Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев

Ещё бы!

Конечно – ярче!

К этой, в сущности – очевидной, мысли Вернадский пришёл через многие тягостные сомнения и раздумья, сопоставляя и оценивая. Алексей Толстой, который тоже не сразу пришёл к признанию правды Ленина, недаром ведь назвал свою трилогию о судьбах интеллигенции в период с начала 10-х годов до начала 20-х годов ХХ века «Хождение по мукам». Название выразительное, но в системном отношении оно тождественно названию «Блуждание в трёх соснах».

К слову, за три месяца до приведённой выше записи – 15(28) сентября 1919 года, Вернадский записал в дневнике: «Здесь всё увеличивается накипь и тина жизни – серые будни. Рябушинские грабят и спекулируют вовсю, пользуясь своим влиянием».

Речь – о тех братьях Рябушинских, которых сегодня подают как образец русских патриотов и одновременно «деловых людей». А эти «патриоты» – владельцы «Товарищества московской объединённой промышленности», заключили с «белым» Донским правительством договор на поставку заграничной мануфактуры, крайне невыгодный для последнего[1128].

Кому война – мачеха, а кому – и мать родная…

Увы, как и многие другие учёные и специалисты старой России, Владимир Иванович Вернадский к критическому взгляду на «белых» пришёл не сразу. Тем более не сразу он пришёл к осознанию необходимости для России «красных»… На следующий день после Октябрьской революции Вернадский, видный кадет, протестовал в буржуазном Комитете спасения против любого участия большевиков в правительстве, не соглашаясь на возможность вхождения в него «даже приличных большевиков» вроде М. Н. Покровского[1129].

Вернадский и в годы гражданской войны весьма нелестно отзывался о Ленине – как и великий русский физиолог, нобелевский лауреат Иван Павлов (1849–1936). В 1920 году Павлов направил наркому просвещения Луначарскому письмо, в котором заявлял, что он, «как стародавний экспериментатор жизни, хотя и примитивной», глубоко убеждён в том, что проводимый в России социальный эксперимент «обречён на непременную неудачу»[1130].

В 1918 году Павлов выступил с публичной лекцией «О русской душе», которую начал с того, что заявил, что «наша интеллигенция, то есть мозг родины, в погребальный час великой России не имеет прав на радость и веселье»…

Иван Павлов говорил далее не столько о русской душе, сколько о русском уме, и говорил увы, тоже не очень-то умно: «Мне кажется, что мы не наклонны к сосредоточенности, не любим её, мы даже к ней отрицательно относимся… Русский ум не привязан к фактам. Он больше любит слова и ими оперирует… Мы оперируем насквозь общими положениями, мы не хотим знаться ни с мерой, ни с числом…»

Павлов уверял, что немецкие социал-демократы «приобретут ещё новую силу, а из-за нашей русской социал-демократии мы, быть может, кончим наше политическое существование»…

В итоге Павлов советовал России в 1918 году вот что: «Ну, хорошо, мы, может быть, лишимся политической независимости, мы пойдём под пяту одного, другого, третьего. Но мы жить-таки будем! Следовательно, для будущего нам полезно иметь о себе представление…»[1131]

Это что, великий русский патриотизм – готовность идти под чужеземную «умную» пяту? Насколько, всё же, духовно и политически мелкими бывают порой даже великие интеллекты!

А вот Ленин отнёсся к судьбе Павлова как ответственный государственный лидер. 25 июня 1920 года он писал Зиновьеву о том, что Павлов просится за границу, но отпускать его «вряд ли рационально», потому что Павлов заявляет, что «будучи правдивым человеком» «не сможет… не высказываться против Советской власти», и далее Владимир Ильич продолжал:

«Между тем учёный этот представляет собой такую большую культурную ценность, что невозможно допустить насильственного удержания его в России при условии материальной необеспеченности.

Ввиду этого желательно было бы, в виде исключения, предоставить ему сверхнормальный паёк и вообще озаботиться о более или менее комфортабельной для него обстановке не в пример прочим…»[1132]

Зиновьев мог бы озаботиться положением Павлова и сам, но уже тогда начиналось нравственное перерождение «вождя Северной коммуны».

Что-то для Павлова было тогда сделано, но, так или иначе, 9 ноября 1920 года правление шведского Красного Креста обратилось к Ленину с просьбой разрешить Павлову выехать в Швецию, «где ему была бы предоставлена возможность в благоприятной и спокойной обстановке проводить свои великие исследования»… Конечно, это была провокация, так что Ленин в предельно вежливом ответе 2 февраля 1921 года просьбу отклонил и написал:

«…в настоящее время Советская Республика вступила в период интенсивного хозяйственного строительства, что требует напряжения всех духовных и творческих сил страны и делает необходимым эффективное содействие и сотрудничество таких выдающихся учёных, как профессор Павлов…

…Теперь, когда военные нападения всех врагов России отбиты и взаимные связи со странами Западной Европы постепенно, но неуклонно устанавливаются, существует надежда, что для развития и применения русской науки будут созданы необходимые условия»[1133].

Незадолго до этого – 24 января 1921 года, Ленин подписал постановление СНК «Об условиях, обеспечивающих научную работу академика И. П. Павлова и его сотрудников». СНК постановлял «отпечатать роскошным изданием» труды Павлова; предоставить Павлову и его жене «специальный паёк, равный по калорийности двум академическим пайкам» и обеспечить им «пожизненное пользование занимаемой ими квартирой», обставив её и лабораторию Павлова «максимальными удобствами»…

В советское время Павлов успешно работал на своей знаменитой Биологической станции в Колтушах, которая стала по его выражению «столицей условных рефлексов». Но в полной мере Павлов осознал, что есть новая Россия, уже на смертном, по сути, одре – в 1936 году…

Ещё за два года до этого, в период подготовки к празднованию 85-летнего юбилея Павлова в 1934 году, Каганович и Молотов писали Сталину, что Павлов «может плохо отнестись к награждению орденом, но ждёт приветствия Совнаркома», и предлагали учредить премию имени Павлова и т. д., осветив в печати юбилей Павлова «примерно как юбилей Мичурина».

Сталин ответил: «Павлов, конечно, не Мичурин. Мичурин политически наш, а Павлов не наш. Нужно, чтобы эта разница не была смазана в печати, особенно в „Известиях“ у Бухарина. Никакого ордена ему не следует давать, даже если бы он хотел получить его. Во всём остальном согласен»[1134].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});