Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Нос-картошкой пытался разглядеть густые заросли, а напарник лежал рядом с ним на спине и, открыв рот, старательно прислушивался. Вскоре они услышали цокот копыт лошади, которая медленно приближалась к ним, и голос Киприана, продолжавшего напевать что-то. Плешивый кивнул Носу-картошкой и ухмыльнулся. Неожиданно цокот стих. Ухмылка исчезла с лица Плешивого. Нос-картошкой злобно покосился в сторону.

– Ну что там еще? – почти беззвучно спросил Плешивый.

Нос-картошкой пожал плечами. Плешивый перевернулся на живот и, поднявшись, предусмотрительно вскинул арбалет. Птицы пронзительно свистели и чирикали. Лошадь не двигалась. Взгляды напарников будто приклеились друг к другу.

Затем до их ушей донеслось тихое журчание, продолжавшееся немыслимо долго, а за ним послышалось облегченное кряхтение. Невидимый рыцарь прочистил горло, сплюнул – в общем, сделал все то, что обычно делают, когда следуют зову природы, после чего чувствуют себя обновленным, – и хрюкнув, снова залез в седло. Лошадь сделала несколько неуверенных шагов и пошла неторопливой, ритмичной рысью Нос-картошкой только сейчас заметил, что все это время не дышал. Он с шипением выпустил воздух из легких.

– Он просто до ветру ходил, – не веря самому себе, прошептал Плешивый и скользнул в укрытие. – У него же хвост отвалится!

Нос-картошкой вгляделся в дорогу, полускрытую деревьями, но ничего не увидел. Он стал напряженно искать место обзора получше. Лошадь шла так медленно, что он начал спрашивать себя, не думает ли всадник, что ему, пожалуй, следует опять спешиться и дополнить малые дела делами побольше. По какой-то непонятной причине эта мысль показалась ему забавной. Он тихонько фыркнул. Плешивый бросил на него вопросительный взгляд. Нос-картошкой покачал головой и с трудом сдержал смех.

Затем он обнаружил, что если наклониться вперед под определенным углом, то в развилке сучьев можно увидеть небольшой участок дороги. Он прищурился. Всадник приближался именно к этому месту. Он дал знак Плешивому, и тот в очередной раз высунулся из укрытия, увидел просвет в ветвях, взял арбалет поудобнее, облизал палец и поднял его, чтобы определить направление ветра. Затем он сместил ствол арбалета немного влево и прицелился в просвет между ветками. Его напарник видел, с какой убийственной точностью тот обращается с арбалетом. Киприан Хлесль умрет еще до того, как поймет, что означает щелчок разрядившегося арбалета.

Большой палец Плешивого лег на спусковой крючок. Медленная поступь лошади звучала почти прямо перед ними.

– Будь здоров, лавочник, – выдохнул Плешивый. – Из этой поездки ты уже не вернешься.

12

Лошадь Андрея фыркала и тяжело ступала по земле, делая короткие шаги передними ногами. Он натянул повод. Когда человек столько ездит в одиночестве, ему стоит приобрести хорошо выезженную лошадь. Похоже, его лошадь учуяла другую. Андрей пристально вглядывался в окрестности, насколько это было возможно среди густых деревьев и скал, возвышавшихся по обе стороны дороги. Значительный участок пути был почти не тронут; разумеется, он не останавливался, чтобы стать на колени возле животного и разломать одно из конских яблок, время от времени встречающихся на дороге. Какой-то солдат однажды рассказал ему, что будто бы таким способом можно узнать, насколько навоз свежий. Он также добавил, что если осторожно лизнуть навоз, то по его вкусу можно определить, чем в последнее время кормили лошадь: сеном и соломой или овсом. Если овсом, это означало, что преследуемый всадник – человек зажиточный, а следовательно, опасаться его, скорее всего, не стоит. Андрей надеялся, что никогда не окажется в такой ситуации, когда придется оценивать вероятность поджидающей его опасности с помощью вкуса лошадиного дерьма.

Он отпустил повод. Лошадь пошла дальше, но заметно медленнее, чем раньше.

Андрей очень спешил, однако так и не смог наверстать упущенный день. Лошадь его устала, он тоже, а тут еще седлом, как всегда, ему чуть ли не в кровь растерло зад. Тот факт, что каждый новый день он вынужден был проводить верхом, вызывал у него отвращение. Наверное, за четыре года, проведенные в качестве разъездного партнера купца, можно было бы привыкнуть к этим неудобствам, но Андрей был горожанином до мозга костей и таким же остался. Первые годы, еще при жизни родителей, которые исходили всю страну вдоль и поперек, служа «единственной настоящей науке» (если речь заходила об алхимии, отец старался употреблять более возвышенные слова), оставили в душе Андрея куда меньший отпечаток, чем период взросления на социальном дне Праги. Можно стать горожанином даже в том случае, если ты только и видишь, что клочок земли возле городских стен, задние дворы дешевых борделей и закутки между домами, где пытаешься обменять свое тело на пару мелких преимуществ, – если, конечно, не приходится отдавать свое тело на пользование, не получая за это вообще ничего, потому что тот, другой, крупнее и бесцеремоннее тебя или же является влиятельным членом городского совета. Как так вышло, что он предложил занять в фирме «Хлесль и Лангенфель» место партнера, постоянно находящегося в разъездах, Андрей и сам не понимал. Возможно, причина состояла в том, что после смерти кайзера Рудольфа у него возникло настойчивое ощущение, что наконец-то нужно бежать из клетки, стенки которой состояли из бесконечной декламации его первой, еще не осознанной встречи с библией дьявола. С тех пор он так и не остановил свой бег. К тому времени Вацлаву исполнилось столько же лет, сколько было ему, когда он выкрал мальчика из сиротского приюта, а затем принес его к трупу той женщины, вместе с которой хотел разыскать свои корни. Возможно, он продолжал бежать, лишь потому, что боялся столкнуться в Праге лицом к. лицу с воспоминанием, с тем молодым человеком рядом с собой, ради которого он тогда рискнул головой, а получил лишь пепел.

В какой-то момент Андрей понял, что лошадь его давно остановилась и что последние сто шагов он не обращал ни малейшего внимания на окружающую местность. Он вздохнул и снова пришпорил животное.

Именно в этот миг он услышал характерный щелчок, который, разряжаясь, производит арбалет.

13

Нос-картошкой невольно задержал дыхание, когда заметил движение в просвете между деревьями. Лошадь Киприана, слегка опустив голову, вышла на просматривающуюся часть дороги. Два, три шага, полмгновения – и она снова исчезла.

Нос-картошкой уставился на Плешивого. Плешивый по-прежнему держал большой палец на спусковом крючке, но так и не нажал на него. Очень медленно подняв палец, он посмотрел назад, на своего напарника. Глаза того были широко раскрыты. Нос-картошкой резко повернулся и попытался рассмотреть еще один участок дороги. Лошадь…

Три звука раздались практически одновременно: сочное «Чмок!», издаваемое камнем, когда он попадает в череп, резкое «щелк!» разряжающегося арбалета и тяжелое «бом!», с которым арбалетный болт врезается в ствол дерева в десяти шагах.

Нос-картошкой в ужасе плюхнулся на спину и стал торопливо искать нож. На соседней скале, буквально на расстоянии броска камня, стоял Киприан Хлесль и дружелюбно кивал ему, сжимая в руке очередной камень.

Лошадь была без всадника!

Нос-картошкой услышал еще одно «чмок!», на этот раз гораздо ближе, точнее – у себя промеж глаз. Если и были после этого какие-то другие звуки, он их не разобрал.

14

Андрей бежал, пригибаясь к земле, через лес вдоль дороги. Деревья мелькали по сторонам. Иногда они росли так плотно, что высоко поднятые ветви образовывали свод над тропинкой, вьющейся меж стволами. Дорога шла с юга через город в скалах и дальше, на северо-восток. Территорию примерно на милю вокруг входа и выхода из города в свое время постарались очистить от деревьев. Но в самом сердце похожего на лабиринт район дорогу просто терпели, и природа пыжилась, давая понять это каждому проезжему. После зимы и ливней – летом ли, осенью ли – дорога становилась непроходимой на многие дни, пока редкие путешественники не брались за дело сами, оттаскивая в сторону сучья, упавшие деревья и скатившиеся на нее камни.

Андрей оставил свою лошадь там, впереди. Ой знал, что от чужого животное убежит, а если никто к нему не подойдет то оно непременно его дождется. Приблизиться к месту верхом не создавая шума, было просто невозможно. Прищурившись он попытался окинуть одним взглядом всю местность. Деревья лезли вверх по закругленной, покрытой трещинами гранитной скале, своими размерами напоминающей замок, до того места, где не было достаточно земли, чтобы они могли укорениться. Серый камень возвышался над верхушками деревьев подобно вытянутым кулакам, фантастическим гигантским фигурам или зубцам замковых башен – в зависимости от того, на что хватало воображения у наблюдателя. Здесь можно было расположить в засаде пол-армии, и, если бы подозрения Андрея, возникшие в связи с просьбой кардинала Мельхиора сопроводить его и Киприана до Браунау, получили подтверждение, он бы нисколько не удивился этому. Втянув голову в плечи, Андрей насторожился. Армия черных монахов? Кардинал Мельхиор однажды нарочито небрежно упомянул о том, что Хранители – в той извращенной форме, которую им придал аббат Мартин, – больше не существуют. Что касается Андрея, то он бы с еще большим подозрением стал относиться к этим ребятам, если бы один из них спас его от утопления.