Встреча на Эльбе. Воспоминания советских и американских участников Второй мировой войны - Семен Красильщик

Ровно в 6.00, выходя из туалета, я услышал свист снарядов. Я и шедший впереди солдат одновременно бросились на землю. Когда огонь начал смещаться к югу, мы оба, американец и немец, кинулись к бункеру. В течение полутора часов 69-я дивизия обстреливала Эйленбург. Потом наступило затишье.

В перерыве между артобстрелами в бункер повалили гражданские лица, спасавшиеся от полыхавших в городе пожаров. С ними пришел врач. Ночью он был среди тех, к кому капитан обратился с речью о капитуляции. Грозя мне кулаком, он сказал, что мы разбомбили его госпиталь и что теперь он уйдет вместе с майором, который так и не решился сдаться[35].

Возобновившийся вскоре артобстрел окончился в 9 утра. Фон Рихтгофен и я пошли к реке. Солдаты, выбравшись из тянувшихся вдоль берега земляных укреплений и окопов, бросали в воду свое оружие. Мы вернулись в бункер и стали выстраивать капитулировавших в колонну. Несмотря на обстрел и пожары, из домов выбегали дети, они подстраивались к колонне и шли за мной. Я почувствовал себя тем самым дудочником в пестром костюме, который увел детей из Гамельна[36].

Вдруг мне показалось, что за одним из километровых столбиков у реки кто-то шевелится. Из-за него медленно встал американский солдат и сказал: «Бог мой! Ты что, американец?» Я ответил: «А ты, черт возьми, что думал, я — Бетти Грэбл?»[37]

Из-за угла дома появился еще один американский солдат. Я сказал им обоим, что в бункере их ждут. Потом переправился через реку и связался по полевому телефону со своим 104-м полком и через штаб 1-го батальона — с 69-й дивизией. Вернувшись по мосткам, переброшенным с одного конца разрушенного моста на другой, я отравился в бункер, взяв с собой капрала Соловица и русского пленного, и принял капитуляцию около 150 полицейских. Мы втроем разоружили их, и еще 350 солдат. Приставили к ним охрану, а их пистолеты сложили в два одеяла и, сгибаясь под тяжестью, перетащили на нашу сторону. Фон Рихтгофен сдал свой пистолет лично мне. Я его хранил до недавнего времени.

Из 104-го за нами прибыл «джип». Я и фон Рихтгофен поехали в штаб батальона. Полковник устроил мне взбучку за то, что я спутал ему всю операцию, и за то, что перед его КП болтается какой-то немецкий военнопленный. Он сам вышел за фон Рихтгофеном, как бы отказав мне в праве распоряжаться им. Когда я спросил, зачем они обстреливали город, он ответил, что у них было много лишних боеприпасов и их нужно было как-то израсходовать. К моей пущей досаде, в штабе я узнал, что в полдень 69-я встретилась с русскими в Торгау.

Два с половиной часа у меня ушло на то, чтобы подготовить отчет генералу Аллену и получить взбучку от «Старика», капитана Лондона.

Я не спал трое суток. После завтрака со «Стариком» я наконец добрался до казармы, лег и включил радио, когда вошел мой приятель и сказал, что «Старик» опять собирается послать меня на задание. Штаб дивизии приказал сержанту Адлеру попытаться вступить в контакт с русскими в Прече, примерно в 18 милях к северу от Торгау.

Адлер взял с собой в патруль капрала Боба Гилфиллана, капрала Сэма Становича и того же самого русского. Я должен был отвезти их на «джипе» на возможно более далекое расстояние и затем, если это будет целесообразно, отправить их дальше пешком с запасом провианта и заданием окопаться в случае необходимости и ждать появления русских.

Мы снова оставили бронемашину в Веллане, а сами доехали до какого-то местечка за Дюбеном, переправились через Мульде на пароме и проехали еще четыре мили на восток к Рёзе. От Рёзы мы направились к Швемзалю. До Пречи оттуда было миль двадцать, до Берлина — шестьдесят.

Мы взяли с собой большой американский флаг, чтобы, если понадобится, с расстояния показать, кто мы. Отъехав на несколько миль от Швемзаля, вынули флаг, привязали его к семифутовому шесту, а шест прикрепили у края ветрового стекла. На дороге мы всем были видны как на ладони, и если уж нельзя было спрятаться, то вполне логично было попытаться привлечь к себе внимание.

Под вечер к югу от Бад-Шмидеберга дорогу нам преграждали семеро конных немцев, нацеливших на нас винтовки. Мы сняли с голов каски и, стоя в «джипе», стали махать ими, стараясь показать, что намерения у нас самые дружественные. Мы подъехали прямо к ним. Где-то неподалеку шла перестрелка. Я спросил встречных, что они тут делают. Они сказали, что стоят в тыловой охране взвода, ведущего бой с русскими. Значит, русские совсем близко.

Мы повернули на восток к Прече и проехали через оставленную жителями деревню Шплау. Остановившись у края холма около Пречи, мы увидели слева в поле двух русских. Вначале они внимательно смотрели на нас. Потом вдруг бросились бежать к нашему «джипу». К ним присоединились еще двое — капитан и солдат. Мы принялись обниматься, целоваться, громко крича наперебой. Русские устроились на крыльях и капоте, и мы двинулись к парому через Эльбу. Они показывали нам дорогу, мы въехали на паром и вручную перетянули его на другую сторону.

На берегу группа из 16 русских солдат встретила нас тремя оглушительными «ура». Мы проехали еще шестнадцать миль до штаба русской 118-й стрелковой дивизии в Аннабурге. Прибыли мы туда 26 апреля в 19.30. Нас приветствовал командир дивизии генерал-майор Суханов.

Пока я говорил с генералом, кто-то сунул мне в руку букет цветов. Я было удивился: что это за нежности? Но тут еще кто-то подошел и вручил мне букет сирени. Потом-то я понял, что русские вообще очень любят цветы. Принесли карту, и я пытался показать генералу расположение нашей части. Все надписи были на русском, и все же мы совместными усилиями в ней разобрались и даже смогли обменяться кое-какой информацией. Поскольку я был связистом, попросил отвести меня к радистам. Сначала они не могли понять нашей частотной системы. Потом разобрались, но работать на этой волне не смогли. Русские повели нас пятерых обедать в помещение, где была устроена столовая с длинным столом посередине. Мы и русские офицеры расселись по обе его стороны. Севший рядом со мной офицер был подтянут и вежлив. Он хорошо говорил по-немецки, так что мы могли общаться. Было произнесено много тостов, настроение царило приподнятое. Русский капитан сказал мне, что дежурный пытается дозвониться в штаб и сообщить о нашем прибытии более высокому начальству. Он также сказал, что нас представят к наградам. Через месяц состоялась торжественная церемония в Лейпциге, где мне вручили орден Александра Невского.

Нам подали макароны с мясом, колбасу, копченую рыбу, мясо в тесте, черный хлеб, крутые яйца, горячее какао и печенье. На столе были расставлены бутылки водки, перед каждым стоял наполовину наполненный стакан. Стоило сделать глоток, как один из одетых в голубые гимнастерки официантов протягивал руку из-за плеча, подливая еще водки. Не желая показать, что не в силах тягаться со своими русскими хозяевами, я незаметно выливал содержимое стакана в сапог. Официанты тут же заново наполняли его.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});