ на вопрос! Она просто не понимала, почему они должны во всем приноравливаться к Хельге и Эйнару.

— Но никому из нас от этого нет никакой радости. Мне кажется, все вздохнули бы с облегчением, если бы избежали этих совместных ужинов. Просто дело в том, что никто не решается сказать об этом вслух, — сказала она, надевая теплые колготки. В доме у родителей Юнаса всегда было очень холодно: Эйнар жадничал, экономя на электричестве. Ей придется надеть поверх блузки кофту, иначе она окоченеет, пока дождется десерта. — Молли тоже не хочет идти. Как ты думаешь, до какого момента мы сможем заставлять ее? Она скоро взбунтуется.

— Все подростки терпеть не могут семейные обеды. Но ей придется пойти с нами — это не какое-то сверхъестественное требование, не так ли?

Марта остановилась, разглядывая мужа в зеркало. Сейчас он стал еще красивее, чем был, когда они познакомились. Тогда это был нескладный и застенчивый молодой человек с красными прыщами на лице. Однако она увидела за его внешней робостью нечто другое — нечто родное и узнаваемое. И со временем — и ее помощью — неуверенность Перссона улетучилась. Теперь он стоит, широко расправив плечи, сильный и мускулистый, и после всех долгих лет совместной жизни при виде него все в ней начинает вибрировать.