Фарфоровый птицелов - Виталий Ковалев

ко мне, как насекомые. Какой-нибудь дуре это бы льстило. Но меня от большинства из них тошнит. Угодливые, приторные идиоты. Да ещё притом лезут из кожи вон в своём желании быть оригинальными и не походить на других! Какие пошлости приходится выслушивать. Брр! Я, молодая женщина, как рассудить, превосхожу всех их умом. Возможно, и есть среди них умные и даже талантливые, но всё это куда-то улетучивается, стоит им очутиться в поле моего обаяния. Два мужа было у меня — две ошибки. Впрочем, нет, не ошибки. Я не ошибалась. Я давала каждому из них шанс, мне хотелось жить с сильным и умным повелителем. Но где там! Ха-ха, повелители! Безголовые ревнивцы. Благодаря им я открыла истину: вполне может оказаться, что в убийстве виноват как раз тот, кого убили.

Первый — Гийом. Сильный, крупный, властный на вид — ну чего ещё можно пожелать! Он мой. Мой! В свои 20 лет я встретила это чудо и поставила себе целью покорить его и сделать своей собственностью. Всё оказалось проще простого. Он бегал за мной, как комнатная собачка. Заваливал цветами и шоколадом, умолял, клялся и… Поженились. Гийом настоял на церковном браке. Через полгода он надоел мне так, что я радовалась любому поводу побыть с ним врозь. Ужас, как он оказался однообразен и нуден! Ел только полезное, хотя известно, что питаться только полезным скучнее и вреднее всего. Придирался к моим словам, взглядам, вкусам, с удовольствием напялил бы на меня хиджаб — всё ему казалось, что на меня как-то не так смотрят мужчины. Ревность с первых дней — тьфу, гнусность. Это самый лучший способ вызвать отвращение, и он им с блеском воспользовался. С ним решительно не о чем было поговорить. Все его интересы — это деньги, бизнес и ипподром. Деньги, правда, у него водились. Роскошная квартира наша превратилась для меня в ад, ад на одну персону. Тошнота при виде мужа — что может быть страшнее! Да ещё я должна была отчитываться о каждой минуте своей жизни. Отвратительно! Хуже тюрьмы. Я возненавидела это пошлое животное так, что могла бы, кажется, с наслаждением закатать его катком в асфальт. Мне становилось всё труднее владеть собой. Чтобы хоть чем-то себя занять, я надумала брать книги в библиотеке, и Гийом всемилостивейше мне это разрешил. Появилась отдушина. Вначале я брала почитать всякую бульварную белиберду, но она вскоре мне надоела ещё хуже Гийома. По счастью, со мной познакомился лохматый весёлый студент и принялся за моё образование. У меня появился вкус к хорошим книгам. Студента звали Антуан. Он был на два года старше меня и являл собой полную противоположность моему мужу. Одного этого было достаточно, чтобы внушить мне симпатию. У нас сложились хорошие отношения. Встречи были нечастыми и короткими из-за жесточайшей конспирации. Гийом, этот носорог, раздавил бы нас обоих. Я рассказала Антуану о своих бедах. Антуан был из состоятельной семьи, отец его занимал крупный пост в каком-то министерстве. Выслушав меня, мой новый поклонник ненадолго задумался, а затем буднично и просто сказал: «Этого деспота надо отравить». Я думала, он пошутил. Но Антуан продолжил: «Я принесу тебе один очень полезный порошок, будешь понемногу добавлять ему в пищу, и твой ненаглядный приблизительно через 2–3 месяца отправится в лучший мир. Туда ему и дорога. Походишь немного в трауре, а потом мы поженимся. Не волнуйся, гарантированно никто ничего не обнаружит. Желудочное заболевание, только и всего». Я не стала всплескивать руками и кудахтать. Мне идея понравилась. Всё прошло, как было задумано. Я выказала недюжинное актёрское мастерство. Этот толстокожий дурак таял, как свечка, но надежды на выздоровление не покидали его до самых последних мгновений. Чего только не перепробовали на нём врачи. Я окружила его нежнейшей заботой. Он ушёл, чувствуя себя горячо любимым, — превосходная смерть. Никаких подозрений ни у кого не возникло. Таким было первое убийство в моём исполнении. Жалости я не ощутила. Только облегчение и гордость за себя. Сколько женщин мечтает овдоветь, и только я оказалась одной из немногих, кто пошевелил пальцем ради своей мечты. Порошок у меня ещё оставался.

Союз с Антуаном — это было на первых порах остро и даже кружило голову. Мы поженились, его родители купили нам квартирку и обставили её. Квартиру Гийома я продала и деньги положила в банк на своё имя. Очень неглупо, верно? Поначалу моя жизнь с Антуаном была беззаботной и весёлой, он был бесшабашным, умел петь и бренчать на гитаре. Но время шло, и рутина взяла верх над нами. Меня стали раздражать его друзья, их пустопорожний трёп и выпивки по поводу и без повода. Корчили из себя богему, а на деле-то все они оказались слабые, неинтересные пижоны. Хуже, что и Антуан мало чем от них отличался. Всё со своим Омаром Хайямом носился, уши прожужжал: «Пой, покуда у чанга не лопнули струны, пей, покуда об камень сосуд не разбит» или «Всё равно ведь судьбу за подол не ухватишь, ухвати хоть красавицу за подол», и всё в этом духе. Слушать строчки этого Хайяма ещё куда ни шло, но следовать его наущеньям, по-моему, могут только ослы. Потом ещё и покуривание травки добавилась ко всем прелестям. Я снова оказалась в аду нелюбви. Антуан, скорей всего, изменял мне, но при этом ревнив был похлеще Гийома. Я терпела, сколько могла. А потом, ну, вы понимаете, Антуан стал прихварывать. Естественно, он оказался проницательнее Гийома. Догадавшись, он, однако, ни словом не упрекнул меня, не устроил скандала, он поступил удивительно — покончил с собой. За день до смерти он всё мне выложил. Он будто бы охладел ко мне раньше, чем я к нему, ещё он назвал меня великолепным футляром от несуществующей скрипки, да и много другого обидного наговорил, но главное, что меня в нём удивило, — это его спокойное холодное презрение и к жизни, и к смерти. Я до такого презрения не доросла. Моё тело руководит мной и не даёт возненавидеть жизнь. Я с большим удовольствием подчиняюсь моей прекрасной машине и всем её прихотям.

Антуан оставил записку, снимавшую с меня любые подозрения. Я вдруг почувствовала к нему уважение и жалость. Скажу правду, мне не пришлось прибегать к актёрским ухищрениям. Поступок Антуана пробил брешь в моём эгоизме. Я даже как-то раз всплакнула. Но время — отличное лекарство от душевных недугов. Прошло чуть больше года, и вот я, молодая состоятельная женщина, пью жизнь, как самое изысканное вино. Красота моя не