Русская гейша. Тайны обучения - Таня Кадзи

– Хотела заранее могилку прибрать, цветочками украсить. Завтра родственники съедутся, чтобы все в порядке было. Но почему ты так сказала? – вновь забеспокоилась она.

Я молчала, хотя сердце колотилось невыносимо.

– Таня, не надо ничего от меня скрывать! – настойчиво проговорила Елизавета Викторовна. – Я всегда чувствовала, что с его смертью что-то не так. Петенька не мог напиться и утонуть. Я это знаю!

Она всхлипнула и вдруг разрыдалась так сильно и с таким отчаянием, что я заплакала вместе с ней.

– Ты должна мне все рассказать, все, что ты знаешь! – выкрикивала она.

Вороны, сидящие на ограде соседней могилы, встревоженно закаркали и улетели прочь.

– Во имя всего святого! – умоляла она. – Зачем так меня мучить! Я должна знать правду! Отчего я не настояла тогда, чтобы вскрыли гроб? Но меня все уверяли, что то, что я там увижу, будет слишком даже для матери, что труп пролежал сутки в воде…

Она снова разрыдалась. Смотреть на нее не было сил. Ну почему, почему я не промолчала, как молчала весь этот год?! Сердце разрывалось, и я не выдержала. Она так умоляла меня. И я подробно поведала ей все события того ужасного дня, но инстинктивно умолчала о деньгах, оставленных Петром. Елизавета Викторовна, пока я говорила, смотрела на меня остановившимися распахнутыми глазами. Ее зрачки так сильно сузились, что стали похожими на черные точки. Худое лицо, покрытое сеточкой мелких морщинок, побледнело до такой степени, что казалось голубоватым. Когда я замолчала, она, ни слова не говоря, упала на могилу лицом вниз. Я бросилась к ней, в душе проклиная себя, перевернула и во второй раз в жизни столкнулась с неподвижными зрачками смерти.

Выпрямившись, я отчаянно закричала. Подбежали рабочие, потом приехала «Скорая», но сделать было уже ничего нельзя. Ее сердце не выдержало.

Через положенный срок Елизавету Викторовну похоронили рядом с сыном. Я находилась в какой-то прострации, и Виктор, ее младший сын, которому, я думаю, было тогда еще тяжелее, чем мне, утешал меня и поддерживал как родную сестру. О том, что произошло на кладбище, я никому рассказывать не стала. Степан также был очень мил и внимателен и старался не оставлять меня в одиночестве. Но я вновь начала впадать в депрессию. Все они напоминали мне о Петре и его матери, и это усугубляло мое состояние.

Поэтому, когда через два дня после похорон позвонил господин Ито и предложил мне поехать в загородный дом на выходные к одному своему знакомому, я, не раздумывая, согласилась. Инстинктивно я понимала, что нужно срочно сменить обстановку и особенно окружение. Господин Ито заехал за мной вечером в пятницу. Я долго спорила со Степаном, он настойчиво убеждал остаться дома, говорил, что с похорон прошло всего ничего и негоже ехать развлекаться. Я услышала доносящийся с улицы гудок автомобиля, затравленно глянула на негодующего Степана, подхватила дорожную сумку и выскочила из квартиры.

Господин Ито ждал меня у раскрытой двери большого черного джипа «Тойота Прадо». Обычно он ездил на другой машине, обтекаемом длинном «Ниссане». Я поздоровалась с ним и водителем и подняла голову. Степан стоял на балконе, навалившись на перила, и с ненавистью смотрел на нас. Я махнула рукой и улыбнулась. Но он отвернулся и ушел с балкона.

– Садись, Таня, – поторопил меня господин Ито. – А то такие пробки в пятницу вечером!

Я быстро забралась на заднее сиденье, он устроился рядом.

– Я взял для тебя сямисэн, – сказал он, когда мы поехали. – Привезли, наконец, вчера из Токио. Только ты его настрой перед выступлением.

– Да, конечно, – ответила я и улыбнулась.

– Ты очень побледнела, – заботливо заметил он. – Хорошо, что согласилась составить мне компанию. Свежий воздух тебе сейчас полезен. К тому же просили именно тебя.

– Да? И кто, Ито-сан? – спросила я, разворачиваясь к нему.

– Да ты его должна помнить! В первое твое выступление у меня в квартире присутствовал работник министерства Павел Николаевич. Это мы к нему сейчас едем.

– Ах да! – сказала я и улыбнулась, припоминая холеное лицо и слегка высокомерный вид министерского работника.

Дача Павла Николаевича оказалась роскошным трехэтажным особняком, прячущимся за высоченным сплошным забором. Мы благополучно миновали охрану и подъехали к внушительному входу. Двери в этот дворец были настолько высокими и помпезными, что напомнили мне вход в католический собор. Господин Ито подал мне руку, и мы вошли внутрь. Водитель нес наши сумки. Но хозяин нас не встретил. Маленькая юркая женщина, что-то типа экономки, проводила нас в комнаты на втором этаже. Господин Ито зашел вслед за мной. Он протянул мне футляр с сямисэном и сказал:

– Вот и инструмент. Ты переоденься, я потом за тобой зайду.

– А где хозяин? – удивленно спросила я.

Господин Ито хитро заулыбался и потрепал меня по щеке.

– Ласточка моя, – ласково сказал он, – зачем же показывать твое милое личико без грима? Я не хочу нанести урон твоей репутации ни перед кем. Я договорился, чтобы на нашем пути никто не встретился.

Я изумленно глянула на его довольное лицо и вдруг поняла, что ему доставляет удовольствие развитие этой интриги, что его самолюбию льстит, что возле него находится таинственная прекрасная гейша, о которой никто ничего не знает. А я-то недоумевала, какой ему смысл рекламировать меня и вывозить на вечеринки. Он ведь, в отличие от хозяек чайных домов, не получал с клиентов за это деньги. Оказывается, я стала для него элементом имиджа. А для делового человека очень важно лишний раз привлечь к себе внимание состоятельных людей. Господин Ито и сам был далеко не бедный, но с моей помощью он намного легче сходился с нужными людьми.

Когда мы через час спустились в огромную гостиную на первом этаже, в ней было полно гостей. Я мелкими шажочками, опираясь на руку господина Ито, подошла к Павлу Николаевичу и, быстро глянув на него подведенными глазами, тут же потупилась, прикрыв раскрытым веером нижнюю часть лица. Мне безумно нравилась эта игра. Набеленное лицо, красные, четко прорисованные губы, глаза, совершенно меняющие свою форму из-за черной, обводящей их линии, высокая прическа, открывающая шею, нарядное кимоно, стянутое поясами-оби, – разве это была я? Нет, это была уже совершенно другая девушка – изысканная, утонченная, возвышенная Аямэ, лишенная каких бы то ни было забот, мирских тревог и проблем. И мне в ее образе было, несомненно, легче забывать хотя бы на время о своей боли.

– Аямэ, милая! – обрадованно произнес Павел Николаевич, бросаясь ко мне. – Как я рад тебя вновь увидеть!

Он отстранил господина Ито, но тот только улыбнулся, легко выпуская мою руку, и вывел меня на середину гостиной. Потом церемонно представил своим гостям. Некоторых я уже знала по предыдущим приемам, на которых бывала с господином Ито. Мужчины, как всегда, сразу сгруппировались вокруг меня, а женщины, наоборот, отошли подальше. Затем все шло по плану. Я лавировала между гостями, всем улыбалась, поддерживала беседу, пела, играла на сямисэне. Время летело незаметно. Поздно ночью многие уехали. А ко мне в комнату пришел господин Ито, и до утра мы «умащивали птичку в гнезде». Проснулись все поздно. Господин Ито спустился к обеду, а я осталась в своей комнате. Не хотелось вновь наносить грим.

Ближе к вечеру гости стали разъезжаться. Я уже собрала вещи в сумку, и тут вошел господин Ито.

– Вот что, Таня… – начал он странным тоном и внимательно вгляделся в мое лицо.

Я села в кресло и приготовилась слушать.

– Я сейчас уеду, – продолжил он, – но ты останешься. Это личная просьба Павла Николаевича.

«Вот, значит, как!» – подумала я, и отчего-то стало неприятно.

Уж очень это попахивало сутенерством. Видимо, эти тревожные мысли отразились на моем лице, потому что господин Ито вдруг быстро заходил по комнате и взволнованно заговорил:

– Только не подумай, что кто-то к чему-то тебя принуждает. Пообщаешься с Павлом Николаевичем, он очень хочет провести с тобою время наедине. А там все только по твоему желанию. Ты совершенно свободна и вольна в своем выборе мужчин, как самая настоящая гейша. Я так и сказал Павлу Николаевичу. Его шофер отвезет тебя обратно, когда пожелаешь.

Я сидела, опустив глаза. Его слова меня успокоили. И я решила принять предложение.

Около восьми вечера в мою комнату постучали. Я была уже загримирована и одета.

– Вас просят спуститься, – сказали мне из-за двери.

Я встала, еще раз посмотрела на себя в большое зеркало ванной и, немного волнуясь, отправилась в гостиную. Когда я с трудом спустилась по лестнице на неудобных деревянных гэта, то с удивлением обнаружила, что гостиная изменилась до неузнаваемости. Несколько позолоченных канделябров с зажженными красными свечами стояли по углам прямо на полу. Мебель была убрана. На ковре возле камина возвышалось кресло с узкой заостренной спинкой в виде резной деревянной короны с позолоченными зубцами. По бокам стояли огромные вазы из синего стекла, расписанные золотыми цветами. В них белели букеты крупных лилий, источающие сильный сладкий аромат. Возле кресла на полу сидел Павел Николаевич, одетый во все черное. Я остановилась в недоумении, не зная, что бы все это значило.