Эльмира Нетесова Мгновенья вечности - Эльмира Нетесова

Шилов жил сначала в бараке, потом ему дали двухкомнатную квартиру. И он, собрав в кучу свое семейство, тут же перебрался в новый дом, со всеми удобствами и даже с телефоном, какого не имел никогда.

Едва переступив порог новой квартиры, Данил вспомнил, что жилье нужно обмыть!

— Так всегда водилось, отмечать новоселье! — рассмеялся и послал жену за водкой. Та не промедлила. Принесла, как и велел, две бутылки водки и по банке кильки на закуску.

Выпив и поев, супруги заснули прямо на полу. Их долго тормошили проголодавшиеся ребятишки. Так было не впервой. Детвора, похныкав, вылизала дочиста банки из-под кильки и прикорнула у двери, дожидаясь спасительного утра, когда родители отведут обоих в детский сад, где добрые тети умоют и накормят досыта.

Откуда им было знать, что следующий день выходной, и их никто не поведет в детсад. Проснувшаяся от их криков мать, едва соображая, открыла двери, сказав хрипло:

— Идите гулять на улицу! Вовсе заглумили голову! Без вас тошно! Все жрать вам подай! А где возьму, коль похмелиться не на что? Сами найдите что-нибудь, уже не маленькие! — закрыла за детьми двери и повалилась на койку, не раздеваясь.

Дети, выскочив во двор, тут же бросились к помойке. Они часто здесь промышляли и знали, что жильцы дома нередко выбрасывали сюда еду. Случалось, находили не только хлеб, а и макароны, кусочки рыбы и колбасы. Когда не было ничего вкусного, ели очистки от картошки. Плохо, что зимой они смерзались, и вырвать их из снега было трудно.

Ребятня увлеклась. Сегодня им повезло. Кто-то выбросил целую селедку! Чуть подальше половина батона цвелого хлеба. Ну и что? Дома и такого нет! Это ж целое сокровище! Тут двоим от пуза хватит! Стали делить найденное, радуясь удаче, и только потащили в рот еду, какой-то дядька схватил их за руки, притащил к машине и сказал водителю:

— В круглосуточный детсад вези малышей. Я их ни впервой на помойке вижу, пусть Терехин узнает, кто их родители? Совсем озверели люди! Своих детей перестали растить! — возмущался Сазонов. Он хотел навестить Анискина, но тут же изменил планы, сам вызвал по телефону Яшку, велел придти в кабинет немедля. Как только участковый переступил порог, Федор Павлович, багровый от ярости, потерял самообладание и закричал:

— Чем вы занимаетесь? Как работаете? Или не видите, что на вашем участке творится? Дети, хуже бродячих собак, на помойке «пасутся»!

— Сегодня выходной! — оправдывался Яшка.

— О чем речь, когда на участке такое безобразие творится? Средь бела дня голодная детвора ест отходы с помойки! Немедля установите, кто родители, и примите меры, чтоб лишили негодяев родительских прав! Кем надо быть, чтоб допустить такое кощунство! После мне доложите, что сделано? Детей родителям не возвращать без согласования со мной! Понятно? Идите!

Яшка заторопился в детский сад.

А вездесущая старуха, соседка Данила Шилова, увидела, как соседских детей прямо с помойки посадили в машину и куда-то повезли.

— Заспались, как ведмеди в берлоге! А детву менты сгробастали! Сунули, ровно цыплят, в свою машину и без оглядки поехали. Во! Теперь их в заграницу продадут за большие деньжищи! Вам и на похмелку не дадут. Я по телику видала про такое! Во! И ваших туда же сплавят!—тарахтела старая в уши Даниле. Тот встал, ничего не соображая. Где его дети? При чем заграница? Откуда взялась милиция? — смотрел на бабку мутными глазами.

— Чего стоишь, как хрен в огороде? Твоих детей украли, увезли обоих со двора. Я своими глазами видела. Беги, отними их!

— Кто украл? Куда?

— Милиция сгребла. Уж не иначе, как наш участковый!

— Зачем они ему?

— Продаст их за границу! Теперь все телики про то лопочут. Иль ты глухой?

И до Данила дошло. Он поискал детей во дворе, вспомнил, что сегодня выходной, и жена не отводила ребятню в детский сад, вдруг рассвирепел.

Он вернулся домой, хотел разбудить жену, но бес полезно, та спала мертвецким сном, ничего не чувствовала и не слышала брани мужа.

Тот пошарил в столе, взял на всякий случай отвертку, нож, заводную ручку и вышел из квартиры под причитания старухи:

— Да поспешай, ирод! Покуда ползешь, детей в Германию свезут!

Данилка заторопился. Он и сам не знал, где ему теперь искать своих детей. Кто их забрал? Зачем? У кого их отнимать,— остановился в недоумении, и вдруг в голове прояснилось, он четко вспомнил слова соседки:

— Милиция сгребла. В машине увезли их. Кто ж, как ни наш участковый Яшка!

Данила даже подскочил, рассвирепев:

— Что? Моих детей у меня отняли? Да кто позволил падлам? С глотки вырву своих деток! Я вам покажу Германию, паскуды вонючие! — бежал, теряя по пути похмелье, наливаясь звериной злобой.

Нет, он не поспешил в милицию. Он сразу свернул к дому Терехиных и, заскочив на крыльцо, забарабанил в дверь.

Ему открыл Илья Иванович.

— Где мои дети? Слышь, старый гондон! Отдай мою детвору! — вцепился в горло человеку. Терехин не только ответить, дышать не мог.

Услышав шум, в коридор выскочил Степка. Он увидел, как задыхается дед, как округлились его глаза. Зажатый в угол, он не мог защищаться.

— Пусти деда! — схватил Степка запор, на какой закрывали двери, изо всех сил ударил им мужика по голове. Тот не упал. Он выпустил из рук Илью Ивановича и, оглянувшись на Степку, заорал дико:

— Уже продали моих! Я за них всех вас урою! — ударил ножом коротко. И только хотел войти в дом, на крыльцо ступил Яшка. Он всего один раз поддел Даниле в подбородок, тот грохнулся в угол без сознания, затих. Яшка увидел встающего с колен по стене отца. На его горле синие отпечатки пальцев Данилы остались тяжелой печатью. Степка лежал на полу, подняв кверху руки. Как тогда, в тот первый день встречи.

Яшка понял, что опоздал всего на миг, на одно мгновенье перед целой вечностью...

Степка уже не дышал. Только открытые глаза и рот, словно кричали, как тогда на дороге:

— Люди! Остановитесь!