По субботам не стреляю - Белоусова Вера Михайловна

– Транзит, – подтвердила сестра. Систему «транзита» мы разработали сто лет назад, в восьмом классе. Дело было так. Я влюбилась в мальчика из десятого класса, но совершенно не знала, как к нему подступиться. Маринка, разумеется, была в курсе. И вот, войдя в мое бедственное положение, она протянула мне руку помощи. Ее саму мой «объект» нисколько не интересовал, поэтому она чувствовала себя куда более независимо, чем я, и ни капельки его не стеснялась. Под каким-то предлогом – уж не помню каким, – она подошла к нему и завязала знакомство. Они начали общаться, а через пару дней Маринка представила ему свою любимую сестру и потихоньку отошла в тень. Далее следовала моя партия, с которой я справилась уже сама, без посторонней помощи.

Со временем мы развили эту систему и усовершенствовали, снабдив множеством мелких деталей. Разумеется, при осуществлении «транзита» большое внимание уделялось внешней стороне дела. В решающий момент та, ради которой все это затевалось, должна была выглядеть как можно лучше, а та, которая выполняла роль Серого Волка при Иване-Царевиче, наоборот, должна была иметь вид как можно более невзрачный. Конечно, нельзя сказать, чтобы успех был гарантирован – нет. И все-таки из пяти случаев – а мы с Маринкой прибегали к этой системе ровно пять раз – «транзит» сработал в четырех, что, согласитесь, очень и очень неплохо.

Звонить Кузнецову мне не хотелось ужасно. И просто не хотелось, и непонятно было, чего Маринка надеется от него добиться. С другой стороны, я привыкла считать, что она знает, что делает. Кроме того, мне совсем не улыбалась перспектива сидеть сложа руки и ждать Костиного приезда. Пусть уж лучше хоть что-то происходит – даже если я не верю, что от этого будет толк.

Я откопала в сумке кузнецовскую визитную карточку и решительно набрала номер. К телефону подошел он сам.

– Сергей, – сказала я, – добрый день. Это Ира, знакомая Добрынина, та, которую вы спасали от журналистов...

– О! – воскликнул он. – Привет! Позвонила все-таки! Вот здорово!

А я-то, честно говоря, опасалась, что он скажет что-нибудь вроде: «Простите, не помню» – и мне придется долго и нудно объясняться и рассказывать историю нашего знакомства. Вместо этого он явно обрадовался, и я почувствовала себя куда более уверенно. Теперь надо было срочно «ковать железо».

– Сергей, – решительно сказала я, боясь утратить запал, – мне хотелось бы с вами встретиться

Я собиралась добавить что-нибудь туманное насчет того, что «нужно поговорить», но он моментально меня перебил избавив от лишних трудов;

– Отлично! Когда и где? Сегодня можешь?

– Могу, – сказала я, удивляясь, до чего все легко получается.

– Отлично! – повторил он. – Скажем, через час, в той же кафешке, в которой мы с тобой были. Идет?

– Договорились, – сказала я.

Через час. Значит, выйти нужно через полчаса. Что ж, времени на сборы достаточно. От меня, собственно говоря, вообще ничего не требовалось – разве что сменить домашнюю обувь на уличную. Никакой косметики и костюм, максимально соответствующий образу серой мышки. Но и Маринке получаса должно было хватить за глаза. Как только я сообщила ей о результатах нашей беседы, она удалилась в ванную, прихватив с собой ворох тряпья. Я села, взяла книжку и стала ждать. Когда минут через двадцать она вошла в комнату, я охнула и уронила книжку на пол. Она вошла, и в комнате запахло апельсиновыми деревьями, зазвучали серенады, которые пели смуглые испанские гранды, аккомпанируя себе на гитарах. Карие глаза в пол-лица полыхали нездешним пламенем, золотистый прибалтийский загар придавал смуглой коже совершенно потрясающий оттенок. Да еще яркие, безукоризненной формы, губы, да еще темные, густые волосы, разбросанные по плечам, да еще высокая, стройная фигура в платье из темно-­вишневого шелка... Словом, было на что посмотреть! И все это ради того, чтобы вытянуть из малознакомого типа пару-тройку полезных сведений! Жалко, честное слово! А в волосах у нее, между прочим, мерещилась темно-красная роза. Но розы не было, и испанских грандов тоже. Впрочем, российские мужики, хоть серенад и не пели, но пялились на нее так, что было прямо неловко. Всю дорогу мы чувствовали себя, как на подмостках, – в роли королевы и служанки. Оставалось надеяться, что Кузнецов не окажется исключением.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– А вдруг он питает слабость к блондинкам? – шепнула сестра перед самым входом в кафе.

Я вздохнула и развела руками.

Кузнецов не питал специальной слабости к блондинкам. Это я поняла сразу, как только он нас заметил. Впрочем, «нас» – это сильно сказано. Меня он, можно сказать, не замечал вовсе, разве что в самый первый момент, когда мы подошли к столику, за которым он сидел, и раскланялись.

– Сергей, – сказала я, – это моя сестра Марина...

Дальше я собиралась сказать, что она составила мне компанию совершенно случайно, от нечего делать, – чтобы он, не дай бог, не насторожился; но все это оказалось совершенно излишним. Он смотрел сквозь меня и, кажется, не очень понимал, при чем здесь я и какого черта я торчу здесь и путаюсь под ногами. Словом, результат превзошел все ожидания. Мне оставалось только взглянуть на часы и пробормотать:

– Я, пожалуй, пойду...

После чего я подмигнула сестре и немедленно удалилась.

Дома я в очередной раз попыталась, пользуясь словами «моего Еврея», «покрутить пазлы». Итак, какие-то типы, именующие себя масонами, похитили Кузнецова, чтобы он увидел их воочию и убедился, что они существуют и что Никиту убили именно они. Хотя нет, постойте, про убийство вроде бы в данном случае речи не было. Или это подразумевается? Кстати, масоны, насколько я помню, никогда не стремились к публичности. Скорее наоборот... Чего же это их теперь разбирает? Ну хорошо... Никита каким-то образом узнал про Костю что-то такое, что решил его шантажировать... Скорее всего, требовал, чтобы он на мне не женился. Допустим, он узнал, что Костя... ну, скажем, не обязательно масон, а член какой-нибудь тайной секты... И тогда Костя его убил, совместив, так сказать, приятное с полезным...

Отсюда мысли мои перескочили на Костю и предстоящий разговор с ним. Я стала прокручивать в голове разные варианты этого разговора. Маринка считала, что его нужно как-нибудь подловить – поймать на каком-нибудь несоответствии или на знании того, чего он знать не должен. От этих размышлений мне захотелось плакать. Я вскочила, закурила и стала ходить взад-вперед по комнате. Меня все больше охватывало нетерпение. Я начисто забыла, что всего несколько часов назад считала встречу с Кузнецовым бессмысленной тратой времени и не понимала, что Маринка надеется у него узнать. Теперь мне казалось, что она узнает что-то страшно важное и из этого сумасшедшего клубка высунется хоть какой-нибудь кончик.

Сестра пришла часов около шести, с видом задумчивым и отрешенным, так что если бы я не была уверена, что Кузнецов совершенно не в ее вкусе, то заподозрила бы неладное. На все мои вопросы она отвечала:

– Подожди – мне надо подумать.

Что ж, подумать – так подумать, «пошевелить серыми клеточками», как говаривал один яйцеголовый бельгиец, это я понимаю и уважаю. Но вот когда она встала, взяла из шка­фа какую-то книжку и стала читать – это было уже выше моих сил.

– Марина, – укоризненно сказала я, все еще стараясь говорить вежливо, – ну как тебе не стыдно? Я же нервничаю...

– Пожалуйста, потерпи, – последовал ответ. – Я работаю.

Это было уже слишком! Работает она! Я же прекрасно видела, что за книжка у нее в руках – томик «Войны и мира». Похвальная любовь к классике, но, между прочим, русская классическая литература проповедует гуманизм и любовь к ближнему, а она ведет себя, как свинья! Я вышла из комнаты, хлопнув дверью, и уселась на кухне с сигаретой, чуть не плача от злости.

Сестра появилась минут через пять. Она подошла ко мне сзади и тихонько потрогала за плечо. В руках у нее был все тот же томик с заложенной пальцем страницей.

– Ну что ты за человек, Ирка! – вздохнула она, укоризненно качая головой. – Ну чего ты надулась, скажи на милость? Я же сказала: я работаю. Мне нужно было кое-что проверить.