Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка - Джордан Белфорт

Выдыхая табачный дым, Мигалка продолжал:

– Вот почему мы теперь сосредоточили свое внимание на франчайзинге с «Кентукки фрайд чикен» – что за черт? «Кентукки фрайд чикен»? С какой стати? – и планируем в течение следующих пяти лет – хлоп, хлоп – производить продукцию под их маркой в очень больших объемах.

Мигалка задумчиво кивнул, словно соглашаясь с собственными мыслями и морганиями.

– Да, – снова заговорил он, ускоренно хлопая ресницами, – мы сосредоточим наши усилия на жареной курице с картофелем, разумеется фирмы «Кентукки фрайд чикен», что весьма вкусно, если…

«Бах!» Голова Дэнни упала на стол!

Наступила мертвая тишина. Все, включая Мигалку, с изумлением посмотрели на Дэнни. Его правая щека была прижата к поверхности стола, тоненькая струйка слюны стекала по подбородку. Потом он принялся храпеть, издавая глубокие гортанные звуки, шедшие, казалось, из самого живота, столь характерные для сна под кайфом.

– Не обращайте на него внимания, – сказал я Мигалке. – Это у него от резкой смены часовых поясов. Продолжайте, прошу вас. Меня заинтересовали планы компании «Мотоков» по извлечению прибыли на вашем еще не освоенном рынке жареной курятины.

– Да-да, – снова захлопал ресницами тот, – это один из наших основных продуктов.

Дэнни продолжал храпеть, Шеф то и дело закатывал глаза, парик Вигвама потихоньку склеивался, и все мы, включая самого Мигалку, страшно потели.

Остаток дня оказался не лучше – толпа зловонных чехов, жаркие и душные офисы, наполненные табачным дымом комнаты, истекающий слюной Дэнни… Сын героя войны таскал нас от компании к компании, каждая из которых находилась приблизительно в таком же финансовом положении, что и «Мотоков». У всех была раздутая управленческая структура, неопытный менеджмент и слабое понимание основных принципов капитализма. Однако меня поразил невероятно оптимистический настрой каждого, с кем мы разговаривали в тот день. Все неустанно напоминали мне, что «Прага – это Париж востока», что Чешская Республика действительно является частью Западной Европы. Все заверяли меня в том, что Словакия не имеет к ним ровно никакого отношения. И вообще, ее населяет кучка умственно отсталых обезьян.

В шесть вечера мы все четверо сидели в вестибюле отеля на кушетках цвета собачьего дерьма, ощущая потерю натрия из-за чрезмерного потения.

– Не знаю, сколько еще я смогу выдержать, – сказал я своим спутникам. – Это нельзя оправдать никакими деньгами…

Дэнни тут же согласился со мной.

– Прошу тебя! – взмолился он, потирая шишку размером с мячик для гольфа, которая образовалась на его правом виске. – Давай уедем отсюда к чертовой матери! Поедем лучше в Шотландию! – он прикусил нижнюю губу, чтобы не сорваться. – Поверь мне, Шотландия чудесная страна! Молочные реки, медовые берега! Там сейчас, наверное, не жарко и совсем не влажно. Там мы сможем целый день играть в гольф… курить сигары… потягивать бренди… Держу пари, там мы сможем даже найти молоденьких шотландских шлюх, от которых пахнет мылом «айриш спринг»! – он вскинул руки ладонями вверх. – Умоляю тебя, Джей Пи, забей на эту Чехословакию! Просто забей и все!

– Будучи твоим адвокатом, – вступил в разговор Вигвам, – я настоятельно советую тебе последовать совету Дэнни. Думаю, ты должен прямо сейчас позвонить Джанет – пусть за нами пришлют самолет. Еще никогда в жизни мне не было так плохо, как сейчас.

Я взглянул на Шефа. Похоже, он не был готов забить на все. У него еще оставались вопросы.

– Подумать только! Этот мерзавец из компании «Мотоков» только и говорил о «Кентукки фрайд чикен»! А что в ней такого уж хорошего? – он недоуменно покачал головой. – Мне казалось, что в этой стране едят по большей части свинину.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Кстати, ты заметил, как часто он моргал? Это что-то невероятное. Не человек, а арифмометр! Никогда ничего подобного не видел.

– Ага, я сбился со счета, когда перевалило за тысячу морганий, – сказал Шеф. – Должно быть, у него какая-то болезнь, возможно свойственная только чехам, – он тоже пожал плечами. – Как бы то ни было, в качестве твоего бухгалтера я вынужден согласиться с Вигвамом и настоятельно советую тебе подождать делать инвестиции в этой стране, пока они не научатся пользоваться дезодорантом, – он снова пожал плечами. – Впрочем, это всего лишь мое личное мнение.

Спустя полчаса мы уже ехали в аэропорт. Тот факт, что двадцать чехов ждали нас к традиционному пятичасовому чешскому обеду, не имел для нас почти никакого значения. Завтра в шесть утра мы уже будем в стране молочных рек и медовых берегов, и я больше уже никогда не увижу этих неопрятных чехов.

Шотландия, вероятно, была великолепна, но вся ее красота прошла мимо меня.

Я слишком долго был в разлуке с Герцогиней. Мне необходимо было видеть ее, ощущать ее в моих объятиях, заниматься с ней любовью. А еще меня ждала Чэндлер. Ей исполнился почти год, и кто знает, какие интеллектуальные подвиги она совершила за ту неделю, что меня не было дома? К тому же у меня подходил к концу кваалюд, что означало, что нам придется переходить на немедицинские наркотики. А это, в свою очередь, подразумевало тошноту, рвоту, продолжительные запоры. Что может быть хуже, чем застрять в чужой стране, обнимая унитаз в приступах рвоты, в то время как твоя прямая кишка тверда и неподвижна, словно ледник.

По всем этим причинам я был готов упасть в объятия Герцогини, когда в пятницу утром вошел в наш дом в Вестхэмптон-Бич. Был уже одиннадцатый час, и мне хотелось только одного – подняться наверх, обнять Чэндлер, а потом пойти в соседнюю спальню и заняться любовью с Герцогиней. А потом спать целый месяц.

Увы, моим желаниям не суждено было сбыться. Не успел я войти в дом, как зазвонил телефон. Это был Гэри Делука, один из моих сотрудников, внешне странным образом напоминавший покойного президента Гровера Кливленда – густая борода и вечно мрачное выражение лица.

– Извини, что беспокою, – мрачно сказал Делука, – но я подумал, тебе не помешает знать, что вчера было предъявлено официальное обвинение Гэри Камински. Он сейчас в тюрьме без права выхода под залог.

– Вот, значит, как, – сухо сказал я, будучи в том состоянии крайней усталости, когда невозможно сразу осознать все последствия того, что слышишь. Поэтому даже тот ужасный факт, что Гэри Камински в деталях известны мои швейцарские сделки, не встревожил меня. По крайней мере, до поры до времени.

– В чем его обвиняют? – спросил я.

– В отмывании денег. Имя Жан-Жак Сорель что-нибудь тебе говорит?

Вот тут меня проняло! Я сразу очнулся. Сорель был моим швейцарским банкиром, единственным человеком, который мог слить меня агенту Коулмэну.

– Н-н… ничего определенного, – осторожно ответил я. – Может, я видел его один-два раза, но… нет, не уверен. А что?

– Ему тоже предъявлено обвинение. Сейчас он сидит в тюрьме вместе с Камински.

К моему удивлению, Одержимому понадобилось больше трех лет, чтобы выдвинуть против меня официальное обвинение, несмотря на то, что Сорель почти сразу «запел». До некоторой степени такая задержка была вызвана верностью моих стрэттонцев, но гораздо более серьезной причиной было то, что я попросил Шефа сочинить мне правдоподобную легенду прикрытия. По мере того как вокруг меня рушился построенный мной карточный домик, Шеф целеустремленно стряпал для меня один из своих легендарных рецептов за другим, и каждый оказывался столь вкусным и аппетитным, что Одержимый больше трех лет озадаченно чесал в затылке.

Теперь и Шеф оказался на прицеле у ФБР, и не только потому, что помогал мне и всячески поддерживал, прикрывая мои провальные попытки отмыть деньги, но и из-за его тесных отношений с Голубоглазым Дьяволом. Стоит только прижать Гаито, рассуждал Ублюдок, и он сдаст Бреннана, который и был настоящей целью.

Честно говоря, я не был в этом уверен. Шеф был искренне предан Дьяволу, за которого, так сказать, готов был продать свою душу. К тому же он принадлежал к числу закаленных бойцов, способных выдержать и не такую атаку. Он любил стряпать на открытом огне. Он любил активные действия – собственно, он жил ради них – и после многих лет сотрудничества с Дьяволом сделался совершенно невосприимчивым к внешним воздействиям. Такие вещи, как страх, сомнения, самосохранение, были чужды Шефу. За друзей он стоял горой, был готов пойти за них в огонь и воду, и если вопрос вставал ребром – или друг, или он, – Шеф был готов броситься на собственный меч ради друга.

Может, именно поэтому сегодня Шеф не внял голосу разума и ответил на мой телефонный звонок. Ведь первое правило в моем мире – то есть в мире негодяев, воров и подлецов – гласило: если кому-то предъявлено официальное обвинение, следует навсегда забыть номер его телефона. Это было все равно что стать прокаженным, к которому нельзя даже близко подходить, чтобы не заразиться.