В тайге стреляют - Юрий Шамшурин

— На все! — процедил он.

Присутствующие затаили дыхание. Банкомет было заколебался, но потом тряхнул раскосмаченными кудрями.

— У нас рассчитываются сразу. Закон! — глухо предупредил Дацан и рывком выдернул карту.

К десятке привалила десятка. Тайно радуясь своему везению, Сыч потеснил игроков, сел на скамью и сказал банкомету:

— Набирай себе!

Тот вскрыл даму, шестерку... Потом девятку. Пытливо посматривая на Ваську, задержал над колодой руку.

— Остановлюсь! — решил он. — Восемнадцать!

— Мало каши ел! — хохотнул Васька. — Здесь все двадцать.

Он бесцеремонно загреб выигрыш, снял шапку и ссыпал в нее монеты. Кредитки засунул за обшлаг рукава. Дацан побледнел и прикусил губу.

Когда по кругу очередь опять дошла до него, Васька сорвал второй крупный куш. Взбешенный Дацан удвоил ставку. Игроки дышали, как запаленные лошади.

Раззадорившийся Васька снова ударил по банку — и проиграл. Немного погодя шапка его опустела. Сыч полез в карман, с шиком выкинул несколько бумажек. И опять неудача. А игра уже целиком захватила его. Вскоре у артомоновского адъютанта не осталось ни копейки, а на раздаче ему выпал трефовый туз. Заколебавшись, Сыч, как завороженный, смотрел на тускло поблескивающее золото — определенно счастье опять привалило к нему.

Сосед справа перебрал очки и, бормоча проклятия, вышвырнул деньги. Наступил Васькин черед.

«А, была не была!» — холодея, подумал он и кинул карту на банк.

К тузу пришел король. Мало. Стараясь быть невозмутимым, Сыч попросил еще карту. Пиковая восьмерка, похоже, злорадно ухмыльнулась. У Васьки закружилась голова. Он вяло разложил взятку.

«Попрошу у штабс-капитана», — подумал он, чувствуя гулкое биение в висках.

— Лишнее прихватил! — захихикал кто-то.

Дацан, указательным пальцем передвигая монеты, сосчитал банк.

— Двести семьдесят целковых, — устало сказал он и продвинул к Ваське мокрую ладонь.

— Братцы! — забормотал Сыч. — Дома гроши забыл. Думал, с собой, а они во френче. Сейчас сбегаю, принесу.

— Рассчитывайся!

— Понимаешь, оставил! — объяснял Васька, боясь встретиться с Дацаном взглядом. — Я мигом обернусь. Тут недалече. Если не веришь, со мной кого-нибудь отправь. Честное слово!

— Расчет! — понижая голос, повторил Дацан. — С банка брал, не оправдывался...

— Сейчас будет!

Васька вскочил, перенес левую ногу через скамью. Но Дацан опередил его. Сдвинув стол, он прыжком очутился на середине комнатки и выдернул из-за голенища кинжал. Свет лампы, отразившись, сверкнул на отполированном с загнутым кончиком клинке. У Васьки зарябило в глазах. Редкие оспины на лице его стали будто наклеенные. Он стоял точно парализованный и всхлипывающе всасывал носом воздух.

— На хапок хотел взять, капитанская подстилка! — наседал на Сыча Дацан при одобрительном безмолвии остальных.

Дверь неожиданно распахнулась, и в дом вошел Павел Цыпунов. Он окинул взглядом взбудораженных мужиков, заметил разбросанные на столе карты, бледное, исказившееся лицо Сыча, кинжал в кулаке Дацана и сразу сообразил, из-за чего заварилась катавасия.

— Сколько? — без обиняков спросил Павел и загородил собой Сыча, которого колотило, как в приступе лихорадки.

— Двести семьдесят, — нехотя ответил Дацан и попросил: — Не мешался бы ты в наши дела, начальник...

Но Цыпунов молча запустил руку в боковой карман, вытянул пачку керенок, отсчитал нужное количество и протянул Дацану.

— Порядок?

Дацан хмуро кивнул. Цыпунов опустил ладонь на подпрыгивающее Васькино плечо и повел его к выходу. Сыч механически переставлял негнущиеся ноги.

— Да, — у порога вспомнил Павел и повернулся к Дацану, — быстро на пароход!.. Ищи вас!

— Есть, начальник!

— Должником моим будешь! — заметил Цыпунов на улице.

— Павел Иванович, да я, — Васька захлебнулся в приливе преданности этому человеку, — по гроб жизни... Любую вашу просьбу. Только прикажите...

— От меня золотом не отделаешься! — внушительно произнес Павел и посоветовал: — Брось карты, Вася! Занимайся лучше девками — безопаснее!

Павел проспал до полудня. Проснувшись, с неудовольствием вспомнил проделанную позапрошлой ночью «работу»,

— Упустили! А может, не проехал еще? Дам команду: пусть продолжают следить за дорогами!.. Все же одним меньше, и то ладно. Не напрасно мерзли! — пробурчал он, потягиваясь и зевая. — А на Ваську можно положиться!

Спать больше не хотелось. Вставать — тоже лень. Под одеялом из песцовых лапок лежать было приятно.

«Жениться, что ли?» — размышлял он, апатично разглядывая убранство чистого дома. На полу чуть ли не в полкомнаты была раскинута шкура медведя с седым загривком. На разлапистых рогах лося висели дорогие охотничьи ружья. Вход сюда рядовым отрядникам был запрещен: грязи от них много...

Февраль — месяц, когда солнце начинает пригревать у коров бока. Старая это примета. Якуты сидели во дворе, пристроившись вдоль завалинки юрты. С ледяных окон свешивались сосульки. Покуривая трубки, повстанцы вели неторопливый разговор. Вспоминали о доме, об охоте. Степан увлеченно рассказывал, как он несколько лет назад гонял по насту сохатого и убил его в нескольких шагах от себя, измотав длительным преследованием.

— Совсем зверь идти не может, — привстав на коленках, говорил он. — Ноги до костей о наст изрезал. В каждом следу крови полно. Три шага пройдет — остановится. Увидит меня, опять маленько побежит. А сам, как человек вроде, стонет...

Отрядники слушали внимательно, с интересом и вставляли в его повествование свои замечания. К юртам на маленькой лохматой лошаденке галопом подскакал вестовой артомоновского отряда Васька Сыч. Обтянутый ремнями поверх кожаной тужурки, с маузером в деревянной кобуре на боку, в огромной мохнатой папахе, лихо заломленной назад, он осадил коня возле бездельничающих отрядников и гаркнул:

— Где командир?!

Ему указали на дом. Сыч соскочил с седла, кинул поводья первому попавшемуся и, придерживая рукой маузер, затрусил к крыльцу. По его озабоченному лицу со вздернутым носом нетрудно было определить, что он привез какое-то чрезвычайно важное известие. Сидящие встревоженно переглянулись.

— Не к добру! — промолвил Степан. — Опять, однако, война будет! Этот всегда худую весть привозит!

Через несколько минут из дома выскочил полуодетый командир. Впопыхах он наступил ногой на распущенную вязку левого торбаса и ткнулся лицом в снег. Проворно вскочив, Павел заорал:

— На нас идет красный отряд!

В его голосе звучала такая нотка, словно в этом сообщении было что-то уж очень оскорбительное для всех. Будто подкинутые неведомой силой, белоповстанцы вскочили и бестолково засуетились. Павел пришел в себя: