Тайна Найтингейла - Филлис Джеймс

— А куда вы подевали своего красавца сержанта? — спросила сестра Гиринг. — Я думала, полицейские всегда ходят парами, как монахини.

— Мой красавец сержант остался в кабинете изучать показания, обедая бутербродами с пивом, ну а я вот пользуюсь преимуществами старшинства и решил пообедать с вами. Это место занято?

Сестра Гиринг подвинула свой стул ближе к сестре Брамфетт и улыбнулась ему:

— Теперь занято.

II

Далглиш сел, хорошо понимая, что сестра Гиринг приветствовала его появление, сестра Ролф настроена против, а сестре Брамфетт, которая лишь сухо кивнула ему из вежливости, все равно, присоединится он к ним или нет. Сестра Ролф посмотрела на него без улыбки и сказала, обращаясь к сестре Гиринг:

— Не воображай, что мистер Далглиш сел за наш стол ради твоих beaux yeux.[11] Помимо тушеной говядины старший инспектор собирается получить здесь и некоторые сведения.

— Меня бесполезно предупреждать, дорогая, — сказала со смешком сестра Гиринг. — Я бы не смогла ничего скрыть, если бы такой интересный мужчина надумал выудить у меня какие-то сведения. Да я и не способна совершить убийство. Не хватает ума. Впрочем, я даже мысли не допускаю, что у кого-то хватило бы — я имею в виду, на убийство. И, вообще, давайте не будем говорить на эту неприятную тему за обедом. Меня уже подвергли допросу «с пристрастием», не правда ли, инспектор?

Далглиш разложил прибор вокруг тарелки с тушеной говядиной и, отклонившись назад на стуле, чтобы не вставать, положил свой поднос поверх стопки на ближайшем столике для использованных подносов.

— Кажется, народ здесь воспринимает смерть Фаллон довольно спокойно, — сказал он.

Сестра Ролф пожала плечами:

— А вы что, ожидали, что все будут носить траурные повязки, говорить шепотом и отказываться от обеда? Работа продолжается. И в любом случае наберется лишь несколько человек, кто знал ее лично, и еще меньше тех, кто знал Пирс.

— Или тех, кому она явно нравилась, — подхватил Далглиш.

— Не думаю, чтоб она кому-то нравилась. Она была порядочной лицемеркой и излишне религиозной.

— Если это можно назвать религиозностью, — вставила сестра Гиринг. — Я не разделяю такие представления о религии. Конечно, nil nisi[12] и все такое, но она была просто резонеркой. Казалось, ее всегда больше заботили недостатки других, чем свои собственные. Поэтому-то девочки и не любили ее. Они уважают настоящие религиозные убеждения. Как и большинство людей, по-моему. Но им не нравилось, когда за ними шпионили.

— А она шпионила за ними? — спросил Далглиш.

Сестра Гиринг, кажется, пожалела о своих словах.

— Может быть, это слишком сильно сказано. Но если в группе что-нибудь случалось, можно было дать голову на отсечение, что Пирс была в курсе. И обычно старалась довести это до сведения начальства. И всегда, конечно, из самых лучших побуждений.

— К несчастью, — сухо заметила сестра Ролф, — у нее была привычка вмешиваться в дела других ради их же блага. А это не способствует популярности.

Сестра Гиринг отодвинула в сторону тарелку, придвинула к себе вазочку с фруктовым салатом и начала так тщательно вынимать косточки из слив, будто проводила хирургическую операцию.

— Впрочем, — сказала она, — Пирс была неплохой медсестрой. На нее можно было положиться. И больным она, кажется, нравилась. Наверное, такие вот святоши действуют успокаивающе.

Сестра Брамфетт подняла глаза от тарелки и впервые за все время произнесла:

— Вы не можете судить о том, была ли она хорошей медсестрой. И Ролф тоже не может. Вы видите девочек только в училище. А я вижу их в палатах.

— Я тоже вижу их в палатах. Не забывайте: я инструктор по практике. И обучать их в палате — моя работа.

Сестра Брамфетт стояла на своем.

— Как вам хорошо известно, все занятия, что проводятся в моем отделении, провожу я сама. Пусть в других отделениях старшие сестры приглашают инструктора по практике — сколько угодно. А в платном отделении я провожу занятия сама. И думаю, что так оно и лучше, особенно когда вижу, какими странными представлениями вы забиваете им головы. Кстати, я тут узнала — собственно говоря, это Пирс рассказала мне, — что вы приходили в мое отделение седьмого января, когда у меня был выходной, и провели там занятие. На будущее прошу вас советоваться со мной, прежде чем использовать моих пациентов в качестве клинического материала.

Сестра Гиринг вспыхнула. Она было рассмеялась, но ее веселость казалась натянутой. Посмотрела на сестру Ролф, словно призывая ее на помощь, но та упорно не отрывала глаз от тарелки. Тогда она запальчиво, как ребенок, который хочет, чтобы за ним осталось последнее слово, сказала без всякой видимой связи с предыдущим.

— Пирс была чем-то расстроена, когда работала в вашем отделении.

Маленькие острые глазки сестры Брамфетт пристально уставились на нее.

— В моем отделении? Она ничем не была расстроена в моем отделении!

Это решительное утверждение несомненно подразумевало, что ни одна медсестра, которая вообще достойна этого звания, ничем не может быть расстроена в платном отделении; что там, где во главе стоит сестра Брамфетт, просто не допускается ничего такого, что может кого-то расстроить.

Сестра Гиринг пожала плечами.

— И все-таки она была чем-то расстроена. Наверно, это могло быть совершенно не связано с больницей, хотя невозможно поверить, что у бедняжки Пирс было в жизни что-то еще, кроме этих больничных стен. Это случилось в среду, перед тем, как их курс перешел на занятия в училище. Я зашла в часовню в самом начале шестого, чтобы поставить цветы (поэтому-то я и запомнила, какой это был день), а она сидела там одна. Не преклонив колени, не в молитве — просто сидела. Ну, я сделала, что было нужно, и ушла оттуда, даже не заговорив с ней. В конце концов, часовня всегда открыта для отдохновения и размышлений, и если кто-то из учащихся хочет поразмышлять здесь — Бога ради. Но когда я вернулась туда примерно через три часа, потому что забыла свои ножницы в ризнице, она все еще была там, все так и сидела на том же месте. Поразмышлять, конечно, очень хорошо, но четыре часа кряду — это уж слишком. По-моему, девочка даже не ужинала. Вдобавок она была очень бледна, поэтому я подошла к ней и спросила, как она себя чувствует и не могу ли я чем-то помочь. Она ответила, даже не взглянув на меня. Сказала: «Нет, благодарю вас, сестра. Меня кое-что беспокоило, и мне надо было основательно это обдумать. И я на самом деле пришла сюда за помощью, только не вашей».

Впервые за все время обеда голос сестры Ролф зазвучал веселее, когда она сказала:

— Вот маленькая язва! Наверно, хотела сказать, что пришла за советом к тому, кто выше, чем инструктор по практике.

— Хотела сказать, чтобы я не лезла в ее дела. Я и не стала.

Будто считая, что присутствие ее коллеги в храме требует объяснения, сестра Брамфетт заметила:

— Сестра Гиринг делает очень хорошие композиции из цветов. Поэтому главная сестра попросила ее взять на себя заботу о часовне. И она занимается цветами по средам и субботам. А еще она делает просто прелестные композиции к ежегодному приему старших сестер.

Сестра Гиринг с недоумением посмотрела на нее, а потом рассмеялась.

— О, у малютки Мейвис есть и другие достоинства, кроме хорошенького личика. Но спасибо за комплимент.

Все замолчали. Далглиш принялся за тушеную говядину. Его не смущало, что разговор прервался, и он не испытывал желания подкинуть им новую тему, чтобы помочь выйти из затруднения. Но сестра Гиринг, кажется, считала, что в присутствии постороннего молчание предосудительно.

— Как я поняла из протокола заседания, — сказала она бодрым голосом, — административный комитет больницы согласился внести на рассмотрение предложения комитета Салмона. Лучше поздно, чем никогда. По-моему, это значит, что главная сестра будет руководить медсестринским обслуживанием всех больниц в нашем районе. Начальник управления медицинских сестер! Для нее это большое повышение, только интересно, как это воспримет К.-Б. Если б зависело от него, то ее не повысили бы, а понизили в должности. Она и так для него как бельмо на глазу.

— Уже давно надо было что-то сделать, — сказала сестра Брамфетт, — чтобы оживить работу в психиатрической лечебнице и гериатрических отделениях. Только не понимаю, зачем им понадобилось изменять название должности. Если должность главной сестры вполне подходила для Флоренс Найтингейл,[13] то подходит вполне и для Мэри Тейлор. Не думаю, что она так уж хочет называться начальником управления медицинских сестер. Звучит как армейское звание. Глупости это все.

Сестра Ролф пожала узкими плечами.

— Не думайте, что я с восторгом отношусь к докладу салмоновского комитета. Мне становится непонятно, что происходит с профессией медсестры. У нас имеются диетологи, чтобы следить за питанием; физиотерапевты, чтобы заниматься с больными лечебной физкультурой; медицинские социологи, чтобы выслушивать их жалобы; санитарки, чтобы перестилать постели; лаборанты, чтобы брать анализ крови; секретарши в отделениях, чтобы расставлять цветы и беседовать с родственниками; операционные сестры, чтобы подавать инструменты хирургу. Если мы не забьем тревогу, то уход за больными превратится в остаточное ремесло, в работу, которая остается после того, как все специалисты сделают свое дело. А тут еще подоспел салмоновский доклад со всей этой говорильней про первый, второй и третий уровни управления. Управления чего? Слишком много у нас технического жаргона. Попробуйте ответить, в чем сегодня заключаются функции медсестры. Чему именно пытаемся мы научить этих девочек?