Благородный дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

— Да, конечно. Ой, какая красота!

Он стал одеваться.

— Если мой розыгрыш удастся, можешь оставить его себе как премию.

— О! Тогда все будет, как пожелаете, — с жаром проговорила она, и, позабавленный этой неприкрытой алчностью, он даже рассмеялся.

— Сначала мы высадим наших пассажиров на гонконгской стороне. — Он указал в иллюминатор: — Видишь большой грузовой корабль у пристани, на нем флаг с серпом и молотом?

— А, да, господин. Корабль дурного знака? Сейчас вижу!

— Когда мы с ним поравняемся, пожалуйста, выйди на палубу.

— Понятно. Что я должна сказать?

— Ничего. Только мило улыбнись — сначала мужчине и женщине, потом мне, а затем спустись вниз и жди меня здесь.

— И это все? — засмеялась Краса Снегов.

— Да, только будь красива и мила и улыбайся — в особенности женщине.

— А-а! С любовью или ненавистью? — тут же поинтересовалась она.

— Ни так и ни этак. — Он впечатлился её проницательностью, восторженно предчувствуя, как женщины возненавидят друг друга.

Уединившись в своей каюте на борту «Советского Иванова», капитан Григорий Суслев закончил шифровку срочного сообщения, сделал глоток водки и перечел радиограмму.

Иванов — Центру. «Артур» сообщает, что папки могут быть поддельными. Его друг передаст мне сегодня вечером копии. Рад сообщить, что друг «Артура» перехватил также информацию об авианосце. Рекомендую немедленно дать ему премию. Дополнительные копии посланы мной по почте в Бангкок для отправки диппочтой, а также на всякий случай в Лондон и Берлин.

Удовлетворенный, он положил книжечки с кодами обратно в сейф и запер его. Потом снял трубку телефона:

— Дежурного радиста ко мне. И первого помощника.

Суслев отодвинул задвижку на двери, вернулся к столу и стал смотреть в иллюминатор через гавань на авианосец. Заметив проходящую мимо прогулочную яхту, он узнал в ней «Морскую ведьму». От нечего делать Суслев взял в руки бинокль и навел фокус. На корме он увидел за столиком Горнта, какую-то девушку и мужчину, сидевшего к нему спиной. С огромной завистью он оглядел в бинокль всю яхту.

«Понимает толк в жизни этот ублюдок. Какая красавица! Вот бы мне иметь такую на Каспии, в Баку!

Почему бы и нет, — сказал он себе, провожая „Морскую ведьму" взглядом, — после стольких лет честного служения делу. У многих комиссаров — из высшего эшелона — есть яхты».

Бинокль снова скользнул по группе людей. Снизу поднялась ещё одна девушка, азиатская красотка, но тут послышался вежливый стук в дверь.

— Добрый вечер, — поздоровался радист. Приняв радиограмму, он расписался за неё.

— Отошлите сейчас же.

— Слушаюсь.

Явился первый помощник Василий Борадинов, крепкий, симпатичный мужчина тридцати с лишним лет, капитан КГБ, выпускник факультета разведки Владивостокского университета с дипломом судоводителя.

— Да, товарищ капитан?

Суслев передал ему расшифрованную радиограмму из стопки на столе. В ней говорилось:

Первому помощнику Василию Борадинову принять обязанности Дмитрия Меткина как комиссара «Иванова». За капитаном Суслевым остается вся полнота командования на всех уровнях до последующих распоряжений.

— Поздравляю, — сказал Суслев.

Борадинов расплылся в улыбке.

— Спасибо, капитан. Какие будут распоряжения?

Суслев протянул ему ключ от сейфа.

— Если мне не удастся выйти на контакт с вами или я не вернусь завтра к полуночи, откроешь сейф. Инструкции в пакете с пометкой «Чрезвычайная ситуация № 1». Там сказано, как действовать дальше. Теперь... — Он передал запечатанный конверт. — Здесь два номера телефона, по которым меня можно найти. Откроешь лишь в крайнем случае.

— Очень хорошо. — На лице у Борадинова выступили капельки пота.

— Волноваться не нужно. Ты вполне можешь принять на себя командование.

— Надеюсь, этого не понадобится.

Григорий Суслев рассмеялся.

— Я тоже на это надеюсь, мой юный друг. Прошу садиться. — Он налил две рюмки водки. — Ты заслужил повышение.

— Спасибо. — Борадинов замялся. — Что случилось с Меткиным?

— Первое: он совершил глупую, ненужную ошибку. Дальше: его предали. Или он сам себя выдал. Или ему на хвост села эта треклятая Эс-ай, которая его и схватила. Или его прищучило ЦРУ. В любом случае бедному дуралею не следовало превышать свои полномочия и подвергать себя такой опасности. Глупо рисковать собой, не говоря уже о безопасности нас всех. Глупо!

Первый помощник нервно поежился в кресле.

— Как вы планируете действовать?

— Все отрицать. И ничего сейчас не предпринимать. Мы должны выйти в море в полночь во вторник; этого плана и будем придерживаться.

Борадинов напряженно смотрел в иллюминатор на авианосец.

— Жаль. С этим материалом мы значительно продвинулись бы вперед.

— С каким это материалом? — прищурился Суслев.

— Разве вы не знали, капитан? Перед уходом бедняга Дмитрий шепнул, что, по его сведениям, на сей раз мы должны получить невероятную информацию — копию наставления к системе наведения и грузового манифеста их вооружений, в том числе ядерных боеприпасов, — именно поэтому он и пошёл сам. Это был слишком важный материал, чтобы доверить его обычному курьеру. Должен признаться, я предложил ему пойти вместо него.

Суслев был потрясен тем, что Меткин кому-то доверял секретную информацию, но не показал виду.

— Откуда он узнал?

Первый помощник пожал плечами.

— Он не сказал. Полагаю, от того самого американского матроса, когда принимал звонок в телефонной кабине, чтобы организовать закладку. — Борадинов вытер каплю пота. — Они расколют его, да?

— О да, — с готовностью ответил Суслев, желая, чтобы подчиненный проникся уверенностью. — Они могут расколоть любого. Вот почему мы должны быть готовы. — Он потрогал небольшую выпуклость от капсулы с ядом в кончике лацкана, и Борадинов поежился. — Лучше, чтобы это произошло быстро.

— Ублюдки! Должно быть, они вышли на него по наводке, раз схватили, прежде чем он успел что-то сделать. Ужасно. Звери они все.

— А... а Дмитрий что-нибудь ещё говорил? До того как ушел?

— Нет, только, что надеется, как и все, на несколько недель отпуска. Хотел навестить семью в своем любимом Крыму.

Довольный тем, что следы заметены, Суслев пожал плечами.

— Ужасно жалко. Он мне так нравился.

— Да. И так обидно: ведь до пенсии ему оставалось всего ничего. Хороший был человек, хоть и совершил такую ошибку. Что они с ним сделают?