Ни конному, ни пешему... (СИ) - Костина Надежда

Глава вторая

Ночь стелилась угольным полотном до самого обрия, скручивалась над полями тугими узлами мрака. Ветер скулил трусливым подранком. Непроглядные тучи затянули небо, наглухо заперли тонкий рожок молодого месяца. Куда ему, малюку, тягаться с косматыми злыднями…

С вечера добряче подморозило. Раскисшая от чавкающей грязи и талого снега земля к ночи схватилась каменными грудками и нехотя ложилась под колеса старой телеги. Не вязнут в багнюке — и на том спасибо…

Йосип шел пешим, осторожно ведя под уздцы сонную конячку. Хоть и видел Лукашев племянник в кромешной темноте лучше других — лесная кровь не водица, да только тише едешь — дальше будешь.

Править телегой парень взялся с тяжким сердцем. «Бисов сын» не хотел оставлять ни родного дядьку, заменившего ему отца, ни названного брата, ни грозного пана Лиха.

Обрывки их последнего разговора Ядвига слышала краем уха:

— А кто ещё? — зло шипел Лукаш Йосипу. — Или прикажешь баб одних ночью отправить? Конячку в темряве Ядька вести будет? Оно же дитё совсем, даром что ведьмачит втихаря.

— Вот ты и уходи с ними! — не сдавался упрямый парень.

— Я пана не кину!

— А я, значит, кину?!

Звук доброй оплеухи услышали все во дворе.

— Подвигов захотел, бисов сын! Наша панна, не приведи господь, в поле рожать начнет. Кто их до мельницы допрет? А о матери подумал, о сестрах? Только спробуй обратно вернуться. Я тебя сам пришибу!

— Батько, — сдавленно просипел Йоська, — а как же ты? А Микола!

Камнем повисла тишина. Наконец Лукаш медленно произнес:

— Я свое пожил, мне конец один — лес примет. Микола со мной. Он сам так решил…

*****

Уезжали молча. Огня не палили. Даже старая Ласка — здоровенная зубастая псица напоследок лизнула хозяйскую ладонь и тихо отошла в темноту. Трое ее детишек, каждый с доброго теленка размером, потоптались около людей и отбежали вслед за матерью. Верная свора готовилась боронить своих…

Чтоб хоть малость уберечь ясну панну от дорожной тряски, на дно телеги кинули мешки с сеном, сверху застелили теплую овчину. Ганька заботливо укрыла хозяйку прихваченной впопыхах облезлой шубой, под спину приткнула парочку мягких подушек. Когда она их успела приволочь?! Вот же ушлая дивчина! Надо будет ей приданое положить, да замуж пристроить…

Юстина с трудом забралась в телегу, умостилась, как могла, опершись на подушки и устало закрыла глаза. Разом отгородившись от всех ужасов и тревог морозной весенней ночи.

Лучше бы лаялась, лучше бы кричала и раздавала затрещины нерадивым холопам.

Сестра не жаловалась и не плакала, только закусывала губы и тихо стонала, когда колеса подпрыгивали на бесконечных дорожных кочках. Ганька не сводила с несчастной хозяйки глаз, готовая в любой момент поддержать. Ядвига устроилась рядом, прижалась к Юстине, обняла за локоть и по-детски зарылась в роскошный соболий воротник…

В углу, завернувшись в драный дедовский тулуп, испуганным мышонком притаился Левко. Мальчишку в последний момент прислал отец с наказом для дочки — забрать с собой казну.

Вот же не было печали! Мало ей хлопот, так ещё и за золотом присмотр нужен. Шальную мысль — выбросить к чертям собачьим тяжеленный мешочек в ближайшем перелеске — Ядвига откинула. Мало ли…

Пусть… Левко следит. Мальчонка хотел было удрать назад, спасать от ворогов пана Лихослава, но Ядвига поймала его за рукав и решительно толкнула к телеге, мол, залезай, с нами отправишься.

*****

Крупные снежинки кружились в стылом сыром воздухе. Весна? Может и весна, только руки мёрзнут нещадно. Ядвига прятала ледяные пальцы в рукава. Не помогало. Холод заползал под кожу, вытягивал домашнее тепло. Обрывал тонкие нити надежды.

Мерный скрип колес.

Стук копыт, как стук сердца в глухой ночи…

Тук-стук…

Стук-тук…

Мрачная громада поместья медленно отдалялась, растворяясь в темноте. Не горели у ворот смолоскипы, не мигали в окнах свечи. Верная свора, спущенная Лукашем с цепей, затаилась и не брехала зазря. Словно чуяли псы — силы ещё пригодятся.

Йоська шел молча, лишь изредка понукая смирную коняшку. Высматривал безопасную тропу, обходил стороной валуны и ухабы, глубокие рытвины и поваленные зимними бурями ветки. Далёкому нащадку лесных хозяев ночной мрак виделся редким сероватым туманом. Прав был старый егерь, приставляя к бабам хмурого нелюдимого племянника.

Доведет…

Да и ждут хлопца на мельнице.

Свадьбу, кажись, на рождество гуляли. Как же его дружину звать…Орыся, вроде... Юстина тогда ещё наказала отправить молодятам подарки…

Отрезы дорогой ткани, перину…

Мысли путались…

Ядвига прикрыла глаза и не заметила, как задремала, убаюканная тоскливым волчьим воем и тихим стуком лошадиных копыт.

Стук-тук…

Тук-стук…

— Пани, глядить!— вскрикнул Левко, вытягивая тощую шею, пытаясь рассмотреть что-то вдалеке.

Ядвига мгновенно вынырнула из муторного тревожного полусна и резко обернулась назад.

С дальнего закатного шляха двигалась вереница тусклых огней, издали похожая на хищную ползучую гадину. Огни то терялись среди редких деревьев, то петляли вокруг глубоких оврагов.

Змея огневица сплетает смертельный визерунок, целится в самое сердце…

Вот она — огневица!

— Татусенько! — одними губами прошептала Ядвига.

— Ядька, кто это? — охрипшим голосом спросила Юстина, кутаясь в меховой воротник.

— Не знаю, — ответила панночка и крепче обняла сестру.

Бережно положила ладонь ей на живот, уловила слабые толчки и грустно улыбнулась сквозь слезы, осторожно выпуская крохотную каплю силы.

— Спи, Юсенька, все буде добре. Я с тобой.

Юстина тяжело вздохнула, закрыла глаза и откинулась на подушки.

Йосип переглянулся с панночкой, что-то пробурчал себе под нос и дёрнул поводья, торопя лошадь.

Снег крупными хлопьями сыпался с черных низких небес...

Сухой треск далёкого выстрела разорвал напряженную болезненную тишину.

Сердце оборвалось.

Все!

Назад дороги нет…

Глава третья

- Матинко божа, царица небесная! — охала мельничиха, глядя, как муж и зять с трудом тянут из телеги брюхатую бабу в дорогущей лисьей шубе. Баба тихо стонала и, кажись, плохо соображала, где она и что творится.

Наконец, бережно поставив гостью на ноги, мужики перевели дух и крепко подхватили ее под руки.

Следом за панной спрыгнула девка в мужских штанах. Пошатнулась было — видать, ноги подкосились. Девка держала крепкую длинную палку, — такой хорошо Грызлю и Хвата по хребтине лупить, когда клятые вовкулаки не слухаются. Лупить их девка не стала, только злобно шикнула на рычащих из темноты псов. Те, не будь дурни, попятились, покорно прижали рваные уши и тышком-нышком забрались в будку. Против ведьмачки идти духу не хватило. Только цепь зазвенела, выдавая паршивцев.

За первой девкой резво выкарабкалась ещё одна, отряхнула с одежки налипший снег и вытянула здоровущий узел с пожитками, замешкалась ненадолго и прихватила с телеги пару подушек. Пусть будут. Последним выбрался щуплый мальчонка лет девяти в драном кожухе. Скрючившись и держась двумя руками за живот, хлопчик потеряно оглядывался навкруг.

Только хворых кишок недоставало…подумалось мельничихе.

Орыся, в наспех закрученном платке — чай замужняя теперь, простоволосой на людях не можна, громким шепотом причитала:

— Божечки, мамо, глядить, это ж Ганька, дочка тетки Мотри с дальнего хутора! Она у пана служит, а это ж сама…ой-ой-ой! Что ж деется!