Колыбель качается над бездной - Марина Алант

дверцу, но я успеваю услышать удивленный голос человека в пижаме:

– И что тебе не спится? Завтра бы приехал. Всех перебудил.

Я начинаю понимать. Никакой срочности нет. Монстр рвался ко мне. Пока Марина гостит у родителей… Привет ей большой и спокойной ночи. Благоверный останется в сохранности.

На обратном пути Ярило потянулся в мою сторону, осторожно погладил мою коленку. Я напряглась. Когда его пальцы пробрались под кофточку, не выдержала. Долой полетели чувство благодарности, мамин совет и меркантильность с чаши весов. Я ощетинилась волчонком, изловчилась и впилась зубами в его плечо. Он вскрикнул, отдернул руку и изменился в лице. Думала, взорвется от ярости. Молчал всю дорогу, но рукам воли больше не давал. Я себе понравилась и одновременно задалась вопросом, почему мужчин так обижает оборонительный укус. Глава обиделся не на шутку. Вышел, хлопнув дверью с такой силой, что тойота качнулась. Потом позвонил и объявил:

– Больше я тебе помогать не буду.

– Ну и не надо, – разумеется, ответила я.

– Как ненормальный бьюсь, помогая тебе, а ты вытираешь об меня ноги!

– Я об вас? А вы?

– Я очень хорошо отношусь к тебе и по моим поступкам это видно.

– Ах, по поступкам! Интересно было бы узнать, согласились бы вы сами встречаться с женщиной, которая вас предала?

– Если бы она так обо мне заботилась, то почему нет?

– Кривите душой, дорогой Андрей Константинович!

– Я не дорогой, – (хорошо, что он только в телефоне).

–Как вам угодно! Кривите душой, недорогой Андрей Константинович! А как же ваша честь, как же ваше человеческое достоинство?

Молчит. Сердито сопит.

В эту ночь мы еще долго разговаривали на тему нравственности. Ссорились ради примирения. Мирились ради новой войны. За свою мораль я стояла горой. Паук четко понял, одно неловкое движение в мою сторону, и я откажусь от помощи. Он мучился, задыхался от ярости, глубоко уязвленный отвержением, и мысль обо мне, наверное, нарастала как точечная боль. Понятное дело, мужчина, привыкший к восхищению, власти, популярности у женщин, мужчина, не терпящий участи быть не в центре внимания и не первым, вдруг покосился, как деревянный божок.

По словам других, он бесчинствовал во время приема, ходил из угла в угол, доводил секретаршу до слез. Я находилась в гармонии со своим чувством мести.

Переярившись, Ярило позвонил и был смиренен.

– Надо увидеться, обсудить, какой стройматериал понадобится, и я стану думать, кого подключать.

Я снова в центре его внимания. Это большое утешение и хотя бы временное облегчение незаживающей душевной ране.

Что ж, давай увидимся, если тебе надо. Главное, я ни о чем не прошу. Мы встретились у будущего дома. Бродили вдоль половинок его стен, мыслили. Вернее, мыслил Глава, а я следовала рядом. Монстр украдкой прикасался ко мне при любой возможности, боязливо, словно искал брода. Я отчетливо ощущала его тягу ко мне. И свою тоже. Но навстречу не шла, гордо сохраняла искусственное равнодушие, деловито вникала в строительные премудрости и… тихонько торжествовала. Как можно, желая одну, выбирать другую? Как можно, выбирая одну, желать другую?

– А теперь поехали, – скомандовал руководитель.

– Далеко?

– Считать и записывать размеры и количество. Эх ты, соломенная голова. Я просто не хотел соседям глаза мозолить.

Ладно. Я двинулась следом за черным пауком, послушно петляя в незаданном направлении. Когда джип свернул с дороги и устремился по бездорожью, остановилась и позвонила:

– Я никуда не поеду.

– Почему?

– Потому что я не овца, чтобы послушно идти за пастухом. Куда вы меня заманиваете?

– Здесь недалеко, не бойся, – он спешил уговорить. – Не на дороге же картиниться. Спокойно постоим, посчитаем.

Ладно.

Я тронулась. В пролеске он пересел в мою машину. Долго и прилежно (душка!) обмозговывал чертежи, делал звонки, договаривался. Старался изо всех сил (покупал мое расположение). В течение часа он договорился о строительных работах на три месяца вперед (материал и работы намечались почти даром). Потом положил теплую ладонь на мое плечо. У меня побежали мурашки от возбуждения. Но я выскользнула. Косо посмотрела на мужчину. Еще одна попытка, и снова я упорхнула из опасных объятий.

– Значит так? – спросил, строго глядя мне в глаза.

– Так… – тихо ответила я.

– Что ж, тогда уезжаем. Разворачивайся.

Я села спокойно за руль (о, нет, какое спокойствие?), на притоптанной траве развернулась. Паук сделал тот же маневр передо мной, но развернувшись остановился, преградив путь. Неожиданно выскочил из машины, ворвался в мой салон и набросился на меня. Я изогнулась, попытавшись повторить свой метод защиты.

– Ну, уж нет, – заверил самодержец, заломив мне руки и увернувшись от моих зубов. Схватил в охапку и выволок из-за руля. Я цеплялась за все, за что можно было зацепиться, как обезьянка. Сломала ноготь, процарапала обивку (кто мне теперь все это исправит?) и, в конце концов, оказалась извлеченной из укрытия с оторванным подголовником в объятиях. Я бесцельно трепыхалась в одной лапе Свирепря, колотя его изо всех сил подголовником, пока другой он рвал ручку задней двери. В считанные секунды я оказалась на сиденье, а Монстр – на мне. Сгорая от возбуждения, я отбивалась с силой, ему пропорциональной.

– Какой ужас! – язвито кричала, срывая его поцелуи. – Глава – лесной маньяк!

– С тобой станешь маньяком! – с горячностью отвечал самодержец, сжимая объятия крепче.

– Нет! – воскликнула я не столько ему, сколько себе. – Остановитесь! Не надо!

– Неужели ты не хочешь меня? – пылко удивлялся.

– Нет, и никогда не захочу. Вы сделали свой выбор. Теперь выбор за мной, – выдохнула я наперекор пылающему чувству.

Он мгновенно оторвался, метнулся вон, точно ошпаренный, швырнул мне в лицо какие-то деньги, кричал, пытаясь напугать. А потом запрыгнул в джип и рванул с места. Я не двигалась. Все мое тело сотрясала нервная лихорадка. Слезы затмили глаза. Целый комок переплетенных чувств сжал сердце. Это было облегчение, тут же страх, тут же окатившее с головы до ног возбуждение.

Немного придя в себя, я потихоньку двинулась к дороге, но вскоре с ужасом заметила, что черный паук возвращается. Меня обдало жаром. Наверное, моя любовь к нему всегда была соизмерима с боязнью, природа которой не была мне понятна. Я вынырнула с пролеска прямо в его сети. Разъехаться на узкой “бетонке” не представлялось возможным. Потому он подошел не спеша, смакуя мою безвыходность, и прошипел в открытое окно:

– Больше никаких встреч! Никакой помощи! Ты поняла? Поняла?

– Поняла, – тихо промолвила я огнедышащему Свирепрю, – ширинку застегните…

К пролеску приближался посторонний, и Монстр не успел растерзать меня. Только бросил:

– Езжай за мной!

Доехав до асфальтовой дороги, он махнул из окна рукой, повелевая двигаться