Стихотворения и поэмы - Михаил Луконин

91. ПОСЛЕДНИЙ РАЗГОВОР

«Я слушаю!»— «Любила!»                      — «Что? Любила?..»— «Послушайте,                           страдала, и не раз».— «Не слышу, что?»                              — «На всех углах ловила…»— «Ну, продолжайте,                                      слушаю я вас.Искала счастья? Радостей хотела?..»Рокочет трубка:                             «То-то и оно!»— «Кто говорит?»                                — «Да нет, не в этом дело».— «Кто говорит?»                                 — «А вам не всё равно?Вас беспокоит просто незнакомка,всё говорю из уваженья к вам..»Сквозь трубку голос слышится негромко.Я чувствую, как холодно словам.

Постойте, как же так,                                        я понимаю,да, понимаю, долго шли года,и поворачивалась к октябрю и к маюЗемля,и пролетали города.Как ей найти в переплетенье светаи в пересвете незнакомых дней,легко ли ей, когда летит планета,искать свое,найти свое на ней.Я, войны и миры пройдя устало,я — площадь от плеча и до плеча, —как я не слышал, что она искала?Как жил, свое смирение влача?Ей было неизвестно всё с начала,сердечко в страхе ежилось в комок.Я не услышал, как оно стучало,и к ней не вышел раньше, не помог.Она просила жизнь одну: не выдай!Во все глаза глядела на нее.И перехватывало обидойтоненькое горлышко ее.И надо было столькому случитьсяи столькому ответствовать в ответ,чтоб нашим двум путям перекреститься,найти свое в круговороте лет!..«Ну, говорите!..»                          Нет ее, пропала.Я понимаю. Не нужны слова.

А к сердцу моему уже припала,хохочет —золотая голова.

1959

92. «Я стар, не убивай меня, прошу я…»

«Я стар, не убивай меня, прошу я…» —тебя увидев, про себя шепчу.Но, трепеща, бунтуя и бушуя,бегу по раскаленному лучу.Подкошенный глазами, рухнул разом,всё изломал бровей ее излом.И чувствую,                          как намертво завязанволос ее загадочным узлом.Всё понимаю.Всё я принимаю.Не говорите, знаю. Не гляжу.Глаза свои притворно подымаюи в сторону притворно отвожу.Хожу один в переплетенье улиц,а время всё летит, как облака.В полете летслучайно разминулисьдве жизнии не встретятся пока.Вы, самолеты, поднимайтесь выше,вы перекройте лето, поезда!Не вижу я ее,                        уже не слышуи забываю имя навсегда.Да только что теперь мое решенье,так ничего не будет решено.Преодолеть земное притяженьепока еще не каждому дано.Я дальние дороги выбираю,я от нее все мысли отрешу.Гляжу в глаза                        и в страхе замираю:я стар, не убивай меня, прошу.

1963

93. ДУРА

Парижу не спится ночью,мчится во весь опор.Ресторан эмигрантов.Русская кухня.Хор.«Шахразада» — снаружи темно,внутри полумрак —русские эмигрантыстаринно зовут «кабак».«Прошу, господа, садитесь…»К стенке спиной сажусь.«Любимый столик Ремарка»,—заметил мой друг, француз.Сумрачна «Шахразада»,не шум, а какой-то стон.Всё громче соседний с нашим,размашисто пьющий стол.«Выпьем, — кричат, — выпьем!»— «Господи, поднеси…»Русская речь с французской —«пардон», «майонез», «мерси».Старый, худой и желчный —что на его веку!—беззвучно, взахлеб смеется,фужер приложив к виску.Полнит тарелки дамас повадками муравья.Деникинцев и красновцевдочери и сыновья.«Выпьем за спутник, братцы.Вот он, наш русский ум!»— «Куда там — американцы».— «Давай поцелую, кум…»— «Ах, сени мои, ах, сени…»— «Не так это надо петь…»Грустно.Смешно их слушать.Больно на них смотреть.Домучивал балалайку,хоть в гаме не слышен звук,в вышитой косовороткечей-то нелепый внук.Шампанское солоновато,не водка и не вода.«Пойдем-ка, Мишель, пожалуй…»— «Машка!»— «Иди сюда!»— «Машка!» — вокруг вскричали,ожил дремавший зал.«Машка,не бойся, дура,ты слышишь, кому сказал!..»Шла через зал от двери,щеки ее белы,растеряннонедоверчивооглядывая столы.Шла нехотя,будто что-тонасильно ее вело,в синем немодном платье«сломанное крыло».Шушукаются. Смеются.Нелепо идет она.Не слышно французской речи,—русская речь слышна.Соседний стол потеснился.«Не ела, поди, с утра?»— «Вот дура».— «Садись же, дура».— «Привыкнуть, дура, пора…»— «А что это значит — „дура“?Красивых зовут одних?»— «Не знаю, Мишель, не знаю,Ты лучше спроси у них».Я не успел заметитьнеслышный его прыжок:«Пардон!»Он склонился к уху,слоеному, как пирожок.«Дура? —Старик затрясся.—Послушайте, господа,спросил, что такое „дура“,не слышал он никогда!..—Взял он под локоть Машу: —Дура? А вот, гляди».Встала тихонько Маша,руки прижав к груди.«С экскурсией прикатила,дура, в прошлом году,решила в раю остаться,вот она,на виду».— «Машка, скажи французу —незачем в душу лезть.Дура — сказать по-русски —это она и есть».

Стояла неслышно Машау чужого стола,сквозь слезы«Шахразада»в дымном чаду плыла.

1960

94. НАЧАЛО

Еще ледок в земле оттаявшей поблескиваети рычаги у тракторов рань леденит.Туман сырой висит над перелесками,но голубеет,проясняется зенит.Гул в хуторе Отрожки ранней ранью,затрепетали все моторы, все сердца.И люди вышлии стоят большим собраньем,команды ждут.Не отводи от них лица.Стоят, смеются под весенним чистым небом,перед началом самым вечным и земным.За ними мнитсярослая пшеницаи видится автоколонна с первым хлебоми вся страна под солнцем проливным.И если бы не это раннее начало,не это вдохновенье вешних дней,тогда бы и поэзия молчала,а людии не знали бы о ней.

1960

95. ДОРОГА

Ярославу Смелякову

Две тяжелых разлуки,                                       лишенных прощанья,две встречи,когда задохнулись глаза.О дорога,                  с рассветая помню твои обещанья,дорога, дорога,                             зазубренная, как гроза.«Ну ладно», —ты скажешь, отодвинув ладонью.Смеемся с тобою,захвачены завтрашним днем.А я не забуду той встречи.Ты помнишь?Я помню,как за руку взял.А дорога сказала: «Идем!»Она города                   не обарабанила славой,не стелила тебе, подрезая, цветы.Идет по дороге не гитарист кучерявый,а верный товарищ земной правоты.И бесконечна, заманчива эта дорога.Она не прогулка.Еще обещает бои.Ветер времени дует любовно и строгов молодыерабочие плечи твои.

1960

96. В НОЧЬ ПЕРЕД ПОЛЕТОМ