Силуэты минувшего - Георгий Алексеевич Римский-Корсаков

всячески изругал, и только тогда я пошел выполнять мой воинский долг, как его понимал Перфильев. Конечно, сам он, как обещал, на уборку не пришел.

Стоять в строю «смирно» после пьяной ночи было крайне мучительно. Шатало во все стороны и мутило ужасно. Все же мы с Штукенбергом благополучно осилили все занятия, а вот Перфильев пришел в манеж бледный, как бумага, два раза выходил «оправиться» на воздух и, наконец, ушел совсем, сославшись на вызов в канцелярию бригады. Степан Петрович откуда-то уже знал, что Перфильев «гулял» у нас, и предложил нам идти домой спать. Мы мужественно отказались и почувствовали себя героями.

А. Игнатьев в своей книге «50 лет в строю» очень верно изобразил жизнь молодого гвардейца-кавалериста. Очень точно показан безотрадно пустой быт гвардейского общества. Жестоко правдиво показаны картины беспробудного пьянства. Однако надо внести поправку в финансовые подсчеты автора. Он правильно пишет, что жалование (зарплату) в гвардейской кавалерии младшие офицеры не получали, а только расписывались в ведомости. Но нельзя согласиться с тем, что обеды офицерского собрания ему обходились всего в сто рублей в месяц. Вполне возможно, что в эту сумму не входила стоимость выпитого вина, что составит вместе не меньше двухсот рублей. По тем данным, которые приводит Игнатьев, можно думать, что он получал от родителей около 250 рублей на свои расходы. Думаю, что эта сумма значительно им преуменьшена. Возможно, что и с Игнатьевым здесь происходило то, что с многими другими молодыми офицерами, живущими на средства родителей. Он мог действительно получать от них 250 рублей в месяц твердого оклада, но потом, по мере надобности, несколько раз в год обращаться к ним с просьбою погасить неотложные долги. Я знаю, например, случай, как один старый помещик, в прошлом армейский улан, хвастался перед молодежью, что он в годы юности получал от родителей лишь всего 25 рублей в месяц, и очень весело жил. Но потом оказалось, что когда этот почтенный ротмистр ушел в отставку, то его родителям пришлось продавать имение, чтобы заплатить его долги.[26]

Игнатьев напрасно прибеднивается. Служба его в кавалергардах, а его брата в лейб-гусарах свидетельствует об очень прочной материальной базе его семьи. Непонятно, зачем Игнатьеву понадобилось приуменьшить свои офицерские расходы. Я, будучи всего лишь вольноопределяющимся, для которого были недоступны, как для нижнего чина, многие офицерские расходы, тратил в месяц не меньше 100 рублей.

Книга Игнатьева много бы выиграла, как литературное произведение, если бы автор писал более объективно, меньше бы вкладывал своего чувства в описание различных явлений жизни.

Глубоко прав Игнатьев, когда пишет, что постоянные «гулянья» офицеров в присутствии песенников-солдат оказывали весьма пагубное влияние на нравственность нижних чинов. Я думаю в дальнейшем рассказать об этом.

Когда я поступал в 1912 году служить вольноопределяющимся в гвардейскую конную артиллерию, то я уже знал, что первое место в обществе офицеров этой военной части занимает флигель-адъютант капитан Линевич. Он был начальником учебной команды, где я должен был проходить службу. Команда размещалась в Павловске, вместе с 5 и 6 (донской казачьей) батареями. Бесспорно, что на тусклом фоне общества гвардейских офицеров Линевич являлся довольно яркой и самобытной фигурой.

Александр Николаевич Линевич был сыном своего знаменитого отца, «героя» Японской войны. По своему происхождению Линевич принадлежал к тем удачливым детям-кантонистам, которые дали несколько известных имен на военном поприще, например, генералов: Н.И. Иванова, братьев Гершельманов и др.

Впервые о Линевиче-отце заговорили, когда он стал начальником сводного отряда войск европейских государств при подавлении «боксеров» в Китае. Говорили, что этот поход принес Линевичу значительный капитал, полученный от реализации золотых китайских богов из разграбленных русскими солдатами языческих храмов. Так или иначе, но генерал Линевич имел возможность удачно выдать замуж своих дочерей, определить сына в Пажеский корпус и выпустить его служить в гвардию. Одна из дочерей была замужем за лейб-акушером, профессором Оттом, а другая за генералом Орановским, в мое время командиром гвардейской конной артиллерии.

Александр Николаевич делал быструю военную карьеру. Будучи флигель-адъютантом, получив вензеля на погоны в память своего отца, он в тридцать два года был уже полковником, командиром батареи в самой аристократической гвардейской кавалерийской бригаде.

В своей области Линевич-сын был бесспорно талантлив, ловок, смел, не глуп, оригинален в пределах допускаемых его флигель-адъютантскими аксельбантами, а иногда и выходя за эти пределы. Любил позировать и всюду играть первую роль. Любил поиграть «в солдатики», при условии, чтобы эта игра не нарушала его сибаритских привычек и приятного проведения времени. Надо заметить, что «игрой в солдатики» называлась военная служба. Он хорошо знал эту службу, хотя и делал вид, что она его мало интересует и что солдаты, пушки и лошади – это только фон, декорация для него, Линевича – центра нашей солнечной системы.

Он был прекрасным кавалеристом, и это не удивительно, поскольку, по его словам, он сел на лошадь в самом раннем детстве. Его отец препоручил четырехлетнего сына старому казаку-сибиряку с приказанием сделать из него человека. Наука была суровой, но принесла плоды. Линевич действительно знал лошадь и умел с ней обращаться.

Молодые офицеры с восторгом шли за Линеничем, старались подражать ему. Он задавал тон, которого придерживалось большинство молодежи, на которую снисходительно взирало старшее поколение офицеров, боясь отстать от века, но в глубине души, вероятно, не всегда одобряя этот тон, а бывшие конно-артиллеристы (генералы Гилленшмидты, Мезенцевы, Слезкин, Фан-дер-Флит) совсем не сочувствовали этому легкомысленному, игривому и наплевательскому тону – blasé[27], принятому как в определенных кругах высшего общества, так и в некоторых частях гвардии. Это была бесспорно «коррупция». Она разъедала дореволюционное светское общество сверху. Рыба начинала дурно пахнуть с головы. Запахло нехорошо и в гвардии.

Линевич обладал приятной внешностью: среднего роста, слегка согнутые «по-кавалерийски» ноги, небольшая круглая голова, большие круглые, несколько утомленные глаза, над ними густые круглые брови, красиво очерченный рот, который любил при смехе показывать два ряда прекрасных зубов, и, наконец, небольшие подстриженные по-английски усики. В общем, лицом Линевич напоминал очень Макса Линдера, известного героя немого кино.

Высоко поднятые круглые брови, челка волос, свисающая на лоб, разговор плечом и несколько наглая улыбка Линевича напоминали также и о малосимпатичных героях французских романов. Ничего аристократического, джентльменского в нем не было. Духи, которые употреблял Линевич, были очень дурного тона. Это был блестящий парвеню, не лишенный личного обаяния и смекалки, чтобы удачно продвигаться по шкале светского успеха. Говорили, что его любили царские дочери.

Многие офицеры конной артиллерии в Павловске носили не русские кители, а английские френчи-рубашки из мягкого, защитного