Драматическая медицина. Опыты врачей на себе (с ориг. илл.) - Гуго Глязер

Врачи проводили опыты на себе со всевозможными лекарствами по поводу самых разнообразных нормальных физиологических состояний организма и самых различных заболеваний.

Врачи второй половины прошлого столетия ставили перед собой вопрос, переносится ли чесотка уже открытым чесоточным клещом или же клещи могут возникать в коже сами собой. Этот вопрос ныне кажется нам смешным, но он был поставлен как раз в то время, когда многие еще верили в самозарождение и не представляли себе пути инфекции при чесотке. Профессор Фердинанд Гебра, знаменитый венский специалист по кожным болезням, основатель современной дерматологии, ответил на этот вопрос после опытов на себе самом. Он перенес себе на кожу чесоточных клещей и доказал, что заболевание, представлявшееся тогда весьма страшным (чесотку считали столь же опасной, как и сифилис), вызывается проникновением клещей под кожу, а их самозарождения, в которое Гебра раньше и сам верил, не существует, и достаточно местного лечения, чтобы избавить человека от этого заболевания и тем самым предотвратить все последствия, внушавшие такой страх.

Застой по Биру

Когда гениальный хирург Август Бир на рубеже XIX и XX века предложил применять с лечебными целями искусственную гиперемию[20], то провел несколько тщательных и болезненных предварительных опытов на себе, прежде чем считать свой лечебный метод разработанным настолько, что его можно передавать для широкого применения. Сначала он испытал действие горячего воздуха. Он писал: «Я кладу руку в ящик для лечения горячим воздухом и медленно нагреваю воздух в нем. Когда термометр показывает 114°, жар еще можно терпеть. При 115° появляется чувство неприятного жжения под ногтями. Затем я кладу эту же руку с наложенным на нее резиновым бинтом, вызывающим незначительный застой крови, в таком же положении в тот же ящик. Воздух в нем снова медленно нагревают. При 98° появляется сильное чувство жжения под ногтями.

И третий опыт: если я вызываю в той же руке сильный застой (причем пульс в области запястья еще хорошо прощупывается) и кладу при тех же условиях в ящик для лечения горячим воздухом, то уже при 78° я дохожу до пределов терпимого. Для полноты исследования я проделал и противоположный опыт; в течение 16 минут я держал свою руку в обескровленном состоянии. Когда снимешь стягивающий бинт, наступает сильное реактивное переполнение кровью, которое мы, хирурги, хорошо знаем. Оно зависит от очень сильного ускорения тока крови. При обычных условиях я кладу руку в тот же ящик для лечения горячим воздухом, до того уже нагретым до равномерной температуры 145°. Рука очень хорошо выдерживает эту жару и сильно потеет. Я вынимаю руку и жду, пока она не побледнеет, а затем снова кладу в ящик, в котором поддерживается та же температура в 145°. Теперь я переношу эту жару лишь в течение нескольких секунд и должен убрать руку, так как чувствую нестерпимое жжение.

Сюда относятся и следующие наблюдения. Я подвергаю в ящике для лечения горячим воздухом свой таз действию жары, какую хорошо могу терпеть. Если затем я, задерживая дыхание и сильно натуживаясь при выдохе с закрытым ртом и зажатым носом, вызываю у себя во всем туловище застой крови, жара становится нестерпимой». Такие опыты были поставлены Биром, когда он вводил в хирургию свое великое открытие — лечение гиперемией.

Бир продолжал свои опыты и сообщил о них следующее: «Ускоренный ток крови является защитным средством против ожога. Это доказывается следующим изящным опытом. В течение часа я подвергаю свою руку, предварительно вызвав в ней небольшой застой крови, действию горячего воздуха, температуру которого еще можно выдержать. Когда покрасневшая было кожа опять побледнеет, остается тонкая сеть красных полос, несомненно, соответствующая разветвлениям мелких поверхностных кожных вен. Красные полосы исчезают приблизительно через 12 часов. Таким образом, здесь наблюдается легкий ожог, по месту своему точно соответствующий ходу мелких кожных вен».

Бир изучал также и действие только резинового бинта: «Изменения, наблюдаемые в конечностях, подвергнутых действию застоя, мне кажется, лучше всего описать на основании нескольких опытов на себе самом. Я накладываю на левую руку бинт так, что возникает небольшое пассивное переполнение кровью. Рука стянута бинтом лишь настолько, что это не вызывает никаких неприятных ощущений, и занявшись своей обычной работой, о нем совершенно забываешь. Через десять часов бросается в глаза усиливающееся припухание. Через двадцать часов рука и тыльная сторона кисти представляются равномерно припухшими, а объем предплечья теперь почти на три сантиметра больше его объема до наложения бинта.

В отличие от этого умеренного застойного переполнения кровью, главным образом и применяемого на практике, опишу теперь явления, какие наблюдались после очень тугой перетяжки моего левого предплечья бинтом. Он накладывается так туго, чтобы возник максимальный застой крови. Уже через две минуты значительно набухают подкожные вены, цвет кожи изменяется, и через семь минут бульшая часть ее становится красной, как киноварь. На сгибательной стороне под бинтом образуются множественные красные, как кармин, точки, соответствующие мелким кровоизлияниям. В руке появляется ощущение тяжести, усталости, покалывания и холода, сменяющегося ощущением жара. Пальцы холодают. При дальнейшем поддерживании застоя кожа ладони приобретает пепельно-серый цвет с красными, как киноварь, и белыми пятнами. Через сорок минут сильный застой начинает вызывать нестерпимую боль, так что бинт приходится снять».

Когда появился метод поясничного обезболивания, достигаемого впрыскиванием раствора кокаина в спинномозговой канал, благодаря чему теряется чувствительность к боли (к этому методу хирурги охотно прибегают в подходящих случаях), то Бир стал изучать этот вид обезболивания, о котором было много споров. Он рассказал об опыте, который поручил произвести на нем самом:

«У большинства больных, оперированных под спинномозговым обезболиванием, наблюдались весьма значительные нарушения, сходные с теми, какие мы обычно видим после общего наркоза. Чтобы составить себе точное суждение об этом, я решил провести опыты на себе самом. 24 августа 1898 года я поручил доктору Гильдебрандту сделать мне поясничный прокол и ввести полшприца однопроцентного раствора кокаина. Пункционная игла была введена обычным способом, что не вызвало никакой боли. Только в момент, когда игла прошла через оболочки спинного мозга, я почувствовал слабую молниеносную боль в ноге. К сожалению, опыт не удался из-за недосмотра. Игла для прокола не подходила к шприцу Праваца, и при попытках ее укрепить вылилось много спинномозговой жидкости, а с нею и бульшая часть введенного кокаина. Вследствие этого утраты чувствительности не наступило. Небольшие надрезы кожи и уколы иглой я воспринимал как боль. Так как вылилось много спинномозговой жидкости, я отложил повторение опыта на более позднее время».

Но тогда доктор Гильдебрандт предложил немедленно поставить опыт на нем. Вечером, около половины восьмого, профессор Бир обезболил ему место будущего укола между позвонками по способу Шлейха, а затем ввел иглу, что Гильдебрандт воспринял только как давление, но не боль. Затем Бир впрыснул полшприца однопроцентного раствора кокаина; на этот раз опыт вполне удался.

Бир описывает опыт, проведенный на своем ассистенте, так: «Через сорок минут сильное поколачивание ребром ладони по большой берцовой кости безболезненно; слабый пот по всему телу. Через сорок пять минут чувствительность к боли появилась снова, но еще сильно понижена. Она постепенно нарастает и возвращается к норме.

После этих опытов мы оба, не испытывая никаких расстройств, поужинали, выпили вина и выкурили несколько сигар. Я лег спать в одиннадцать часов, проспал всю ночь, проснулся утром вполне свежим и здоровым и гулял в течение часа. К концу прогулки я почувствовал слабую головную боль, усилившуюся в течение дня, во время моих обычных занятий. В три часа пополудни я побледнел, пульс у меня стал слабым, но оставался нормальным — около семидесяти ударов в минуту. Затем появилось ощущение очень сильного давления в голове, а при быстром вставании со стула наблюдалось легкое головокружение. Все эти явления тотчас же исчезали, стоило мне только принять горизонтальное положение, и наступали снова, если я вставал. Поэтому я был вынужден к вечеру лечь в постель и пролежать девять дней, так как при вставании повторялись все описанные явления. Но лежа горизонтально, я чувствовал себя вполне здоровым. Аппетит и сон были нормальны. При продолжительном чтении наступало головокружение. Через девять дней после пункции все эти явления исчезли, а еще через три дня я без всяких затруднений смог совершить далекую поездку по железной дороге.