Пьющие ветер - Буис Франк

— Не вмешивайся, старик, это наши с ним дела.

— Что вам от него нужно?

— Он украл кое-что, что принадлежит мне, и должен вернуть мне это, или я его арестую.

— У вас есть доказательства?

Линч колебался, затем пренебрежительным жестом оттолкнул Люка.

— Клянусь, он так просто не отделается.

— Если кто-нибудь узнает, что сотрудник правоохранительных органов был ограблен таким ребенком, как он, то уж не знаю, как Джойс воспримет это.

— Ты мне угрожаешь?

— Я бы никогда этого не сделал, — ответил Эли.

Линч был вне себя.

— Ничего, ему недолго осталось. Не вечно же дурачком прикидываться будет. Вся ваша семья — кучка воров и преступников.

Эли не поддался на провокацию. Линч, ругаясь, ушел. Люк начал всхлипывать, глядя на деда большими, набухшими от слез глазами. Слова во рту смешались, как рвота, которую никак не выплюнуть, другие слова крутились и стучали в голове, искали выход. Мысль о том, что он может попасть в тюрьму, не покидала его. Он ударил кулаком по голове, чтобы выбить из нее плохие мысли, раз не может не думать.

— Я не хочу в тюрьму.

Старик нагнулся, костыль упал на землю. Эли схватил Люка за руку, чтобы тот не ударился, затем сел рядом и положил руку ему на плечо.

— Все уже закончилось, можешь не беспокоиться... Что еще за ограбление?

— Я не знаю, наверное, он ошибся, — сказал Люк, всхлипывая еще сильнее.

— Все в порядке, мы больше не будем об этом говорить.

Всхлипывания постепенно прекратились. Люк чувствовал, как над ним нависает тень генерала, и дедушка Сильвер казался частью этой тени, как будто этот союзник сам благосклонная тень и всегда ею был. Люк начинал понимать, что тени вещей ничем не отличаются от теней живых людей, что они могут смешиваться и что это нужно принимать во внимание. Он придвинулся еще ближе к старику и позволил тени генерала полностью охватить его, три тени наложились друг на друга и стали одной общей тенью, похожей на густое нефтяное пятно.

Он сказал себе, что в будущем ему следует искать самые большие тени, в которых можно спрятаться и защититься от плохих людей. Помимо спасительного вмешательства дедушки Сильвера, тени его окончательно успокоили.

— Хочешь, пойдем домой? — спросил Эли.

— Ноги как ватные еще.

— Лучше ватные, чем деревянные, — улыбнулся Эли.

Все еще сосредоточенный на тенях, Люк не понял шутку старика. Он подождал, пока генерал укоротится. Это была новая тайна: тень не была точной копией того, что ее создало, она все время менялась, она делала живым то, что живым не было, и чуть менее живым то, что уже было живым. С этого момента Люк мог видеть тени такими, какие они есть на самом деле, даже когда не было солнца, он действительно видел их, убедившись, что тень — это не мешок с дырками, чтобы дышать, и тем более не гроб.

Эли набил свою трубку и зажег ее. Сделал несколько затяжек и сказал:

— Тебе уже лучше, сынок?

— Думаю, да.

— Ты все еще думаешь о Линче?

— У него есть звезда.

— Просто значок, не более. Это у шерифов есть звезда, и, в любом случае, он не так прочен, как хороший костыль, поверь мне.

Люк вытер нос тыльной стороной большого пальца, затем поднес руку ко рту, прежде чем заговорить.

— Я знаю, кто ты на самом деле.

— Надеюсь...

— Ты пират, Джон Сильвер.

— Вот оно что!

— Ты знаешь, кто я на самом деле?

— Скажи!

— Джим Окинс.

Эли нахмурился.

— Как это?

— Мать говорит, что у людей много жизней, что мы все просто шелуха, в которую Господь запихивает то, что еще не закончил замешивать, что Он сделает последние штрихи в Судный день, вот что она говорит.

— Твоя мать сумасшедшая...

— Я бы хотел в другой жизни выглядеть не как идиот.

— Ты не идиот, — сказал Эли, указывая на Люка своей трубкой.

— Но у меня в голове чего-то не хватает. В школе со мной заниматься не хотели.

— Я тоже не ходил в школу.

— Правда?

— Да, правда.

Люк посмотрел на обрубок ноги деда.

— Может, в твое время не было школы.

— Была.

— Почему ты тогда не ходил в школу?

— Вероятно, это было не для меня.

Люк на мгновение задумался.

— И не для меня, — сказал он.

Эли осмотрелся, затем заговорщицки наклонился к Люку:

— И что нам теперь делать с нашим секретом?

— Может быть, мы сможем договориться. Давай, я слушаю.

— Ты скажешь мне, где клад, а я буду копать за тебя, поскольку ты не в состоянии сделать это сам, а потом мы поделимся.

Эли сделал вид, что задумался.

— По-моему, это справедливая сделка. Единственная проблема в том, что я не могу вспомнить, где он находится. Чертова память, — сказал он, прижав палец ко лбу.

— А карта, у тебя есть карта, на которой нарисовано, где он находится?

Старик выглядел подавленным.

— Я потерял карту... в море.

Люк с подозрением посмотрел на деда.

— Ты ведь не лжешь мне, правда?

— Зачем? Как ты верно говоришь, я не способен вырыть даже маленькую ямку.

— Может быть, ты вспомнишь.

— Видишь ли, старики забывают больше, чем помнят.

— Поэтому ты ищешь своего попугая, чтобы он помог тебе вспомнить?

— Своего попугая!

— Ты ведь иногда кричишь на него, правда? Я видел, как ты это делаешь.

Эли сразу понял, о чем говорит Люк.

— О да, эта чертова птица, она никогда меня не слушалась...

— Но ты продолжай, я уверен, что она вернется.

— Верно.

— Это значит, что ты принимаешь мое предложение?

— Принимаю.

Люк протянул руку, и Эли пожал ее.

— С этого момента ты можешь называть меня Джимом, а я буду называть тебя Сильвером.

— Может, это не очень хорошая мысль: мы вызовем подозрения.

— Ты прав, я не подумал об этом, это должно быть нашей тайной.

— Да, тайной, сынок. Давай, пошли!

— А я не напугаю твоего попугая, если он появится по дороге домой?

— Даже не беспокойся, у него характер мерзкий, но птица довольно общительная.

В конце концов начинаешь часто задаваться вопросом, когда же жизнь стала неуправляемой, когда машина вышла из строя, является ли жизнь цепью прошлых событий, которые управляют переменами, или сами перемены уже записаны в будущем.

Обычно во время еды Марта садилась за стол после того, как наполнила каждую тарелку. В тот вечер она уже сидела, когда все заняли свои места и смотрели на нее. Она не встала. В кастрюле на плите кипело рагу. Она снова подождала, сцепив руки над тарелкой.

— В чем дело, ты заболела?

Марта посмотрела на каждого члена семьи, а затем торжественным тоном сказала:

— Мы должны снова стать настоящей семьей.

После ее слов наступило долгое молчание.

В этом молчании Мартин почувствовал отголосок разговора, который они вели несколько дней назад. Раздался скрежет костыля.

— А за столом тогда кто сидит?

— Я голоден, — сказал Люк.

Марта бросила на отца холодный взгляд.

— Я вижу незнакомых людей, которые потеряли веру друг в друга.

— Чья в этом вина?

— Есть и моя, но сейчас речь не идет о том, чтобы найти виноватого. Речь о том, чтобы посмотреть фактам в лицо. Линч выступает с обвинениями, а потом начинается буря, и никто не знает, чем она закончится, — сказала Марта, переведя взгляд на Матье.

— Завтра бури не будет, — сказал Мартин.

— И нам нечего бояться Линча, — добавил Матье, глядя на мать.

— Похоже, он думает иначе.

— Я голоден, — повторил Люк.

— Пожалуйста, можешь пойти и взять.

— К чему ты ведешь? — спросил Мартин.

— Голоден, я голоден, — повторил Люк.

Дед несколько раз стукнул железным наконечником костыля по полу, словно судья, требующий тишины.

— Хватит этого цирка. Сколько ты еще будешь упорствовать в своем фанатизме, глупая курица?

— О чем это ты?

— Только не говори, что не знаешь таких слов... И ты ничем не лучше ее, — продолжал он, обращаясь к зятю.