Похороны Мойше Дорфера. Убийство на бульваре Бен-Маймон или письма из розовой папки - Цигельман Яков

Найдите на просторном дворе больницы укромный уголок в тени и отдохните. Почитайте газетку, поглазейте по сторонам, выкурите еще одну сигарету и подремлите — вы же сегодня рано встали! Времени до обеда у вас достаточно.

Проснувшись, не потягивайтесь: у вас должен быть неудовлетворенный и больной вид. Войдите в здание больницы и спросите сторожа, куда можно сдать ящик с красками. Сдайте. Пойдите в уборную. Вытащите из штанов больничный халат, наденьте и — идите обедать. В любой палате найдется свободное место, а если сразу не найдется — сядьте возле палаты и ждите, пока понесут обед. Проходящей мимо раздатчице скажите просто и внятно: «Дай мне обед!» Она даст. Остерегайтесь желудочного отделения — зачем вам диета?

Поели? Посидите, отдохните, переварите съеденное — врачи не советуют людям вашей комплекции и вашего здоровья много двигаться после обеда. Потом ровным, но расслабленным шагом пройдитесь по коридору, заглядывая в палаты. Приметив свежезастеленную постель, войдите и лягте. Поспите. Проснувшись, попросите сестру дать вам свежее полотенце (в «Xадассе» любят менять белье по десять раз на дню) и отправляйтесь под душ. Свежий и отдохнувший, вы можете выпить стакан чаю с лимоном. А можно и не пить, если не хочется.

Идите в сад. Коли вы человек общительный, завяжите с кем-нибудь беседу и, прогуливаясь, обсудите последний визит Даяна в Америку. Если вы отдохнули настолько, что вам нужна женщина, то заговорите и сговоритесь с той, которая вам понравится. Укромное местечко для более подробной беседы на интересующую вас обоих тему вы сможете найти в саду; если же вы любите удобства, то среди больных всегда найдется сердобольный и понимающий вас человек, который покажет вам пустую палату или незанятый кабинет врача.

На обратном пути из «Хадассы» вы можете полюбоваться резкими тенями, которые отбрасывают горы на закате, либо сжечь какую-нибудь ненужную вещь, заявив возмущенной полиции, что тем самым совершаете символический обряд возвращения из галута, сжигая за собой корабли и взрывая мосты. Взрывать, конечно, ничего не нужно, со взрывами у нас не шутят. Вы сожгите что-нибудь.

Приехав в ту часть Иерусалима, которую называют центром города, вы отправляетесь, например, в ресторан на улицу Агриппы. Это как раз время, когда гости съехались на свадьбу. Здесь вообще все просто: никто не посмеет вас спросить, кто вы такой: гости со стороны невесты примут вас за гостя со стороны жениха, а сторона жениха примет вас за сторону невесты. Вы можете даже позволить себе ваше истинное выражение лица: вас примут за человека, который любит невесту, но которому она предпочла нынешнего жениха. Так будет даже лучше: евреи — народ романтический, и с вами будут обращаться бережно и нежно.

Поужинайте. Зайдите на кухню, оглядите всех подозрительным взглядом. Обойдите кухню, не обращая внимания на сердитое ворчание прислуги; поищите. Посмотрите, где стоит котел с чолнтом. Это такое еврейское блюдо — тушеная картошка с мясом и фасолью. Обычно чолнт готовят на субботу, но и на свадьбу тоже, потому что блюдо сытное. Редко кто ест чолнт на свадьбе, хватает и без чолнта, но его готовят на всякий случай, для самых прожорливых гостей.

К концу свадебного веселья вы еще раз зайдите на кухню, повозитесь возле чолнта и попробуйте котел поднять и понести. Вам это, конечно, не удастся. Хотя у котла очень удобные ручки, нести его нужно вдвоем. Не поднимая глаз, буркните поваренку: «Иди, помоги мне!» Вам не откажут в помощи, и вдвоем вы легко вынесете этот котел на улицу. Поставьте его в удобном месте — чтоб не был заметен и чтоб в то же время его не приняли за мину (не то вызовут полицию и взорвут) — и вернитесь в зал.

Протанцуйте последний танец, прижмите поощрительно в последний раз дальнюю родственницу двоюродного дяди жениха и пойдите себе погуляйте немного по вечерним улицам, в них много очаровательной прелести.

Еврейские свадьбы в Израиле заканчиваются рано. Примерно к тому же времени заканчиваются последние сеансы в кино и дружеские вечеринки. Народу на улицах много, и все хотят есть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Поэтому встаньте возле котла и продавайте чолнт. По семь, а лучше по девять лир за кулек. За полчаса вы распродадите все, котел не так уж велик. Будьте вежливы и оттащите пустой котел к дверям ресторана.

По дороге домой обменяйте мелкие деньги на крупные купюры. Рабочий день закончен.

Домой вы придете усталый, но с чувством удовлетворения за не напрасно прожитый день. Выражение вашего лица обрадует вашу женщину. Развалитесь небрежно в кресле и попросите немного спиртного, чтобы расслабиться. Молча покопайтесь в своем ящике; пачку денег вытащите со всем художническим пренебрежением к земным благам. Пробормочите что-нибудь про американцев, которые мешали вам работать — «чтоб отвязаться, я продал им несколько набросков», — и очень естественно, с трудом волоча ноги, отправляйтесь в спальню.

Сегодня вы доказали, что ваше творчество полезно — завтра можете спать до изнеможения. Проснувшись, почитайте, погуляйте и убедитесь, что мир прекрасен. И завтра же вечером подумайте (немного, чтоб не испортить удовольствие от по-настоящему прожитого дня), в какую больницу вы пойдете утром, и припомните, где, по вашим расчетам, снят ресторан для свадьбы…

…Вот это и есть жизнь, а остальное — мечты, халоймес Веры Павловны, — третий безымянный герой улыбнулся и пожал плечами.

— Э… э…, — сказал Рагинский, вглядываясь и потирая переносицу. Но третий безымянный герой не умел ответить на это приветствие. Так же, как и первые два, он не получил развития в повести.

Глава о марках машин, о родимых пятнах и о чужих сюжетах

«Субару» покупают вот по какой причине: «форд-эскорт», знаете ли, — марка почти отечественная, как пропавшая куда-то «сусита», и собирают «форд-эскорт» чуть ли не на углу Алленби и бульвара Ротшильда. «Субару» же — почти импортная фирма. Это весьма важное качество для простого советского человека, не изжившего родимые пятна социализма, столь шармирующие его бледную физиономию. Эти родимые пятна располагаются в уголках его распахнутого рта, на краешке замасленного подбородка, на кончике приподнятого от собственной советской гордости носа. Родимые пятна социализма заостряют зрение, утончают обоняние и слух. Они изящны, они демонстрируют стремление избежать обыденного. Их, наконец, нет у других представителей еврейского народа либо у тех они выражены недостаточно отчетливо.

Есть родимые пятна разного качества; разных, если угодно, знаков: пятна на затылке выражают желание быть похожим на всех, кто, возможно, смотрит в затылок и посмеивается над совчеловеком. Может быть, никто и не посмеивается, а так смотрит равнодушно, но совчеловек полагает, что посмеивается, а это обидно. Чтобы не отличаться, совчеловек быстренько приобретает такую же одежду, какую носят окружающие, и манеру ходить, свойственную им же.

Несколько позднее возникает желание отличаться от окружающих, и этому способствуют пятна на скулах, желтенькие такие пятнышки зависти, когда выясняется, что полностью быть похожим на окружающих совчеловеку недоступно. Оказывается, он не знает английского, на иврите говорит с резким подмосковным акцентом, не может иметь виллу в Савийоне, и на севере Тель-Авива квартиры тоже не для него. «Понтиак» или «плимут» он считает слишком широкими и толкует о гигантомании американцев. Он вдруг влюбляется в русский язык, который до сих пор как-то обходился без его влюбленности.

Он старается принадлежать к какой-нибудь элите. Это выражает родимое пятнышко на мочке левого уха. Женщины прикрывают это пятнышко бриллиантовыми сережками в платиновой оправе. Мужчины — нахальством и откровенным презрением «ко всем этим» либо совсем не скрывают.

По цвету мы делим себя на «шварце» и «унзере». И это никакой не расизм, потому что противоположная сторона делит на «ашкеназим» и «шелану», а еще потому что цветом можно отличиться без особых усилий. Если у меня другой цвет, чем у тебя, — значит, ты не такой, как я. Значит, ты хуже. Так нас выучили, такое у нас родимое пятно.