Колыбель качается над бездной - Марина Алант

class="p1">– Ну, зачем ты так? Я ведь душу тебе открываю, а ты… Не хотел говорить, но самое страшное для мужчины – сексуальная зависимость от женщины. Я зависим от тебя, и такого за всю жизнь не припомню. Хотелось бы и дальше с тобой общаться. Я сейчас должен… (мнется). Дело в том… Я, наверное, поселю их в свою квартиру… Думаю, мне придется с ними жить, хотя я этого не хочу.

У меня зашумело в ушах, словно от удара по голове. Вот для кого ремонт, и вот почему дочь бойкотирует.

– Повторяю, все это только из-за мальчика. Но ты подумай, не руби с плеча. Ты нужна мне. Я понимаю, тебе нелегко согласиться, поскольку придется прятаться от всех. Если Марина узнает, она тотчас уйдет, и мальчику будет нанесена травма. Я очень рискую, но готов рисковать ради тебя.

Надо же, какое благородство! Посмотрите на него!

– На минуточку не приходит вам в голову мысль, что это предательство? – мой голос звучит спокойно, а в фантазиях звенит звонкая пощечина.

– Нет. Я так не считаю. Можно иметь несколько женщин и всем помогать, а можно жить с одной и висеть на ее шее.

– Какой ужас!

– Ужас был с твоим мужем. Его слезы и слова любви подтверждения в поступках не находят. Он живет как барон, а вы ютитесь на пятнадцати метрах, да еще за немалые деньги. Ты подумай. Скажешь, что ничего между нами больше не будет, я не стану предпринимать никаких поползновений. Во всяком случае, постараюсь. С домом помогу. До определенного момента. Потом все. Просто так ничего не делается.

– Я подумаю, – сказала я.

– Вот и хорошо. Когда?

– Сейчас. Я подумала. Мой ответ нет.

– Это глупо. Ты пожалеешь. Без меня станет тяжело.

– Без чего станет тяжело? Без обмана, предательства или без вашего тела, к которому прикасается другая?

– Без моей помощи.

– Я не продаюсь. У вас все равно нет и не будет столько денег, сколько стоит человеческое достоинство.

Занавес.

Глава 19

Дальше начинаются последние конвульсии моей любви. Чисторосая манящая красота облетела. Осталась ядовитая сущность. Она засасывала меня как трясина, отравляя. Однажды вдруг почудится, что любовь оживет, “горячий яд испив”, потянется к солнцу, но лишь для того, чтобы рухнуть и разбиться.

Отцу стало лучше и, казалось, началось выздоровление. Это организм излил последние соки, обманывая боль и заглушая симптомы. Отец улыбался и радовался улучшению. Жизнь воспарила на раненых крыльях, чтобы однажды рухнуть и разбиться… Отца не стало.

А я заболела. Сказалась моя запредельная худоба и бесчисленные переживания. Давление резко упало, сердце дало серьезный сбой. Я загремела в больницу под капельницы. Неделю жизнь во мне слабо теплилась. Я почти бездыханно лежала на койке и неотчетливо ловила сознанием передвижения Монстра вокруг меня. Приходили врачи и еще врачи. Щупали, мерили, обменивались мнениями с ним и друг с другом. В дни его визита букеты цветов хрустели слюдой на моем одеяле. Я шла качаясь в туалет и по дороге оставляла цветы на столике дежурных медсестер. А когда те стали отказываться от предназначенных не им подарков, просто выбрасывала в урну.

Вдохнув впервые за две недели свежий воздух и простояв несколько минут под чистым небом на слабых ногах, я поняла, что моя проблема – не проблема вовсе. Главное, что двигаются руки и ноги, работает сердце, и я могу ходить, жить, видеть солнце. Я поняла, что просто быть здоровой – уже радость, и кощунственно подрывать свое здоровье собственноручно. И я стала стараться жить и радоваться себе живой и ненадолго стряхнула с себя заунывную, въедливую тоску. Монстр вылавливал меня, гуляющую около дома, и пел про свое внимание, рвение, старание. А я смотрела сквозь него, проскальзывала сквозь него, и его образ уменьшился до точки в моем огромном шаре жизни.

Я училась строить дом, училась жить без Ярило. Не очень получалось ни первое, ни второе, но я упорно рвалась вперед, даже когда буксовала на одном месте.

Фундамент получился шире, чем предполагалось, и я начертила более точный проект дома, высчитав новые размеры комнат. Это необходимо было для размещения окон. Они сразу вырезались при выкладке бруса. Я решила “мастерить” проект дома сама, чтобы сэкономить деньги.

Пока все понятно. А вот следующий этап для меня, как для первоклассника высшая математика. Я стала советоваться. Советчиков нашла немало, но и советов оказалось тоже немало. И каждый для его автора был единственно верным. А вот какой из них выбрать – решать опять же пришлось мне. С советчиками оказалось не легче, чем без них.

Что касается жизни без Солнца, вариантов было два: депрессировать или адаптироваться. Мама и Лариса предложили вариант третий. Вот мамин наказ:

– Как хорошо, что он будет жить с другой! Я так боялась, что он собирается покушаться на тебя. Не нужны нам такие мужья. Еще лучше, если женится на этой Марине. Да, да, не ухмыляйся. Любовником хочет быть – пожалуйста, помогать и подарки дарить – милости просим. А для жизни совместной, поверь мне, не годится. Попьет все соки. Ты, дочка, радуйся, что свободна и никому ничем не обязана. А от помощи отказываться глупо. Таких любовников сейчас мало.

Вот совет подруги:

– Решать, конечно, тебе. Видя, как ты страдаешь, я бы посоветовала вычеркнуть его и найти того, кто будет удовлетворять тебя душевно. Я лично никого не впускаю в сердце вот так глубоко. Я – потребитель. Мне не нужны стирки, готовки, всякая “обслужка” и постоянные мелькания перед глазами. Дайте хорошего секса и помощи, а какой я буду по счету, неважно. Да, Марина – его основное блюдо, а ты – десерт. Давай разберемся, что лучше. Ты понимаешь, какой муж получится из твоего А.К.? Настоящий ужас! Ложь, измены, неуважение, ненадежность и еще много ”не’’. Тебе это надо? Научись быть меркантильной, и у тебя будет дом, будет секс с желанным человеком, будет качественная помощь. По мне – жизнь в шоколаде! Но если твоя гордость перевешивает все это, то радости расчет не принесет. Выбирай меньшее из двух зол.

Я принимала их слова, и отвергала, и снова принимала. Утопала в ревности. Это была беспобедная борьба гордости с чувствами. Я подбросила было на чашу весов меркантильности, но она веса не добавила.

Лариса продолжала кататься в Москву на свидания, и ее слова про нежелание впускать глубоко мужчину в свое сердце как-то не вязались с ее горящими от любви глазами. Пару раз Николай приезжал в нашу провинцию,