Посредник - Педро Касальс

— Послушай, Салинас, моя теща Монтсе Фликс страдает глубочайшей депрессией. И причина тому — страх потерять все фамильное состояние из-за манипуляций мужа. — Адвокат промолчал, и Тена продолжил: — Монтсе гарантировала под свое состояние массу займов, полученных Салой в целом ряде банков. И если Сала обанкротится, все богатство семьи Фликс тоже пропадет.

— Да, видимо, так оно и будет.

— Ты должен нам помочь, Салинас. Причем не откладывая — события развиваются быстро.

«Вот теперь-то, наконец, понятно, зачем они приглашали меня домой, да еще на правах близкого друга, чуть ли не родственника», — подумал Салинас.

— И что вы собираетесь сделать?

— Хотим перевести на имя Монтсе Фликс все движимое и недвижимое имущество, что она получила в наследство. Как тебе эта мысль?

— Очень мудрое решение, если иметь в виду сложившиеся обстоятельства, — медленно ответил адвокат.

— Можно рассчитывать на твою помощь в этом деле? Такую операцию надо проделать очень быстро.

— Да. Передай мне список имущества и ценных бумаг, полученных Монтсе в наследство. Если там все в порядке, мы быстро все оформим.

Салинас не знал, что и думать о таком повороте дела. Впрочем, он и вдумываться в это не желал. С другой стороны, перспектива лишить Салу контроля над состоянием жены, полученным ею по наследству, доставляла адвокату смутное наслаждение.

Мадрид

Понедельник, 25 января

Салинас очень любил свой английский, покрытый зеленой кожей письменный стол, даже гордился им. Бельгиец, видимо, угадал эту прихоть адвоката, потому что как только увидел стол, принялся его нахваливать. Особенно высоко оценил Лафонн боковые приставки к этому сооружению и золоченые ручки на ящичках.

Отношение адвоката к столу во многом объяснялось не только его видом, но и тем, что Салинас, работая над бумагами или обдумывая свои дела, подолгу сидел за ним, разглядывая открывавшийся перед ним вид на Пласа-Майор.

Лафонн быстро перешел к делу.

— Решил воспользоваться совещанием, которое проводит мадридский филиал нашего банка, чтобы нанести вам, так сказать, визит вежливости. — Сказав это, бельгиец широко раскрыл глаза, глядя на Салинаса с таким видом, будто на что-то намекал и тот должен угадать его намек.

— Рад вас видеть. И мне хотелось с вами поговорить, мне удалось выяснить ряд важных деталей. — Салинас заговорил официальным тоном, к которому прибегают при деловых переговорах представители транснациональных корпораций, когда хотят вызвать интерес у собеседника.

— Слушаю вас. — Нос у бельгийца словно еще больше вытянулся вперед, от чего его обладатель больше обычного стал похож на генерала де Голля.

— Так вот. Прежде всего я должен поговорить с Салой. Это необходимо, чтобы уточнить ряд моментов...

— И вы думаете, что после беседы с ним вам удастся их уточнить? — как отрезал Лафонн.

— Не уверен. Но, по крайней мере, я хоть услышу его версию происходящего. Очень вас прошу, организуйте мне эту встречу. В конце концов, вы с ним — деловые партнеры. От вас он не сможет ускользнуть.

— Согласен, — бельгиец сделал запись в блокноте. — Устрою вам такую встречу, хотя очень сомневаюсь в ее полезности... И все же...

— Благодарю вас.

— Вечером я буду в Барселоне, увижу там Салу. Затем сообщу вам о дне и часе вашей встречи.

— Свое расследование я провел практически без какой-либо помощи с его стороны. Он все время буквально ускользает от меня, ни разу даже не пожелал со мной разговаривать.

— Ладно. Ладно. Вы мне уже не раз об этом говорили.

— Да. И хочу снова повторить это, — ответил Салинас сухо. — Такое поведение по меньшей мере странно. Ясно, что Сала пытается от меня что-то скрыть.

— Прошу вас, уточните, что именно.

— Пожалуйста, могу уточнить. Сала занимается сейчас тем, что в обычное масло подмешивает специальное масло — добавку для технических целей, которую ему привозят из-за границы. Затем он экспортирует эту смесь, а вы, то есть СОПИК, взялись распределять ее по всей Европе. — Салинас говорил очень тихо. Но он сознательно умалчивал то, что ему стало известно про Фонд Фокса — в глубине души он вовсе не исключал возможности, что СОПИК замешана в краже масла Салы.

— Это очень интересно! Хотя позвольте мне сказать вам, что вы обнаружили как раз то, что меня лично совершенно не касается.

— Что поделаешь! Во всяком случае мои открытия подтверждают, что проводимое мною расследование стало давать результаты.

— Верно. Но оно движется не в том направлении, которого мне хотелось бы. Мы бы предпочли, чтобы вы не ворошили наше грязное белье.

— Вы и на испанском уже выучили это выражение? — удивился Салинас.

— Конечно! У меня преподаватель, который специально обучает меня таким разговорным оборотам.— Лафонн вытянул вперед руку, как бы призывая адвоката не отвлекаться от основной темы разговора. —

Вернемся, однако, к нашим делам. Что вам еще стало известно?

— Что Сала вам очень мягко стелет.

— Как это понимать?

— Разве ваш преподаватель этому выражению еще не научил вас?

— Нет. Так что оно означает? — спросил Лафонн, перейдя на английский, очень сухо, всем видом показывая, что шутить не расположен.

— А означает это, что Сала вам мягко стелет, чтобы потом вам было жестко спать. Обделывает он свои делишки таким образом, чтобы, в случае чего, его самого как будто и на свете не существует.

— Так что он конкретно делает?

— Вот что. Вашу смесь он разливает на заводе Гарсиа, за границу она попадает под чужой этикеткой. А точнее, на ней значится, что экспортирует ее фирма «Ла Онрадес АО»... — медленно разъяснял Салинас все эти жульнические тонкости, — а это — компания-призрак, за нею кроется жалкий тип, у которого за душой ничего нет. Вы следите за моей мыслью? При всем при этом фамилия Салы не значится ни на одном документе!

— Так, теперь все понятно.

— Наконец, эта гадость ввозится в Европу именно вашей СОПИК. А она-то ведь фигурирует во всем этом деле самым крупным планом. Это вам ясно?

— Да. И теперь я понял, почему Сала предложил, чтобы его имя не значилось в векселях по этой операции, придумав какой-то предлог. А я эту наживку проглотил. — Лафонн с каждой минутой выглядел все озабоченнее, движения стали неуверенными и сдержанными.

— В хитрости ему не откажешь. — Салинас нарочно решил сосредоточить внимание Лафонна на посреднике и не трогать действительно важное: то, что ему удалось узнать о Фонде Фокса и о причастности к этой истории транспортной компании РКМ из Роттердама.

— Теперь я понимаю, Салинас, почему вы так заинтересованы в разговоре с Салой.

— Но мне хотелось бы обсудить с вами еще кое-что. Я уже потратил на расследование много времени и немало средств — мне хотелось бы получить уже сейчас часть моего гонорара. — Салинас нарочно дождался, пока разговор про Салу вызовет в Лафонне максимальное напряжение, чтобы поставить перед ним вопрос об оплате своих услуг. — Я тут создал фактически целый аппарат для проведения расследования — в нем, кроме меня, участвует целая группа моих коллег. Благодаря их помощи я и смог узнать о жульнической операции с маслом и той неблаговидной роли, которую Сала играет в этом деле... и еще надеюсь все выяснить до конца. Но подобные методы работы обходятся мне недешево!

— Сколько? — спросил бельгиец, сделав серьезный вид.

— Двадцать пять тысяч долларов, и прямо сейчас, — Салинас получал удовольствие от этого момента, ему нравилось, что он загнал Лафонна в угол, и тому ничего не остается, как без лишних слов раскошелиться. — И еще двадцать пять тысяч, когда мы доведем расследование до конца.

— Согласен. — На лице бельгийца было написано, что ему, конечно же, выкручивают руки, но, увы, сопротивляться бесполезно. — Надо признать, что работы у вас было много, и результаты вполне заслуживают такой оплаты.

— В какой форме вы собираетесь мне заплатить? — поинтересовался адвокат.

— Пока не знаю...

— А я вам скажу, — воскликнул Салинас, сделав вид, будто ему только что в голову пришла эта мысль, хотя на самом деле он давно все тщательно продумал. — Давайте вместе подъедем к филиалу вашего банка здесь, в Мадриде, и вы распорядитесь выдать мне чек.

— Чек?

— Конечно. Надеюсь, у вас есть на это полномочия?

— Безусловно.

— Так за чем же дело стало?

— Вы, Салинас, не даете мне возможности выбора.

— Пожалуй.

— Хорошо вы свои карты разыграли.

«Еще бы! — подумал адвокат. — Если потом окажется, что именно СОПИК, прячась в тени, запустила механизм этой аферы, кто мне выплатит гонорар? Ищи-свищи тогда ветра в поле!» Вслух он сказал совсем другое:

— Но и вы разыграли свои не хуже. Я делаю для вас большую работу. К качеству у вас не может быть претензий: я уже выяснил весьма существенные детали, огласка которых может нанести вам немалый ущерб, и не только моральный...