Царь Аттолии (ЛП) - Меган Уолен Тернер

Царица оглянулась, и терпеливо дожидавшаяся Иоланта доложила:

— Врач Вашего Величества здесь.

— Ничего страшного, он тоже видел меня в ночнушке, — пробормотал царь.

Петруса к двери сопровождали два гвардейца, при этом он выглядел так, словно может передвигаться исключительно с их помощью, но не на собственных ногах. Он закрепил это впечатление, упав на колени, как только солдаты отступили назад. По знаку царицы они вышли из комнаты, а она повернулась к врачу.

— Ваше Величество, прошу вас… — он закашлялся, прежде чем она прервала его.

— Значит, ты нашел что-то в опиуме? Что это было?

— К-конопля, — сказал он. — В опиум царя была подмешана пыльца конопли. — Он нервно сжал свои длинные пальцы. — Ваше Величество, конечно, знает, что она используется в храмах, чтобы открыть разум оракулов для божьих голосов. Но не имеющего привычки человека они могут привести к смерти. Даже маленькие дозы опасны в руках неопытного лекаря.

— Она может вызвать кошмары? — предположил царь.

— Да, Ваше Величество.

Царица оценивающе посмотрела на врача. Если царь даже на троне походил на ученика писца, то царица способна была превратить мятое покрывало в царский престол.

С усилием, которое Костис признал героическим для такого робкого человека, Петрус взял себя в руки.

— Ваше В-величество, — сказал врач более спокойно, — я не могу доказать свою невиновность. Единственное, что я могу сказать в свою защиту, это то, что я не храбрец и не глупец. Я ничего не подмешивал в лекарство царя. Наверное, на этой земле нет ничего, что заставило бы меня это сделать.

— Я не уверена, что могу согласиться на такой риск, — ответила Аттолия.

Петрус вспотел.

— Больница… — сказал он. — Мои пациенты и научная работа… они зависят от меня. Прошу вас, Ваше Величество…

Царица резко вскинула подбородок.

— Хорошо, — решила она.

Врач вздохнул с облегчением. Он сделал попытку восстановить потерянное достоинство.

— Опиум скрывает вкус конопли. Второй врач, возможно, не смог распознать ее присутствия.

— Даже несмотря на ночные кошмары? — сухо поинтересовался царь.

— Да, Ваше Величество. Может быть, мне следует осмотреть Ваше Величество?

Ответом ему был мрачный взгляд царя, затем кивок царицы позволил врачу удалиться. Когда он исчез за дверью, царица потянула одеяло и расправила его вокруг царя.

— Ты ему веришь? — спросила она Евгенидиса.

Костису показалось, что между ними двумя проскочила искра.

— Я знаю то, чего не знает он, — ответил ей царь.

— И кто положил коноплю в опиум?

— И это тоже.

— Ты должен поговорить со своими слугами. Они давно ждут тебя.

— Я очень устал, — патетически воскликнул Евгенидис.

— Не откладывай.

Она встала и вышла.

* * *

Царские слуги сбились тесной кучкой в пространстве между кроватью и окном. Разговор с царицей явно был не из приятных, Костис им не завидовал. Он все еще сидел на пуфике у изголовья царской постели и мечтал оказаться в любой другой точке мира, лишь бы подальше отсюда, но ни царь ни царица не отпускали его. За исключением одного упоминания, промелькнувшего в словах царицы и замечания царя об отсутствии у него, Костиса, чувства юмора, ни один из них не дал ему понять, что вообще помнит о его существовании.

— Я не сомневаюсь, что Ее Величество недвусмысленно дала понять, что недовольна вашей службой, — начал царь.

— Да, Ваше Величество.

— И она оставила вопрос о вашем наказании на мое усмотрение?

— Да, Ваше Величество.

— Ну, тогда поднимите головы и перестаньте разыгрывать из себя преступников. Раз Ее Величество лично устроила вам разнос, я считаю, вы уже достаточно наказаны.

Костис подавил дрожь. Он мог бы пожалеть придворных, униженных выговором царицы, но не мог простить их и не ожидал, что царь проявит такое неслыханное великодушие. Пожалуй, Евгенидис мог противостоять своей жене лучше, чем можно было ожидать, но совершенно неверно оценивал своих придворных. Они дружно подняли головы и уставились на него с различной степенью триумфа на лицах. Привычная ухмылка мгновенно вернулась на физиономию Сеана.

Один Филологос не желал отделаться так легко.

— Ваше Величество, — строго сказал он. — Мы вели себя непростительно. Вы не должны упускать это из виду.

— Не должен? — Царь выразил вежливое удивление.

— Нет. — Филологос был все так же тверд.

— Тогда скажи мне, — попросил царь, — что мне следует сделать?

Филологос даже не улыбнулся.

— Нас необходимо уволить, если вообще не изгнать из страны.

Его коллеги посмотрели на него, как на буйно помешанного.

— Это несколько жестоко, ты так не считаешь? — спросил царь. — Лишить твоего отца наследника из-за детских шалостей?

Может быть, эта мысль не приходила Филологосу в голову, но он не дрогнул. Изгнанный, он все же мог наследовать землю и имущество отца, но вряд ли мог управлять ими из-за пределов Аттолии. Его отцу, скорее всего, придется в интересах семьи лишить молодого человека наследства и выбрать себе другого наследника, кого-то из племянников, например, если у него нет второго сына, или его дочь не сможет выйти замуж за человека, способного управлять семейными землями.

— Из-за детских шалостей? — повторил царь.

Филологос облизал внезапно пересохшие губы.

— Змея была не просто…

— Филологос, — перебил его Иларион. — Перед тем как обсуждать решения нашего господина, тебе стоит понять, что они продиктованы не менее благородным порывом, чем твой собственный. Однако, вы можете, — обратился он к Его Величеству, — Изгнать тех из нас, кто ответственен за наиболее тяжкие преступления, а Филологоса просто отправить к отцу.

Царь, казалось, растерялся.

— Мне приятно наблюдать, Иларион, как ты демонстрируешь высокое понятие о чести, но я не собираюсь изгонять никого из вас. Даже из-за змеи. Думаю, следует оставить этот эпизод в прошлом. Давайте забудем о нем.

— Ваше Величество, по крайней мере, мы все должны быть уволены со службы, — продолжал настаивать Филологос. — Я хочу сказать, что это именно я…

— Подложил змею в мою постель, — закончил за него царь. — Да, я знаю. Иларион попытался спасти тебя от себя самого, но ему не следовало это делать. Я знал, кто принес змею и сыпал песок в мою пищу. Кто отправил беднягу Аристогетона с запиской на псарню и кто регулярно заливал чернилами мои любимые кафтаны.

Он по очереди переводил взгляд с одного придворного на другого, и они не посмели отрицать, что ему известна вся подноготная их проделок. Если прежде царские слуги выглядели огорченными, то теперь они смотрели на царя с выражением священного ужаса. Кроме Сеана, который пытался сохранить насмешливое и самодовольное выражение. Наконец царь повернулся к нему.

— Мне так же известно, кто добавил коноплю в мой опиум, Сеан.

Сеан только улыбнулся себе под нос.

— У вас нет никаких доказательств, Ваше Величество.

— Я не нуждаюсь в доказательствах, Сеан.

— Нуждаетесь, если не хотите, чтобы ваши бароны восстали против вас. Не говоря уже о том, что любой член Совета баронов может потребовать проверки ваших слов. Большинством голосов Совет сможет отменить ваше решение, и он обязательно это сделает, если вы не предъявите доказательств.

— Правда, если обвиняемый к тому времени уже будет казнен, вопрос сведется всего лишь к обсуждению размера компенсации.

Сеанус внимательно посмотрел на царя.

— Я не думаю, что вы зайдете так далеко, Ваше Величество. Для баронов было непростой задачей принять в цари аутсайдера. Они могут возмутиться гораздо сильнее, чем вы рассчитываете, и восстать, не обращая внимания на присутствие эддисийского гарнизона.

— О, я могу зайти куда угодно, не возмутив совершенно никого. Скажи мне, твой отец действительно не ударит палец о палец, чтобы помочь Дитесу?

— Дитесу? — Сеанус казался ошеломленным.

— Кого же еще мы обсуждаем? Вчера я допустил его в мою комнату. Я оказал ему доверие, а он попытался отравить меня. Кто еще это мог быть? Леди Фемида? Или, может быть, ее сестра? Хейро несколько молода для участия в политических убийствах, не правда ли? Мне не требуется больше доказательств, чем у меня есть, Сеанус. Я могу арестовать его прямо сейчас, и я это сделаю. Я могу приказать четвертовать его сегодня же вечером. И мы посмотрим, как весело он запоет без языка и без рук.

Сеанус все еще недоверчиво качал головой из стороны в сторону.

— Твоему отцу будет все равно. Он даже поблагодарит меня за то, что я избавил его от нежеланного наследника и дал законный повод назначить наследником тебя. — Евгенидис улыбнулся. — Ведь ты не будешь возражать? Мы все знаем, насколько ты ненавидишь своего брата. К тому же, ты, Сеанус, мой лучший друг, которого я не захочу отпустить, даже если уволю всех остальных слуг.