Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Территория монастыря представляла собой видение из ночного кошмара – потрескавшиеся стены, сквозь которые прорастала непобедимая природа. Прямо по четырем стенам и маковке церкви ползли вверх вьющиеся растения, покрывая развалины россыпью белых, желтых и синих лепестков. Андрей не стал спускаться дальше. Он остановил коня там, где раньше находились монастырские ворота. На какое-то мгновение, заставившее его покачнуться в седле, ему показалось, сто он вдруг почувствовал холод несвоевременного мокрого снега и увидел маленького мальчика, бегущего прочь из монастыря. Андрей тряхнул головой, и призрак рассеялся, но попрощался он с ним со слезами на глазах. Подумав о сыне, молодом человеке, ни капли не похожем ни на него, ни на женщину, которую он тогда похоронил, Андрей испытал огромную благодарность за то, что Вацлаву еще ни разу не приходилось ни с кем так страшно прощаться, как причлось это сделать ему в процессе взросления.

Подлажице не находился на пути из Брюна в Браунау, но он сознательно сделал этот крюк. В самом крайнем случае Киприану и кардиналу Мельхиору придется подождать его еще один день в Адерсбахе, откуда они собирались выехать вместе, чтобы покрыть последний отрезок пути до Браунау. Он просто должен был удостовериться, что Подлажице остался в прошлом.

Подлажице действительно остался в прошлом. Зло ушло из него, ушло десятилетия тому назад. Все, что Андрей почувствовал, – это теплый весенний ветерок; все, что он услышал, – это жужжание насекомых и пение птиц, свивших себе гнезда в развалинах монастыря. Возможно, когда-нибудь сюда вернется жизнь.

Андрей развернул коня и пустил его рысью, испытывая одновременно облегчение от того, что прощается с местом, где один замурованный монах заключил договор с дьяволом, Дабы сохранить знание мира, и угнетенность, потому что он знал: какая-то часть его останется здесь навсегда.

Если бы Андрей не уделял столько внимания собственным ощущениям, то, возможно, он заметил бы человека, который следовал за ним на приличном расстоянии от самого Брюна.

10

– Ну хорошо, – произнес Мельхиор Хлесль. – Наверное, это самое разумное. Ты позволяешь мне остаться здесь, чтобы и дальше оказывать радушный прием господам из Адерсбаха. – Епископ показал на развалины, видневшиеся на поросших лесом холмах, где они разбили лагерь. Развалины некогда были замком, пока время не доконало его владельцев, а гуситские войны – строения. На кардинала Мельхиора Хлесля можно было положиться, когда речь заходила о том, чтобы разыскать какую-нибудь груду развалин, где можно спокойно встретиться и поговорить.

– Как скажешь, – согласился Киприан и подтянул подпругу. Его никогда не грела мысль о том, что однажды судьба заставит его взгромоздиться на коня. – Ты должен это сделать. Надеюсь, чернил тебе хватит.

– А если и нет, то я продолжу писать кровью. – Кардинал не поднимал взгляда. Окруженный листками бумаги и пергамента, придавленными камнями, чтобы легкий ветерок не унес их прочь, он сидел на корточках, как генерал в штабе, и вел, войну указаний, возражений и распоряжений. Казалось, что его доверие к собственным служащим так сильно подорвано, что он взял особой в дорогу всю свою корреспонденцию. Киприан тихонько вздохнул.

– Будь осторожен, а то еще задумаешься и случайно съешь камень.

Мельхиор Хлесль пристально посмотрел на Киприана из-под густых бровей.

– И с чего бы мне это делать?

– Кто способен откусить кусок губки, от того можно всего ожидать.

Старый кардинал подобрал камень и задумчиво взвесил его в руке.

– А ты следи за тем, чтобы я не стал бросаться едой.

– Вернусь к сумеркам. Надеюсь, уже с Андреем.

– Один день задержки совершенно ничего не решает, – заметил кардинал Хлесль и поставил подпись под очередным памфлетом.

– Правильно, – согласился Киприан и встал. Но в глубине души он сомневался в этом не меньше своего дяди.

Мысли Киприана бежали по непредсказуемому маршруту в лабиринте каменных башен, гигантских фигур и окаменевших героев преданий, через которые пролегла дорога. Во время поездки он попытался снова найти то место, где Андрей оставил его и Агнесс, чтобы сразиться за них со смертью, но ему это не удалось. Города в скалах, как называли этот район коренные жители (и который они старались по возможности объезжать десятой дорогой), в свое время послужили катарсисом для Киприана. Он спрашивал себя, удалось бы ему убедить дядю совершить сюда небольшую прогулку, если бы дорога сама не привела их в это место? Киприан посмотрел наверх, на морды троллей, на фантастические фасады замков, на окаменевших героев и застывших в откровенных позах женщин. Удивительно, что за прошедшие двадцать лет он так и не собрался хоть разок съездить сюда.

В кронах деревьев заливисто пели птицы. Нос его уловил что-то вроде запаха дыма, но запах был таким слабым, что вполне мог исходить из сохнущей на солнце смолы. Он прислушался. Птицы по-прежнему оповещали весь мир о том, что жизнь коротка, а сделать предстоит еще так много. Он пожал плечами и поехал дальше.

11

– Он остановился, – прошипел человек с носом картошкой. – Черт побери, он учуял дым!

– Вот дерьмо, – проворчал его плешивый спутник.

– Я ж тебе говорил, не разжигай огня. Но нет, тебе ведь нужно…

– Заткни пасть. Что он там делает?

Нос-картошкой так далеко высунулся из укрытия – ниши на склоне причудливого каменного чудовища, – что смог разглядеть сквозь стволы деревьев далекую извилину дороги. Посреди дороги, склонив голову набок, стоял рыцарь.

– Остановился и навострил уши, – ответил Нос-картошкой.

– Он ведь не может нас услышать с такого расстояния, верно?

– Не-а, точно не может, – сказал Нос-картошкой, однако его голос звучал неуверенно.

– Блин. И чего этот тип назад поперся?

– Я почем знаю? Какого черта ты разжег костер?!

– Я вчера весь день принюхивался и учуял, как эти придурки что-то жарили. А мы с тобой жрем только старый труп и овсянку. Да я чуть слюной не подавился!

– Заклей себе овсянкой рот, хаммер. Все ж польза будет.

– Слушай, сам закрой пасть, а?

Плешивый медленно подтащил к себе арбалет. Брови Носа-картошкой поползли вверх. Взгляд Плешивого стал задумчивым.

– Я слышал, тут замешан какой-то кардинал, да? Прежде чем этот лавочник успеет нас заметить и поднимет шум, я его успокою.

Плешивый вставил лапу в скобу, подцепил и натянул тетиву. Деревянное ложе арбалета отклонилось и громко треснуло, как будто выстрелили из мушкета. Оба мужчины затаили дыхание. Птицы продолжали петь как ни в чем не бывало. На лбу Носа-картошкой неожиданно выступили капли пота. Плешивый снова стал натягивать тетиву. Дерево опять треснуло. Тетива так натянулась, что ее уже можно было зацепить за замок. Руки Плешивого дрожали от напряжения. Губы Hоca-картошкой невольно сложились буквой «о», пока его напарник, кряхтя, преодолевал последние дюймы. Словно в трансе он таращился на кулаки приятеля. Тетива резко защелкнулась за замком, и он вновь услышал треск. У Носа-картошкой начали подергиваться оба глаза. Он и не подозревал, сколько шума может произвести тетива арбалета. Плешивый медленно выпустил воздух из легких и убрал сжатые в кулак руки от натянутой тетивы. Когда он расправлял пальцы, его суставы громко щелкнули. Тик у Носа-картошкой возобновился.

– Как обстановочка? – прошептал Плешивый в наступившей после произведенного им шума тишине.

Нос-картошкой взял себя в руки и осторожно высунулся из укрытия. Он увидел, что Киприан медленно приближается к ним. Откуда-то доносился тихий низкий звук, как будто что-то издавало немелодичный гул.

– Не заметил ничего, вот же болван.

– А я говорил: все, что нам о нем понарассказывали, – полная чушь. Он такой же недотепа, как и все остальные.

– Ш-ш-ш!

– Что такое?

– Я его больше не вижу. Скрылся за деревьями. Закрой пасть, а то мы не услышим, если он приблизится.

Нос-картошкой пытался разглядеть густые заросли, а напарник лежал рядом с ним на спине и, открыв рот, старательно прислушивался. Вскоре они услышали цокот копыт лошади, которая медленно приближалась к ним, и голос Киприана, продолжавшего напевать что-то. Плешивый кивнул Носу-картошкой и ухмыльнулся. Неожиданно цокот стих. Ухмылка исчезла с лица Плешивого. Нос-картошкой злобно покосился в сторону.

– Ну что там еще? – почти беззвучно спросил Плешивый.

Нос-картошкой пожал плечами. Плешивый перевернулся на живот и, поднявшись, предусмотрительно вскинул арбалет. Птицы пронзительно свистели и чирикали. Лошадь не двигалась. Взгляды напарников будто приклеились друг к другу.

Затем до их ушей донеслось тихое журчание, продолжавшееся немыслимо долго, а за ним послышалось облегченное кряхтение. Невидимый рыцарь прочистил горло, сплюнул – в общем, сделал все то, что обычно делают, когда следуют зову природы, после чего чувствуют себя обновленным, – и хрюкнув, снова залез в седло. Лошадь сделала несколько неуверенных шагов и пошла неторопливой, ритмичной рысью Нос-картошкой только сейчас заметил, что все это время не дышал. Он с шипением выпустил воздух из легких.