Демид. Пенталогия (СИ) - Андрей Вячеславович Плеханов

убивать молча. Он рванул руку Демида, едва не вырвав ее из плеча, он уперся в землю лапами, он кинул Демида на землю и оказался на нем.

Пшик – вот как это называется.

Демид вывернул руку – больно, до хруста в суставах. Он ударил зверя коленом. Такие собаки не чувствуют боли, но ребра собаки сломались, и мышцы ее на секунду расслабились. Демид согнул шею собаки и металлическим предплечьем свободной руки нанес ей страшный удар по носу.

Собачий череп треснул. Зверь хлюпнул кровью. Удивленно – ему еще не приходилось умирать. Он разжал челюсти, взметнулся массивной тушей, он попытался взреветь, позвать на помощь людей, что так безжалостно отправили его на погибель, но было поздно. Демид вцепился псу в глотку и превратил ее в кровавый комок.

Зверь убивал молча. И умереть он тоже должен был молча. Чтобы не разбудить раньше времени тех зверей, что ждали в избушке.

Ждали?

А пес уже умер. Обмяк огромным телом. Лежал, вытянув лапы. Огромная башка, огромные челюсти в висящих складках кожи. Бугры каменных мышц под короткой серой шерстью. Демиду еще не приходилось иметь дело с такими страшными собаками. Мастино – вот как называется такая зверюга.

Только Король Крыс. Да, тот был пострашнее. Но Король Крыс не был собакой. Он был КЕМ-ТО.

И Демид совершенно не представлял себе, как убить его.

* * *

– Ты что наделал? – Свистящий шепот за спиной. Демид обернулся. Ольга. Демид уже и забыл о ее существовании. – Ты убил его!

– Убил. – Демид все так же стоял на коленях. Рукав разорван в клочья. Руки в крови. Собачьей крови. – Зато он не убил меня. Ты разочарована?

Отвернулась. Слезы в глазах. Вот те раз! Демид жив, а она плачет.

– Это твой пес?

Молчит.

– Это твой пес, я спрашиваю?!

– Нет.

– Тогда кончай носом хлюпать. Я тебя сюда не тащил!

Беда с этими собаколюбами. Выручили-таки его нарукавники. Как сердцем чувствовал, что нужно их надеть. Перекусил бы без них славный песик руку Демида, как спичку. А там, внутри, чем будут его угощать? Пули руками ловить?

– У тебя пушка есть?

– Что?

– Слушай, кончай сопли развозить. – Встряхнул Ольгу за плечи так, что зубы клацнули. – Я могу и передумать, хватит с меня одного собачьего трупа. Но ты знаешь, почему-то передумывать я не хочу. Мне нужно... Мне нужно вспомнить, как это делается. Доставай свой пистолет.

– Демид...

– Быстро!

Полезла за пазуху, достала «Макаров».

– Снимай с предохранителя!

Щелкнула рычажком. Ну героиня! Ostia puta. [Испанское ругательство.]

– Держи его в руке. Трое там, говоришь? Ладно, увидим. За спиной держись. Меня только не пристрели со страху.

– Демид... Ты не убьешь их?

Дура. Чего больше всего на свете боялся Демид – убить кого-нибудь. Убить человека. Убить под давлением обстоятельств, защищая свою жизнь. Как жить тогда дальше, зная, что ты – убийца?

Для этого и существует Искусство. Убить просто. Обезвредить врага, сохранив жизни – и свою и его, – сложно. Но необходимо.

Потому что это – ПРИНЦИП.

– Нет, – сказал Демид. И исчез в зарослях малины.

Демид вошел в дом со двора. Через заднюю дощатую пристройку с расхлябанной, раскрытой настежь дверью. Тихо вошел. И сразу попал в сортир.

Только в России такое бывает. Запах дерьма. Куриное и человечье вперемешку. Большой темный двор – солома, дрова, жерди, подпирающие падающие стены. А в середине двора – человечья фигурка на корточках. Спиной к Демиду. Парень сидел враскорячку и старательно делал большое и важное дело.

Демид мягко стукнул его ладонью по затылку. Человек беззвучно повалился на бок. Так и лежал скрючившись, со спущенными штанами. Не был он похож на крутого охранника. Пацан лет двадцати, открытый рот, закрытые глаза. Подкуренный, конечно. Очухается – так и не поймет, что с ним случилось. В ментовке объяснят.

И все же что-то было не так. Так склад кокаина не охраняют. Кокаин – это ценность. Начеку быть надо!

Двинул дальше. Еще дверь. Опять открытая. Черт возьми! Неужели они так надеются на свою собаку?

В комнату вдвинулся, как засов в ружье. Железный и холодный. Двое. Не обманула чертова бабенка. Один сразу налетел, горячий, черный, с ножом. Ждал? Удар в шею – будем разговаривать только с одним. Один остался. Самый большой. Демид даже обрадовался – хоть этот был похож на серьезного человека. На противника.

Хотя, впрочем, какой он противник? Может быть, тот, с ножиком, был противником? Тот крепкий брюнет, что валялся сейчас в углу в нирване, слишком уж поспешно вырубленный Демидом. А этот – какой он противник? Большой,