Закрытые. Жизнь гомосексуалов в Советском Союзе [litres] - Рустам Александер

ли она вас сексуально, просто встречайтесь с ней, разговаривайте, восхищайтесь»[181].

Иванов сопровождал подобные советы и заверения лекциями о том, как зарождается гомосексуальное желание: он полагал, что если пациенты будут лучше понимать истоки своего влечения, то они будут лучше реагировать на терапию. С теми, кто жаловался, что ему трудно переключить внимание с мужчин на женщин, Иванов делился «формулой сопротивления» мужскому телу: «Всякий раз, когда видите привлекательного мужчину, просто повторяйте: “Теперь я свободен от прежнего желания, мне безразлично все, что раньше меня возбуждало”, – вы увидите, как быстро это поможет вам отвлечься от мыслей о мужчинах и расслабиться»[182].

Пациенты Иванова старательно выполняли все его рекомендации и применяли психотерапевтические техники. Хотя некоторые из них усилием воли убедили себя в том, что стали гетеросексуалами, и даже смогли заставить себя встречаться с женщинами и жениться на них, остальные были глубоко разочарованы методами Иванова и отсутствием результата. Но в беседах с Ивановым они всегда сообщали, что в какой-то степени отказались от своих гомосексуальных желаний и стали более уверенными в общении с женщинами. Возможно, так они пытались убедить себя, что лечение действительно дало результаты, или делали это из страха разочаровать доктора и опасений, что он сдаст их в милицию как неисправимых гомосексуалов. У Иванова, конечно, и в мыслях не было сообщать о своих пациентах в милицию – он тщательно оберегал их секреты и сохранял конфиденциальность.

В 1966 году к Иванову обратился Леонид, красивый молодой человек лет двадцати пяти, который, по собственному признанию, пользовался большой популярностью у девушек, но никогда не был увлечен ими по-настоящему. Более того, в университетские годы Леонид осознал, что его привлекают мужчины, и это приводило его в ужас. Он с грустью наблюдал, как его сверстники благополучно женятся, пока сам он пребывает в растерянности и не может заставить себя полюбить женщину.

Иванов внимательно наблюдал, как Леонид ерзает на стуле от неловкости. Он хорошо понимал, что чувствуют пациенты, когда говорят о таких деликатных вещах, и всегда старался сделать все возможное, чтобы их успокоить:

– Уверяю вас, все, что вы мне расскажете, не выйдет за пределы этого кабинета. Я даю вам слово. Когда вы стали испытывать влечение к мужчинам? Когда вы осознали, что вы гомосексуалист?

Леонид вздрогнул: ему не нравилось это слово. Он знал, что оно означает преступника и психопата; по крайней мере, так говорилось в тех немногих книгах, которые ему удалось отыскать в городской библиотеке. Леонид все еще надеялся, что его чувства к мужчинам и это страшное слово никак не связаны, хотя в глубине души и подозревал, что нет другого термина, который описывал бы его недуг настолько же точно. Он не хотел ассоциироваться с этим словом и боялся даже его произносить – ему казалось, что если он назовет себя гомосексуалистом, то так им и останется. Поистине «любовь, что о себе молчит»[183].

Когда Леонид закончил свой рассказ, Иванов посмотрел на него поверх очков и неожиданно спросил:

– А стоит ли идти наперекор природе?

Часть III

При Брежневе

Глава 13, в которой советские юристы пытаются декриминализировать «добровольное мужеложство»

Ленинград, 1966

14 октября 1964 года Никиту Хрущева, руководившего СССР в течение одиннадцати лет, сместили с партийных постов и отправили на пенсию те, кого он считал своими ближайшими соратниками. Однопартийцы обвинили Хрущева в нарушении принципа коллективного руководства, консолидации власти и формировании культа собственной личности. К счастью для Хрущева, его не расстреляли – и даже не осудили публично, просто вычеркнули из общественной жизни. В одночасье его имя исчезло из средств массовой информации и было предано забвению. Такой «мягкий» транзит власти свидетельствовал о растущей зрелости советского общества: насилие постепенно становилось пережитком сталинского прошлого. Если бы подобные обвинения были предъявлены Хрущеву при Сталине, расстрел и правда не заставил бы себя ждать.

На посту политического лидера страны Хрущева сменил Леонид Брежнев, один из его ближайших сподвижников. Начало эпохи Брежнева, продлившейся восемнадцать лет, ознаменовалось впечатляющим экономическим ростом. Беспрецедентно повысился уровень жизни советских граждан. Продолжалась начатая Хрущевым кампания по массовому строительству жилья, что позволило миллионам семей переселиться из тесных бараков и коммуналок в собственные квартиры. Благодаря усилиям правительства по сдерживанию цен и росту заработной платы рядовые советские граждане теперь могли позволить себе купить мебель, модную одежду, бытовую технику и даже автомобили. Несмотря на дефицит в магазинах, на брежневскую эпоху пришелся настоящий потребительский бум, который был особенно заметен в Москве и Ленинграде[184].

В то же время Брежнев отступил от либеральных реформ своего предшественника и начал судебное преследование советских интеллектуалов, осмелившихся критически высказываться о советской власти. В 1966 году в Москве прошел показательный суд над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем. За сатирические статьи о советской жизни, которые они публиковали под псевдонимами за рубежом, их обвинили в антисоветской агитации и пропаганде. Приговоры были суровыми: Синявский получил семь лет заключения в исправительно-трудовом лагере строгого режима, Даниэль – пять лет лишения свободы[185].

Наряду с подавлением инакомыслия, Брежнев замял антисталинскую кампанию в прессе и стал постепенно восстанавливать репутацию Сталина. Отчасти он делал это, чтобы заручиться поддержкой старых членов партии, которых в свое время напугала атака Хрущева на Сталина – для них она означала утрату идеологического контроля партии, а также угрозу их собственной власти и влиянию.

Впрочем, политические репрессии и оды Сталину не отбили у советских диссидентов желания протестовать. Несмотря на свою малочисленность и отсутствие сильной политической организации, сторонники реформ оставались хронической головной болью для властей и КГБ. Советские диссиденты умудрялись издавать на Западе работы с критикой режима, устраивали акции протеста и выпускали подпольные периодические издания о нарушениях прав человека и состоянии политической оппозиции в стране. КГБ делал все возможное, чтобы подавить это движение, преследуя диссидентов, запугивая и вынуждая эмигрировать. Некоторых даже заключали в тюрьму или помещали в закрытые психиатрические клиники для принудительного лечения[186].

Брежнев также стремился продемонстрировать Западу, что СССР не потерпит никаких прокапиталистических настроений или призывов к демократическим реформам в своих сателлитах из Восточного блока. Когда в 1968 году новоизбранное правительство Чехословакии во главе с Александром Дубчеком объявило о планах демократизации страны и ослабления советского контроля над внутренними делами, Брежнев направил туда советские танки, подавив Пражскую весну. Десятки словаков и чехов были убиты, многие получили тяжелые ранения. Дубчек, призвавший народ не сопротивляться, был отстранен от руководства страной, и Советы восстановили политический контроль над Чехословакией[187].

Что касается советских гомосексуалов, многие из них выиграли от продолжающегося строительства нового жилья. Многоквартирные комплексы, появлявшиеся в городах, позволяли советским