Колония - Виталий Владимиров

не нужно будет ни венок,

ни покрывало белое

Но-но, смотри, не дремлет враг,

держи язык короче!

И пой, и пей не очень так,

и так, чтобы не очень,

и пой, и пей не очень так, и так, чтобы не очень!

- Класс! - покрутил головой я.

- А я боюсь, - вздохнула Любаша. - Это же антисоветчина чистой воды.

- А ты гордился хоть раз в жизни своей страной? - спросил я у Виталия.

- Да, - немного подумав, ответил он. - Когда Гагарин в космос слетал... Когда спутник первый запустили... Верили мы тогда... А наши отечественные, мягко выражаясь, контрасты особенно за бугром хорошо видны. Помнишь, я тебе про Аргентину рассказывал, про "пропаханду". Так вот, в день открытия выставки в Буэнос-Айресе был действительно торжественным. Огромный павильон, нарядная экспозиция, ленты, цветы... Как положено, исполнили гимны. Первым - аргентинский. Акустика в павильоне прекрасная, и запели стоящие рядом с нами испанцы, и слезы у них на глазах, честное слово, от гордости за свою страну, как ты говоришь. Потом грянул наш "Союз нерушимый...", но без слов, словно похоронный марш в тишине, все советские стоят, как в рот воды набрали, а аргентинцы на нас удивленно и с каким-то сожалением смотрят...

- Супер-держава без гимна. Цирк!

- Хватит вам о политике, давайте лучше выпьем еще.

- Глупо отказываться, коли сама супруга предлагает, - потянулся к бутылке Виталий. - Рашен делегашен олвейс реди фор дискашн, что означает по-пионерски: всегда готовы! Кстати, уже три часа. Имеем полное основание.

Мы встали, сдвинули бокалы и опять вспомнили Москву.

- Есть хоть у них там выпивка-то? - спросил у меня Виталий.

- Очереди огромные, но как-то обходятся. Все эти антиалкогольные законы и кампании, по-моему, такая чушь. Антигуманная. Мы прилетели как-то в Алжир, нас представитель встретил, через таможню провел, все в порядке. А с нами летела женщина на конгресс какой-то и, судя по всему, вся делегация то ли уже прилетела, то ли она первой была, но ей загрузили все представительские и сувениры, то есть бутылки, значки, матрешки. Таможенник как значки увидел, остолбенел - у них это контрабанда, оказывается, в Алжире не делают своих значков, а людям нравится, что поделаешь. И против алкоголя они. Он весь багаж ее перетряс и выставил на стойку батарею коньяка, водки, шампанского. А она без знания языка, знаками что-то объясняет, тот башкой мотает, глазами вращает, на Аллаха ссылается, видит, что весь аэропорт на него уставился. Потом все-таки отдал ей по одной бутылке коньяка, водки и шампанского. Она в руки эти три бутылки взяла, лицо белое, губы трясутся, бутылка шампанского выскользнула у нее из-под локтя, да как ахнет об каменный пол!

- Бедная, бедная советская баба, вечно на нее все взвалят. Вот все вы такие, - ополчилась на нас Любаша.

- Ну вот, началось, - вздохнул Виталий. - Все виноватых ищем.

- Кстати, о мужиках. В том же Алжире я был не один, а с однофамильцем моим Истоминым, он фотокорреспондент. В гостинице селимся, дают нам два отдельных номера. Мой коллега говорит, а нельзя ли нам вместе. И по-русски мне: консервы у нас, водочка, кипятильник один на двоих... Портье говорит так задумчиво и сомнительно: месье,... неудобно... Два мужчины в одном номе ре... Потом взял наши паспорта и обрадовался: Так у вас же все официально! Потом я тезке вечером говорил - сегодня ты будешь мадам Истомина, готовь, гулящая, ужин.

- Дорогие гости, а не надоели вам хозяева? - спросила Алена у Любаши.

- Да вы что, ребята, сидите. Или вот что! Лучше пусть Виталька сейчас вас отвезет, выспимся и куда-нибудь мотанем завтра. Идет?

- А на посошок? - озабоченно спросил Виталий.

- Хватит тебе, за руль ведь сядешь.

- Валер, не пей, я боюсь, - просительно сказала мне Алена.

- Ладно, старик, завтра допьем. И милости просим в гости. Только с Денисом и гитарой.

Глава двадцать третья

Проснулись ярким и совсем не жарким утром первого дня нового года. Время добежало ближе к обеду пока мы, не торопясь, позавтракали, где-то после полудня позвонили Веховы и еще через часок по сравнительно пустым улочкам и попрежнему забитой кольцевой мы добрались до выставочного комплекса, похожего на нашу Выставку достижений народного хозяйства или, как мы ее называли в бытность свою, "нарядного хозяйства".

В нескольких павильонах на длинных столах-прилавках, на стеллажах, на стойках и просто россыпью на полу - книги. Дешевые покет-бук - чтиво на каждый день, на непритязательный вкус, переиздания Чейза, Харольда Робинса, Агаты Кристи, Сьюзан Жаклин, Шелдона, Арчера, Уоллеса. Копаясь в этих книжных терриконах, неожиданно нашли "Дневники Берия". Авторы утверждали, что документы подлинные и, наконец-то, раскрыты тайны Кремля. Член Политбюро ЦК КПСС и депутат Верховного Совета СССР оказался грязным сластолюбцем, садистом и тираном. Он откровенно описывал оргии партийных бонз, которые напоминали пиры Каллигулы - не по размаху и изощренности, конечно, а по одинаковой структуре: гулял император и приближенные его. Было ясно, что пером "Лаврентия" водила рука профессионального западного литератора, в то же время общая картина была достаточно достоверной с точки зрения иностранца, жившего или часто бывавшего в Москве.

- Будешь брать? - спросил я у Виталия.

- Какой смысл? Здесь прочту и выброшу. Если же везти в Союз, то рискую не только своей карьерой, а значит, благополучием не только своим, но и Любаши, и Вани, и Дениски. А если даже и провезу, что я с ней буду делать? Показывать и давать читать только друзьям, не зная, кто из них первый стукнет.

Я поискал глазами Лену.

Она стояла неподалеку и смеялась, листая какую-то книжицу. Оглянувшись на мой взгляд, она подошла к нам.

- Смотри, какая прелесть, Валера. Давай купим.

Оказалось, что это сборник юмористических рисунков.

- "Панч"? - взглянул на обложку Виталий. - Между прочим, у "Панча" есть и политическая карикатура.

- Ну и что?

- А то, что это издание считается антисоветским по понятиям таможни. То есть оно у них в списках неблагонадежных. Отберут и не будут смотреть, что твой "Панч" посвящен юмору на спортивную тему. И на работу сообщат - вез запрещенную литературу, неважно какую, но запрещенную.

- Получается, что ввоз смеха в СССР тоже запрещен?

- Над чем изволите смеяться, сэр? Соображайте, соображайте...

Алена с сожалением вернула книжку на место.

Тех же Робинсона и Шелдона можно было купить и подороже, в лучшем оформлении с твердой обложкой. Так же издается литература, которую, в отличие от массовой, можно с полным правом назвать художественной. Я с завистью касался обложек с именами тех, с кем хотел бы общаться, иметь в личной библиотеке - Зигмунд Фрейд, Жан-Поль Сартр, Альбер Камю, Марсель Пруст, Самуэль Беккет, Курт Воннегут. Кто-то частично издавался и у нас, но так, чтобы запросто зайти в лавку и купить или заказать?.. А сколько мне неизвестных имен!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});