Белая роза - Маке Огюст

— А, впрочем, нет, — встрепенулась герцогиня, внезапно охваченная беспокойством. — Нет, я не отдам то, что уже у меня в руках. Скоро ночь, я уезжаю и увожу Кэтрин. А ты скажешь всем, что беспокоишься о ее безопасности в условиях войны, скажешь, что поручил ее моим заботам, в общем, говори, что хочешь. Но у тебя эта драгоценная пленница не останется. Я увожу ее.

Продолжая говорить, она наклонилась, чтобы поднять Кэтрин, Ей это удалось, она усадила девушку на подушки и попыталась вернуть ее к жизни. Она так прижала ее к своей груди, что казалось, что она собирается силой утащить ее с собой. Во всяком случае, так показалось Ричарду.

В его глазах сверкнул огонь. Долго сдерживаемая буря, наконец, забушевала во всю свою мощь. Он бросился к Кэтрин, вырвал ее из рук герцогини и буквально смахнул Маргариту с места, как ветер смахивает сухую траву.

— Уйди прочь, — сказал он, — прочь, чудовище, явившееся из ада! Не прикасайся к моей возлюбленной, не трогай мою жену! Она моя! Делай, что хочешь, говори, что хочешь, но не трогай Кэтрин.

— Ты хочешь, чтобы я позвала людей? — спросила герцогиня. Она вся дрожала от гнева и пыталась собрать остатки сил, чтобы с достоинством продолжить борьбу.

— Попробуй сделать хоть шаг, шевельнуть пальцем, открыть рот, — ответил Ричард, из глаз которого при каждом его содрогании вырывался огонь. — Попробуй только взглянуть мне в лицо, и я сам позову людей, чтобы они убрали твой труп!

Он мгновенно выхватил меч. Сверкнула сталь, хоть и не столь ярко, как блестели его глаза, и страшное лезвие меча завибрировало в его конвульсивно сжатой руке.

— Так, — прошептал он, увидев, как побледнела герцогиня, — ты сдаешься, королева… и правильно делаешь!

Она и впрямь отступила, сраженная его неистовством. Ей показалось, что сам король Эдуард восстал из гроба, а он был страшен и красив в своем бесподобном гневе.

Он вытолкал ее за порог. Она вышла и закрыла дверь. Толпа молча расступилась перед ней. Казалось, что эта женщина покорно движется в ореоле пламени, вырвавшемся из глаз Ричарда.

Герцогиня со своей свитой поднялась на борт баркаса. Судно понеслось по волнам. Свита была потрясена. Герцогиня пыталась подавить в себе чувство страха и жажду скорой мести.

XVII

Сразу после отъезда герцогини случилась настоящая трагедия. Слуги, вошедшие в покои герцога Йоркского, застали его стоящим на коленях рядом с Кэтрин и плачущим навзрыд. Девушка так и не пришла в сознание и по-прежнему лежала неподвижная и холодная, словно неживая.

Ричард безуспешно пытался вернуть ее к жизни, но она не открывала глаз, с ее губ не срывалось дыхание. Поверхность стальной пластины, которую Ричард держал у ее рта, оставалась матовой.

Вскоре вся комната наполнилась народом. Одной из первых прибежала Сюзанна. Она впала в отчаяние, увидев, что произошло с Кэтрин, и в каком состоянии находится принц. Позвали врачей, но и они не смогли определить, что за недуг поразил девушку, и какими он вызван причинами. Ричард же страдал и от того, что видел состояние своей возлюбленной, и от неспособности помочь ей.

В течение ночи и всего следующего дня герцогиня Йоркская ни разу не открыла глаз и ни разу не заговорила. Понапрасну недоверчивая и подозрительная Сюзанна пыталась добиться от нее хотя бы слова, чтобы понять причину столь странной болезни. Понапрасну пыталась она разгадать эту тайну, глядя в опухшие глаза Ричарда. Принц ни в чем не признался ни ей, ни придворным. Он ждал прибытия лорда Килдара, который спешил к нему в авангарде его войска. Ричард уповал только на Бога и только с ним и общался.

Врачи наконец назвали поразившую девушку болезнь. Они сказали, что с ней случилась каталепсия. При этом врачи ссылались на труды Аристотеля, а отчаявшийся и мрачный Ричард утверждал, что они лгут. "Она умерла! — говорил он, — в противном случае она не перенесла бы моих рыданий, не осталась бы глуха к моим мольбам, она бы очнулась от моих поцелуев, от моих слез, заливающих ее бледный лоб!"

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Онемевшая от горя шотландка не отходила от девушки ни на шаг и не спускала с нее глаз. Казалось, что она уже готова винить Ричарда в том, что он так и не сотворил чуда. Слишком велико, по ее мнению, было отчаяние принца, а такое состояние всегда вызывает подозрения: не мучают ли его угрызения совести за какие-нибудь грехи.

Тем временем из армии прибыл посыльный с донесением от Килдара, что несколько разрядило тягостную обстановку. Килдар сообщал принцу, что город Эксетер может быть легко взят. Все складывалось как нельзя лучше. Этот ключевой город, утверждал Килдар, быстро падет и настежь откроет свои ворота, если сын Эдуарда будет лично участвовать в его осаде. Достаточно просто устрашить его защитников, но при необходимости можно будет использовать силу. Надо только действовать решительно, не теряя времени. Ричард оглядел своих придворных, но увидел в их глазах лишь равнодушие, амбиции и жадность. Оставаться рядом с Кэтрин и далее уже стало невозможно. Ведь восставшим нет никакого дела до его любимой женщины. Если герцог промедлит, то будет объявлен трусом. Он приказал готовиться к отъезду, а поскольку оставлять Кэтрин одну он тоже не хотел, то решил забрать ее с собой. Ричард приказал поместить ее в огромную повозку, напоминающую дом на колесах, в которую впрягли двенадцать лошадей. Охрану Кэтрин обеспечивал отряд преданных шотландцев. Сам же Ричард, скрыв свое отчаяние под непроницаемыми доспехами, повел на Эксетер своих сторонников, полных надежды и энтузиазма.

Действовать иначе он не мог. Отныне его главным желанием стало не завоевание трона, а героическая смерть рядом с Кэтрин.

Не давали покоя и обвинения, выдвинутые герцогиней Бургундской. Они доводили его до состояния крайнего бешенства, до полного безумия. Обычный человек неминуемо рухнул бы под таким напором ненависти. Но правду ли сказала герцогиня? Неужели Ричард, действительно, лишь жалкий самозванец? Правда ли то, что он похитил руку Кэтрин? Правда ли, что он должен был лишь заменить собой Симнела, осмеянного и проклятого народом? Хотя, считал он, все это уже не так важно. Ведь впереди его ждет смерть и только смерть!

Подстегиваемый этими мыслями, молодой человек летел навстречу лорду Килдару. Расстояние между ними стремительно сокращалось. Вскоре Ричард, обладавший орлиной зоркостью, издалека разглядел вымпел и плюмаж лорда. Он бросился навстречу Килдару, схватил его за руку и утащил в сторону, подальше от чужих глаз и ушей. Там, весь дрожа и издавая глухие стоны, он поведал ему о визите герцогини, ее оскорблениях и страшных откровениях.

Впившись жадным взором в потемневшие глаза старого воина, он пытался уловить ход его мыслей, искал в них проблеск неуверенности и, задыхаясь, ждал окончательного приговора.

— О! — воскликнул он, — Патрик, благородный Патрик, скажи мне правду. Мне так нужна правда! Или я вырву ее из твоего сердца!

Лорд Килдар, раздавленный свалившейся на него новостью, хранил молчание. Он перебирал в уме все беды и несчастья, которые пришлось пережить Ричарду. Он обращался к своему разуму и к своей мудрости, пытаясь разгадать тайну принца, но так и не находил ответа. Хуже того, он со страхом думал, что и на него тоже могут обрушиться сомнения.

Но Килдар был сильным человеком, и сердце его было большим и добрым. Он не верил, что на свете могут быть такие чудовища, чье рано созревшее коварство способно нарушить естественный ход жизни. Он не верил, что молодой человек может оказаться более ловким и хитроумным, чем старик. Он, глядя человеку в лицо, всегда видел его насквозь. Он знал цену слезам. Он видел, что слезы, текущие по щекам Ричарда, тяжелы и горьки.

— Вы хотите знать правду? — сказал он наконец. — Но мне странно, что об этом вы просите меня. А разве вы сами не знаете правду? Кто может ее знать лучше вас? Кто лучше вас знает, являетесь ли вы герцогом Йоркским или самозванцем? Кто скорее поверит вам, как не вы сами? Герцогиня Бургундская признала вас, а теперь она это отрицает. Но какое до этого дело вашей совести? Душа герцогини, как бездонная пропасть: вчера ей понадобилось, чтобы вы были ее племянником, а сегодня ей уже это не требуется. С точки зрения возможных последствий это очень важно, потому что такая перемена ее настроения может перевернуть вверх дном всю Англию. Но, повторяю, какое имеет значение для Ричарда Йорка, что сегодня герцогиня назвала его Перкином Уорбеком? Ричард лучшее нее знает, что он Ричард.