Фарфоровый птицелов - Виталий Ковалев

шесть и шесть. Тело становится невесомым, парю над подводным царством. Пёстрые камешки на дне, стайки мелких рыбёшек с чёрными спинками, водоросли. Блаженство. Нет! Несправедливо думал я о Пространстве. Вот как надо думать: «Оно огромное. Оно добродушное. Оно неплохо ко мне относится». Вылезаю из воды через час. Расстилаю плед. Вдали чуть слышно шумит трасса, бегут разноцветные игрушечные машинки. Ветер присмирел, почти не чувствуется. Высятся горы вдали, немые и глубокомысленные. Многотысячный оркестр кузнечиков выводит своё бесконечное: «циги-циги, циги-циги, циги-циги». Всё это накрыто невероятных размеров голубым куполом. И в самом центре этой роскоши — моя персона. Недурно устроился, ей-богу! С этим приятным чувством я прикорнул, положив под голову рюкзак, и проспал целых три часа. Не ожидал от себя такой выходки. Дело-то уже к вечеру. Надо ехать, впереди ещё порядочное расстояние.

Добираюсь до пункта Т уже в сумерки. Фара что-то не включилась. Еду, как тать. Всё у меня заранее продумано: переночую в палатке в укромном местечке на северной окраине города. Когда-то школярами ходили туда покупаться, побродить по невысоким холмам.

Замечательно всё вышло. Только с палаткой пришлось повозиться. Ночь начиналась без луны. Спас фонарик, встроенный в телефон. Долго путался в шнурах и колышках, но в конце концов нечто кособокое всё-таки получилось. Вот когда я вспомнил, что целый день не ел — не хотелось. Зато какой я себе отгрохал ужин под звёздами! Четыре составляющих моего несчастного существа редко живут в согласии: это окаянное Тело вечно подводит в самые ответственные моменты, эта окаянная Душа просто умотала своими причудами, сколько от неё проблем, этот окаянный Интеллект своими ошибками просто в гроб загоняет, этот окаянный Дух сам не знает, чего хочет, и тиранит поминутно. Но вот подаются им всем четверым отлично заваренный чай со сгущёнкой, ломтики ржаного хлеба и сыровяленая твёрдая колбаса, пахнущая тоньше и обольстительнее, чем розы Шираза. Ах! Вот и восстановлено гармоническое единство Тела, Души, Интеллекта и Духа. Ишь, как уписывают, окаянные! На зло всяким физиотерапевтическим доктринам я наелся и напился на ночь, как Гаргантюа и Пантагрюэль, вместе взятые.

Любуюсь переливающимися огнями города и перемигивающимися звёздами. Уютнейшая спальня у меня! Каюсь, иногда я очень не прочь похвастаться. Увы-увы, так мало подворачивается поводов для этого! Вот и сейчас очень хочется сказать кому-нибудь: «А ведь согласись, старина, гениально у меня получилось с ночлегом, а?» Некому. Ладно, обойдусь. Видно от того, что поспал днём, спать не хочется. Да ещё звёзды! Если б я бухгалтером не был, я бы стал бы звездочётом. Прошу прощения у Маяковского за плагиат. Но я это искренне сказал. Есть же счастливчики, чья обязанность — ночи напролёт смотреть в телескоп на звёздные скопления, туманности и галактики. Эта бездна засасывает ещё почище скалистых каньонов. Заглянуть бы — что там дальше? Но тут, боюсь, даже мой синенький мопедик не поможет. Жаль-жаль.

Худенькая Луна наконец вспомнила о своих обязанностях. Даже на ущербе старушка щедро заливает всё вокруг голубым сиянием. Мир всем! Сижу, любуюсь — грандиозная мистерия разыгрывается, и у меня такое чувство, будто я единственный зритель. «Ночь тиха, пустыня внемлет Богу…» — огромное спасибо Лермонтову за стих. Огромное!

Ко времени моего существования уже на все случаи жизни всё было сказано выдающимися людьми. Как хорошо! Мне можно просто затаить дыхание и помалкивать. Чем я и занимаюсь, долго и с удовольствием. Как заснул, не помню. Палатка так и простояла пустой всю ночь. Проснулся ранним утром от какого-то шума. Поднимаюсь — убегает рыжая дворняжка с моей «высокооктановой» колбасой в зубах. Ещё одна маленькая чёрно-белая собачка потащила куда-то остатки хлеба. Банка сгущёнки перевёрнута. Порядок! Можно не утруждать себя с завтраком. Ничего, ничего. Всё к лучшему, приятно ведь, что ты хоть кому-нибудь да оказался нужен и полезен. Собачкам не так уж часто перепадает что-нибудь вкусное. Позавтракаю в какой-нибудь забегаловке очень нечужого мне города Т.

Беру полотенце и мыло и иду к речке. Напеваю предурацкую песенку: «По улицам ходила большая крокодила». Я всегда просыпаюсь с какой-нибудь мелодией в голове: песенкой или арией, или маршем, или ещё чем-то. Проследить, кто это так заботится о моём утреннем настроении, невозможно. Вкладывается музыка чьей-то незримой волей, и всё тут. Со снами это абсолютно не связано. С тем, что я делал и о чём думал вечером, тоже. Предугадать, что будет звучать в голове утром, нечего и пытаться. В молодости это меня только развлекало: «Забавно, — думал я, — иметь такого музыкального наставника, интересно, у всех он есть или это только моё уникальное свойство?» Но позже стал раздражаться: как-никак, это вмешательство в мою внутреннюю жизнь, интервенция. Такой ли уж я хозяин у себя в голове? Ведь я не знаю, какая мысль родится в ней ну, скажем, через полчаса. Ложась спать, не знаешь, что тебе приснится. Не знаешь также, какие твои воспоминания подсознание вздумает стереть, заботясь о тебе на свой таинственный лад, и, наконец, какую и зачем мелодию тебе подсунут утром. Таким образом, если ты и владеешь своей головой, то всё-таки наряду с невидимыми и неподконтрольными тебе силами. По-моему, это безобразие.

Перебиваю дурацкую песенку другой, совершенно непохожей: «Уймитесь, волнения, страсти, уймись, безнадежное сердце!» Постепенно мелодии, повоевав друг с другом, взаимоуничтожаются. Умываюсь и привожу себя в порядок.

Давно я не был в Т, как он изменился! Всюду понатыканы ресторанчики, нотариусы, салоны красоты. Такое впечатление, будто на каждую несчастную душу населения приходится по три салона, пять нотариусов и десять ресторанчиков. Да и ещё по двадцать пять аптек. И по тридцать три машины. Кажется, теперь все города этим живут. В ресторан не хочу — «рай для нищих и шутов», нахожу себе простецкую харчевенку и съедаю простецкую еду — салат из помидор и два шашлыка. Превосходнейший завтрак! Пришпориваю свои полторы лошадки и покидаю чудный город Т. Но теперь дорога уже — не паркет: идёт реконструкция, сплошные ухабистые объезды — и себя жалко, и мопедик! Добираюсь к цели путешествия только вечером. Порядком истерзанный. Ночую в палатке. Я заметно поумнел с прошлой ночи — купленные в городе Т продукты после ужина аккуратненько сложил в изголовье. Заснул мгновенно.

Проснулся рано, только-только рассвело. Шум реки. Мрачные гранитные стены. Всё абсолютно такое, каким я себе и представлял. Вот он, каменный коридор, таинственный и, как в детстве казалось, таящий какую-то угрозу. Вот она, мощная матово-опаловая вода с узорами пены, спокойная, вечная, самодостаточная. Достиг. Не верится. Как-то странно всё и обескураживающе. Неужели наяву? Так просто? Промелькнула