Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные - Константин Радов

Что из сего следует? Во-первых, Азовское море целиком наше, и десанты у Арабата или Темрюка становятся в порядок дня. Во-вторых, если русский флот изобразит готовность идти дальше, султан вынужден будет держать свои стопушечники у южного входа в пролив. Лето кончается, шторма не замедлят. Трехпалубные корабли высокобортные и уступают низшим рангам в лавировке. Может статься, стихия поможет одолеть противников, с которыми нам самим не справиться.

Пожалуй, заводить речь о чисто морских делах не стоит: не уверен, готов ли адмирал прислушиваться к моим суждениям такого рода; но в отношении десантных действий - просто обязан. От Арабата до Кафы один дневной переход, дорожка знакома. Иррегулярная конница меня не остановит. Янычарам, сидящим на еникальских развалинах, придется выйти в поле или остаться сторонними зрителями падения крупнейшего из городов Крыма. Оба варианта по-своему хороши. Стоит ли еще раз брать Керчь, чтобы оставить в ней гарнизон, будет видно по ходу кампании. Темрюк менее важен, однако лишить неприятеля последнего порта на Азовском море тоже полезно. Еще лучше, что его взятие позволит наконец прищучить некрасовцев. Изменников надо карать. Успешный поход против них государь оценит не ниже, чем взятие значительной крепости.

Планы быстро двигались к воплощению, когда в них вмешался противник, еще более грозный и безжалостный, чем янычары. Появилась чума. В драгунских полках Кропотова на возвратном пути из Кабарды несколько человек умерло от страшной болезни. Гаврила Семенович, не доходя Азова, расположился лагерем у речки Кагальник и послал доношение о постигшей его беде. Помня судьбу Прованса, города коего четыре года назад вымерли чуть не дотла, мы с вице-губернатором Измайловым приняли самые решительные меры. Войска вышли в поле и расположились малыми партиями в шатрах, всякое самовольное передвижение было запрещено под смертной казнью, приказы и доношения передавали через огонь. Провиантские обозы разгружали в поле, подавая сигналы выстрелами и наблюдая издалека. Суровые карантинные правила возымели действие, или просто Господь пощадил, - поветрие обошлось лишь сотнями умерших, большей частью у Кропотова. Но время пропало невозвратно. Держа корпус рассредоточенным почти до снега, я ничего не успел. Пришлось отложить наступательные акции на будущий год. Печально - зато больше времени на подготовку.

Хватит геройствовать, пора воевать расчетливо и планомерно! Вот мысль, которая могла бы служить девизом промемории, посланной мной государю. Войск вполне достаточно. Наша слабость - коммуникации. Успех минувшей кампании оказался ограничен тем, что на Днепре не хватило судов для перевозки провианта и амуниции, в Азове - для перевозки солдат. Расшить сии узости - первое, что необходимо сделать. Достроить пятнадцать галер, стоящих в Таврове. Приостановить указ о староманерных судах: проще и дешевле казачьих стругов для здешних мест ничего не придумаешь. Их надо, самое меньшее, триста; а лучше - пятьсот. Строить оные струги возможно в любом месте, силами крестьян и казаков, не занимая адмиралтейские верфи, нужные для корабельного флота. Сей флот содержать в такой силе, дабы сохранить морское преобладание в азовских водах, вплоть до косы Тузла и мыса Ак-Бурун. Что касается желания адмирала иметь достаточно линейных кораблей для господства в Черном море - полагаю его неисполнимым, по крайней мере в ближайшие годы. Попытка осуществить столь дерзкую мечту ни к чему, кроме всеконечного разорения государства, не приведет, вдобавок нарушив пропорциональность между элементами нашей военной силы. В отношении новой морской фортеции близ устья реки Кальмиус предложения моряков поддерживаю - однако с условием надлежащих ассигнований, и чтобы труд крепостного строения не возлагался исключительно на ландмилицкие или азовские полки. Левашов затребовал для Дербента шесть тысяч работных людей, Миних для Ладожского канала - двадцать тысяч; при всем уважении к сим достойным генералам полагаю запросы, продиктованные безотлагательной военной необходимостью, приоритетными.

Обоснованию последнего тезиса в письме царю уделялось особое внимание. Предполагаемый порт, более глубоководный, чем у Таганьего Рога, пока представлял открытую якорную стоянку под защитой береговых батарей. Со Змаевичем сторговались о передаче старой гавани гребному флоту после построения новой. С царем... Аргументы - аргументами, а пришлось-таки начинать столь дорогое и трудное предприятие с опорой на местные средства и, как обычно у Петра, без денег.

К приходу (точней, пригону) работников на месте будущей крепости многое было уже готово. Ландмилиция там целое лето лагерем стояла, выстроив между делом мазанковые казармы. Укрепления вокруг - только от легкой кавалерии, зато обширные. В цитадели, простреливающей их изнутри, офицерские квартиры. Деньги и провиант для прокормления мужиков казна, как водится, вовремя не прислала - поэтому предложил ландмилицким солдатам выбор: поделиться хлебом и углем или, кто не желает, самим постучать кайлом в каменоломне. Нужно рассказывать, многие ли предпочли последний вариант?

Работным людям грех было жаловаться: кормили сытно, держали строго, пороли в меру. Берегли от заразительных поветрий и даже иногда (хотя с изрядным опозданием) деньги платили. На чем основаны страшные сказки о тысячах умерших от голода и непосильных трудов, о городе целиком на фундаменте из русских костей? На документах, разумеется.

Открою замогильную тайну. Большей частью кончина происходила так. 'Имярек волею Божией помре', писал канцелярист, сжимая в потной ладони монеты. Тем временем покойник, освободившийся от всех земных уз, весело присвистывая, шагал по степной дороге. В конце пути ожидал его еще один писарь, усатый и по-семинаристски стриженый под горшок, многозначительно побрякивая серебром в бездонных карманах широких шаровар. Потом новорожденный 'малороссиянин', выпорхнувший из насмерть замученного жестоким начальством 'москаля', как бабочка из куколки, направлялся в ближайшую ландмилицкую фортецию и кланялся офицеру. Там его записывали на испытательный срок, после чего он оказывался в мастерской или шахте, а иной раз - на подворье того самого офицера. Последнее я преследовал нещадно, не желая появления новых помещиков прямо на линии; на все остальное закрывал глаза. Были и другие тайные тропы: русский народ неистощимо изобретателен в уклонении от тягла.

Но вот что любопытно. Господствующее мнение считает причиной сего уклонения лень, изначально присущую крестьянам. Зачем же мужики сквозь любые препоны пробираются туда, где работа еще тяжелее?! Что их манит? Воля? Ее на линии нет и быть не может. Справедливость? Пожалуй. Я с самого начала пытался устроить, чтобы никакое начальство людей не обирало и зря не мучило. Полного успеха не достиг, однако на общем безрадостном фоне ландмилиция - светлое пятно. Ползет шепоток в народе: дескать, есть место, где живут по правде. Ну, и богатство, само собою. Хлеб - от пуза, одёжа - без дыр... Никакими запретами не остановить стремление к лучшей жизни.

Так шло заселение степного края. Что важнейшее государственное дело происходит по-воровски, в тайне, при посредстве мелких взяточников, меня не смущало. Это Россия, господа! Тут все пути кривые. Самый враждебный злопыхатель не мог бы доказать, что хитрости писарчуков известны генералу или совершаются с его соизволения. Вздумай Петр учинить розыск... Впрочем, до окончания войны ни о каком розыске беспокоиться не следовало.

С большим опозданием, через Европу и Петербург, доходили вести с турецкой стороны. Мурад-пашу, коменданта керченского, казнили. Капудан-паша Мустафа отделался ссылкой: то ли великий визирь помог родственнику, то ли нравы смягчились в государстве османов. Обращение с русским послом подтверждало последнюю хипотезу. Вопреки старым обыкновениям, Неплюева не посадили в Семибашенный замок. Неужели европейские правила стали распространяться на Востоке? Или это личная заслуга Ибрагим-паши Невшехирли?

Самой приятной новостью оказался разлад у турецких пашей с английским послом. Кредит Абрахама Станьяна, как советчика, пал очень низко. Бывший лорд Адмиралтейства ставил себя искренним другом османов и великим знатоком морской войны (то и другое не без оснований). Теперь сие обратилось против него. Мнения турок разделились. Одни считали, что англичанин показал себя пустопорожним хвастуном, раз не предостерег о дьявольской хитрости русских; другие были убеждены, что коварный гяур намеренно подвел флот правоверных под гибельную атаку. Усиленная охрана посольского особняка в Галате сдерживала до поры народную ярость - но если речи фанатиков воспламенят чернь... Отдам справедливость бесстрашию и твердости моего соперника: полностью утратив способность влиять на события, британец оставался на посту, словно на шканцах тонущего корабля, пока не дождался смены. Французский резидент де Бонак не выражал прямого злорадства, однако улыбался, поглядывая на союзника, очень сладко.