Эльмира Нетесова Мгновенья вечности - Эльмира Нетесова

— Отвези на дачу, чеснок пора копать, да хрен уже выстоялся!

— Короче, вконец загоняла. Вернусь с работы, никакого отдыха! Тут же, что бурлака, впрягает в лямку. Ну вот и достала, я взвился и наехал на нее один раз. Пообещал живьем урыть на даче. Она в вой, я ей подсрачника врубил от всей души. Расскочились. Зато сколько лет на той даче не появляюсь. Не чертоломлю! И с голоду не пропадаю. Хочу в столовой иль в кабаке похаваю. Когда мамка приезжает с деревни, на всю неделю жрать мне сготовит. Верите, до сих пор радуюсь, что никто на меня в доме не воняет, не брешется лодырем, козлом и прочими вонючестями. Так что мужикам даже вредно бабами обзаводиться...

— Послушай, а где ты ночуешь? Свет по вечерам не горит, самого со сворой псов не отыщешь. Где тебя носит? — озорно улыбался Андрей.

— Так это я для разминки, чтоб кровь не плесневела, в гости хожу. Что тут такого? Временная связь мужику как кислород нужна. Чем чаще баб меняем, тем лучше.

— А я уже и забыл, когда в последний раз был у женщины? Пора навестить, а то состарятся мои «телки» без внимания и ласки, обидно будет,— поддержал общую тему Яшка.

— Да, заверни к Торшихе! Она тебя всегда с радостью примет!

— Староватая она!

— Да чего там? В темноте под одеялом все кошки серы, а бабы одинаковы!

— Чего ж сам старух не клеишь, все к молодым прикалываешься?

— Я пять лет со старухой мучился. Она на восемь лет старше была.

— Вот это ни хрена! Ты что, с завязанными глазами подженился иль по бухой не разглядел ее? — удивился Колька.

— Любил!

— Старуху? Ну и отмочил отморозок!

— Она меня все годы охраняла. С каталкой у двери. Да так меня гладила, что до утра едва успевал в себя придти. Но однажды опередил стервозу Вырвал у нее каталку из клешней, да так отмудохал, неделю с койки не вставала. Я тем временем «дублершу» нашел. До сих пор тусуемся.

— А старуха как? Свыклась?

— Давно нет ее! Как только встала «плесень», я ее мигом кибенизировал! Пообещал, коли воротится, лопату в ход пустить вместе с вилами. Ну она не захотела убедиться и слиняла благополучно.

— Нет, со старухой хреново!

— Зато они сговорчивее! — хохотнул Вася.

— Ты тоже с «мухоморкой» был? — удивился Андрей.

— По пьянке чего не приключается, может и наезжал на какую, не зарекаюсь. В поселке ни одна не обижается, и вслед не бранят! —умолк под громкий хохот.

— Эх, мужики! Мы над бабьем хохочем, они над нами. Но если по сути, друг без друга не обойтись никому. Природа свое возьмет, и никуда от нее ни деться.

— Колька! Ты это к чему бубенишь? Иль мало всех нас бабы накалывали?

— Пожалуй, на равных!

— Ни хрена! Я свою до армии пальцем не трогал. Берег, как цветок. Для себя, конечно. Чтоб после службы все честь по чести справить. Каждый день письма писал. Называл своею ласточкой и мечтой, солнышком и радостью. Дни считал до дембеля, до нашей встречи. А когда домой вернулся, такое о своей зореньке услышал, что душу в штопор скрутило. Враз и не поверилось. Решил сам убедиться. Вызвал ее вечером в лесок, прямо за домом, привел на лужайку и потребовал:

— Ну, признавайся, как меня из армии ждала? Сохранила ли честь девичью? Не осрамила ли себя и меня перед людьми и Богом?

— Ксюшка землей под ногами поклялась в непорочности. Даже я засомневался, а права ли сестра, рассказав об Оксанке мерзости? Ну, за про-перкой далеко не ходить. Завалил я свою девку на травку, задрал ей юбку и... Мама родная, чуть с ушами не утонул в ней. Ох, и обидно сделалось за брехню. Ведь рассчитывала, что я неопытный лопух и не разберусь ни в чем. А я в армии каждую неделю в самоволку линял, все к девкам, там такую практику прошел, никому не снилось. Короче, поднял Ксюшку с травушки, да как вмазал потаскухе по соплям, она в кусты кувырком улетела. Я ей и скажи:

— Тебя, как радость свою берег, а ты как себя вела, стерва окаянная? Вот тогда она и раскололась, что еще в пятом классе школы перестала быть девочкой. И когда со мной дружила, таскалась с другими ребятами по подвалам и чердакам. Но если я на ней женюсь, как обещал, она никогда мне не изменит. Но я уже не хотел попадать на ее крючок вторично. Послал подальше и ходу от Ксюшки. Поверите, месяца не прошло как ее взяли замуж. Приличный человек женился, а она по старой памяти и меня на свадьбу пригласила. Я пришел...

— Круто! — выдохнул кто-то из парней.

— Гостей на свадьбе целое половодье собралось. Оксанка, что королева наряжена. На голове венок и фата! Ну, прямо сама невинность! Меня смех валил с ног. Подождал, пока гости хорошо поддали, увидел, что невеста выскользнула во двор свежим воздухом подышать, и следом за нею намылился,— ухмыльнулся парень.

— Подвалил и предлагаю ей, мол, пошли в беседку, там зелень непроглядная. Оттянемся от души за все упущенное. Теперь ты замужем, бояться нечего! И ухватил за сиську. А Ксюшка молча как звезданула мне! Из глаз искры посыпались снопами, и говорит зло:

— Отвали козел! Все что было, навсегда ушло. Теперь я законная жена, и не смей, облезлое чмо меня лапать! Не то останешься калекой до смерти, за тебя ни одна старуха замуж не пойдет. Меня навсегда забудь, придурок шибанутый.

— Вот тебе и шлюха!

— Знать, отгуляла свое, одумалась.

— Живет она с тем мужиком?

— А куда денется? Двоих ему родила, оба его копии. И никто о ней не говорит ни единого дурного слова. Мужик на Оксанку не нарадуется. Так и сказал всем шептунам, кто о прошлом его жены рассказать хотели:

— Меня не интересует, как жила она до свадьбы. А вот как при мне живет, вижу сам! И любому шептуну сверну башку на задницу за сплетни и ложь!

— Она, как все говорят, прекрасной женою стала. А я, дурак, не поверил ей тогда. Потому один задыхаюсь. Никому не нужен. Теперь ни я, мне не верят, что на что-то еще годен,— вздохнул человек.

Парни ели уху. Она казалась им самой вкусной, такой дома не получится, сколько ни старайся.

Где-то неподалеку тявкнула лиса, почуяла запах рыбы, и ей захотелось полакомиться рыбьими потрохами, знала, люди их не едят.

— Иди, лопай! — отнес Андрей отходы к кустам и вскоре услышал чавканье.

Где-то высоко над головами летел гусиный косяк, скрываясь в темноте ночи.

А там и сорока затрещала, кто-то побеспокоил, разбудил спящую. Люди поневоле насторожились, вглядывались в заросли, оттуда вскоре вышел лесник. Увидев поселковых, успокоился, присел к костру.

— Прости, Кузьмич, что разбудили. Сам понимаешь, выходные короткие. Переночуем и домой! Ты не беспокойся, костер зальем, пожара не допустим! — сказал Яшка и, налив в стакан из бутылки, протянул старику:

— Выпей с нами!—тот не отказался.

— Вот мы тут спорим, есть ли любовь на свете? Нужна ли людям? И что собою представляет, радость или наказание? Как думаешь ты, Кузьмич?— спросил Яшка лесника.

— Что она есть? Ну, вот я с бабкой своей полвека прожил. Каб не любил ее и дня не потерпел бы! А то ить дня без ней дышать не могу. Ну, будто веника в избе не достает. Не ворчит, не лается, бока блохой не точит, не гремит чугунами. Она в зимовье заместо домового, со всем хозяйством управляется. Оно, навроде, небольшое, а хлопотное, суетное. То скотину доглядеть, меня нахарчить, в зимовье порядок держать, еду сготовить, постирать, все в ее руках. Куда мне без ей? Совсем мохом обрасту,— моргал слезящимися глазами.

— Дед! А ты когда-нибудь бил жену? — спросил Андрей.

— Не-е, внучок, не колотил бабу. Не допекала, не изводила. Завсегда со мной в согласье живет.

А и как забижу свою сердешную, коли ночью к ней в постель ложусь под теплый бок. Разве осерчавшая баба примет? Сгонит вон, и спи единой душой на печке, как таракан в щели. Мне такое не по духу.

— Кузьмич! А дети есть у вас? — спросил Колька старика.

— Аж цельных трое, да внуков пятеро. Едина беда, все по разным городам разбеглись. Кто где прижились. Вместях не получилось. Старший сын военным сделался, теперь в большом чине, где-то на Севере прижился. Дочка на Украине, в фермерши залезла, а младший мой в Белоруссии служит в летчиках. Мне его не докричаться. Вот так и живем по врозь. Кажный в своей берлоге. Уж и не припомню, когда впослед виделись. Все недосуг свидеться, всем некогда. Но и то Слава Богу, все вживе и в здравии...

— А часто ругаетесь с бабкой?

— Мил человек, за те годы, что прошли, мы по взглядам наловчились понимать. На что брехаться и кровя портить один другому? Жисть без того трудная и короткая. В ей уступать друг дружке надобно. Ить не звери, каб грызть один другого.

— Кузьмич! У вас друзья есть?

— Едино, что соседи—лесники. С ними дружимся, навещаемся, в праздники проздравляемся. Ну, и подмогаем по-соседски. По-волчьи не живем. Мясом, рыбой делимся, у кого закончилось, подсобляем. Без того в лесе жить неможно.

— Поселковые часто на этом участке бывают, приходят за грибами и ягодами?

— Всякие случаются. Иных в шею отсюда гоню. Напьются до визгу, запалют костер и заснут подле него. Случалось, спасал их, глумных, а было сгорали до смерти. По мне единая беда, когда костры в самом лесе палят, а потом кидают их без догляду. За всеми не углядишь, а пожары для нас погибель. Зверье помирает, губится лес, а и сами люди не всегда успевают сбежать. От того я ни всех в лес пущаю, чтоб урону меньше было.