Второе дыхание (СИ) - Шабанн Дора

Вышла из больницы слегка охре… удивлённой. Это я, значит, «нерадивые дети»? Если нет, то почему за них выслушиваю?

Было очень обидно.

Ясно, что врач говорил образно и обобщил, но досталось-то, как обычно, мне — «хорошей, воспитанной девочке». И это бесило особенно.

Про батю ничего, кроме мата, в голове не сложилось. Но, что вы хотите от больного человека, да? Да ничего я от него не хочу! Участвовать я в этом цирке не хочу. Это очень тяжело, ненавидеть собственного родителя, знаете ли. Ведь я знаю всё и про зависимость, и про созависимость, и на терапию именно по этой проблеме ходила, и максимально сепарировалась. Но нет. Всё равно это периодически накрывает. И опять меня.

Конечно, домой приехала морально разбитой и сильно угнетённой. Но мысли «о хорошем» по дороге к ортопеду меня ещё посещали.

После рентгена стало понятно, что зря.

Спасибо, что старый, замызганный гипс таки сняли, раневую поверхность обработали, сфоткали. А вот картинки доктору не понравились. В итоге у нас новый гипс. В этот раз точно на две недели, но как для вип-клиентов, да ещё таких милых и активных девочек, то снимем мы его не в понедельник через две недели, а в субботу, предшествующую этому долбаному понедельнику. Ну, что, три четверти августа у меня младшая дома и с ограничениями подвижности.

Моя спина столько не вынесет, боги! Надо к остеопату записаться не только в ближайшую среду, но и через неделю, и, наверное, на ту субботу, где мы с этим тяжеленным украшением расстанемся.

О, такой поток сознания у меня широкий. Не иначе, давление упало, и мозги заработали.

Приехали домой дюже утомлёнными, и это мы ещё в кафешке рядом с клиникой поужинали (а кто-то предусмотрительный, захватил кое-чего оттуда на завтрак). Пока все перемылись, перессорились в процессе (святое дело!), да уложились — уже такое время, что ни читать, ни вязать, ни долбаные описания кропать. Ничего. Только упасть и спать.

Брат с сестрой доложились — оба до пятницы не в городе. У одной выездной интенсив, у второго то ли выставка, то ли семинар, то ли ещё чего, толком не разобрала.

Выдала им за мамин криз, Любин гипс и вообще неуместную болтливость, вместо пользы.

Расстались обиженными друг на друга.

Ну а что? Пока ярко выраженно страдаю только я. Остальные больше переживают моральные терзания. А у меня и голова, и спина, и руки-ноги, ну, и морально я тоже очень сильно страдаю, да. У меня и поводов, кстати, больше. И они же ещё об этом не знают. Да и мне самой толком о себе и отношениях с супругом подумать некогда. Но надо.

Напишу завтра мужу, с утра.

56. Артем. Август. Т.

Во вторник, серым, промозглым утром, когда погода так напоминала родной Питер, а вовсе не это лесное захолустье, Артём решил, что пора. Жене улетело сообщение. Звонок сейчас, по дороге на работу, был категорически неуместен, из-за разницы во времени. А сообщение она своим утром прочтёт, по дороге на работу обдумает и из офиса напишет. Даст бог, к трём часам ответит. Значит, они вполне смогут поговорить перед ужином, на который был заявлен рататуй. Ну, что он ещё мог вспомнить экзотическое с утра? Имеет ли смысл лазанью завтра попросить?

Долой моральные терзания, надо разделаться с сегодняшними заявками, да ещё одно заключение со вчера осталось не законченным.

Дальше день покатил своим путём: забегали учредители, появлялся кофе, иногда случались перекуры. Обед прошёл мимо, ибо с Савельичем обсуждали схожие сложности при оценке двух заявок, которые были у обоих в процессе. Телефон подал признаки жизни ближе к пяти часам. Видимо, Ульяна на обед вышла.

Жена предлагала поговорить. На выбор были обозначены несколько временных отрезков: вторник с 15–00, среда с 10–00, среда с 15–00. Небогато и странно.

Написал, что выбирает среду с 15–00. Завтрашний вечер: или на работе задержится, надо только секретаршу отпустить до этого, либо от «семейного ужина» откажется и поговорит из своих комнат.

От Ульяны прилетел короткий «Ок», видимо, на работе опять контейнера косяком повалили.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Не утерпел, спросил: «Как дети?». И очень напрягся, когда жена долго не отвечала.

Ответ в итоге прилетел, но Артём сам не сильно понимал, как на него реагировать.

«Живы. Проводят лето, кто как может».

Остаток рабочего вторника прошёл смазанно. Чего-то он накропал, конечно, но за адекватность не ручался. Надо всё это завтра перечитать с утра, на свежую голову.

57. Ульяна. Август. Санкт-Петербург

В среду удалось вписать семейного остеопата, разговор с мужем и посещение родителей в дневной график непрерывно с полудня.

Дети оставались на пять часов моего выезда под надзором свекрови номер один в родном огороде. С разрешением смотреть мультики после сна и полдника.

Надеюсь, новых сюрпризов сегодня жизнь мне дома не подкинет. А от мужа что бы это ни было — это уже не сюрприз будет, а хоть какая-то определённость.

Хотелось бы верить.

Это же невероятное счастье, когда ты встаёшь и у тебя не болят ноги, не ноет спина, не тянет поясницу, не простреливает руку от кисти до локтя. Глаза открываются широко. Вдох и выдох свободные, голова поворачивается, прямо как у совы, в ушах не жужжит.

Стопы и кисти согрелись и слегка в мурашках, а ещё по позвоночнику в голову тоже бежит ручеёк тепла. И мозг даже слегка прочистился.

Хорошо.

Было, пока муж не позвонил.

Только-только я в состоянии неги и счастья покинула оздоровительный центр на Ваське и вышла на набережную — прогуляться перед тем, как катить к матери в больницу, и тут же «у меня зазвонил телефон».

Смотрю, а, три часа, это мой тюлень-олень в одном лице. А вообще, мне кажется, что на самом деле — он песец. Красивый, беленький такой, парадный, но проблем с ним, мама-дорогая!

— Слушаю тебя, — остатки радости из головы выветриваются, напряжение вновь сковывает внутренности.

— Ульяна, здравствуй.

Надо же, как официально. Ну, давай, Артём Александрович, жги глаголом моё бедное усталое и издёргавшееся сердце.

— Ты всё ещё сердита? За две недели не остыла? — голос у мужа странный: напряжённый и вопросительные интонации такие, с подвыванием.

— Если ты о своей внезапной и длительной командировке, то я устала и сердита. Если ты о том, что игнорируешь наше существование вторую неделю, то дети скучают, но я никого не обманываю, рассказывая на ночь, что ты звонил и передавал им приветы. Если же ты о нашей с тобой совместной жизни, то я задолбалась висеть как Винни Пух на воздушном шарике в тумане неопределённости, — вот, сразу все вопросы обозначить. Пусть по пунктам теперь обстоятельно поясняет мне политику партии на данный час.

— По плану я прилечу через полторы недели, вы же продержитесь? — муж, естественно, не был бы собой, если бы не начал издалека. Непонятно, вот к чему этот вопрос? А если не продержимся? Он что, волшебника нам на вертолёте пришлёт из Т.?

— У нас нет выбора, так что, конечно, продержимся.

— Уля, нам надо серьёзно поговорить, не по телефону. Ты же понимаешь, что важные вопросы решают лично? — голос Артёма вкрадчивый, как будто я дикая истеричная и непредсказуемая зверушка.

— Давно надо.

— Я тебя прошу, не надумывай себе ничего, слышишь? Мы во всём разберёмся и всё решим. Уль, пожалуйста, очень тебя прошу — дождись меня. Мы поговорим, обещаю. Потом будешь уже принимать решения. Хорошо, милая? — Артём напирал, давил голосом, цеплял «нашими» фразами. Как будто усыплял или закручивал в кокон сознание. Но такое заговаривание было бы уместно, если бы я, в среду перед его отъездом, не сама из дома сбежала, а его с вещами выставила. Или он там проветрил мозг и видит такое развитие событий? Как тогда, после отпуска, какой-то дикой пурги нагнал про уход, отъезд и прочую чушь.

— Я тебя услышала. Жду серьёзный и обстоятельный разговор по возвращении. С выводами и результатами. Наш брак, в теперешнем его состоянии, дальше продолжаться не может. У меня просто нет здоровья на это всё, Артём.