Переинкарнация (СИ) - Сергеева Александра Александровна

– Струсила? – ехидно осведомилась Мерона.

– Ей просто пора, – сухо одёрнула её Джен, зная, чем грозит мне промедление. – И передай своему… Передай Тармени моё предложение насчёт… Ты поняла чего. И мои угрозы тоже! Пусть не думает, что сможет захапать тебя целиком.

– А угрожать Тармени разумно? – уточнила набожная ведьма. – Он не сочтёт это дерзостью?

– Ещё как сочтёт…, – последнее, что я услыхала в исполнении моей самодурши свекровки.

И прыгнула туда, где вероятней всего мог оказаться мой академик. Мой – удивился Сли такому скороспелому решению. Мол, её даже не изнасиловали, а она уже в ЗАГС намылилась. Я хихикнула и материализовалась в Цитадели.

– Думаю, если всё сложится удачно, то хватит и этого, – степенно гудел в лаборатории Шарли её гнусный голосище. – А если неудачно, так и сотня дополнительных бочек не помогут. Ты, кстати, договорился со своими ящерицами? Крокодил с Императрицей выделят Руфесу эскадрилью бомбардировщиков?

Первым, кого я увидала, в святая святых этой предательницы, был мой уже почти собственный муж. Он висел прямо посередь помещения над громадным столом, заваленным всяким научным и просто барахлом. Шарли – подлая разлучница – расселась в кресле, как у себя дома… Ну да, у себя дома я бы тоже так расселась. Эти подонки явно обсуждали какую-то ужасно важную тайну, с которой обошли меня.

Старая ведьма заметила меня первой – Тармени был слишком увлечён украденной у меня тайной.

– Терпеть не могу эти твои плебейские замашки, – недовольно проскрипела патронесса. – Тебя кто сюда звал?

– Могу и уйти, – мстительно процедила я.

– Замечательно, – обрадовалась Шарли. – Пошла вон!

– А что в бочках? – не купилась я на этот финт, подплывая к Тармени. – Пестициды для слизняков?

Вот честное слово: брякнула, даже не задумываясь о сути сказанного. Но их рожи были сущим праздничным пряником для моей интуиции. Даже целым пряничным теремом.

– Ты ей сказал? – очень сильно удивилась Шарли предположительной идиотской выходке бога.

– Сама догадалась, – сухо отмёл обвинения Тармени.

И демонстративно повернулся ко мне своей старческой задницей в балахоне. Я тут же нашла, чем отомстить:

– Не волнуйся, дорогая. Он не может мне проболтаться о ваших шашнях. Мы не разговариваем.

Шарли проследила за моим полётом к своему креслу и поинтересовалась:

– Что так?

– Он не хочет на мне жениться. Я уже устала намекать. Придётся выходить замуж насильно…

Дайте мне поэзии – исторгала из себя экзальтацию мадам Змеюкина в Чеховской «Свадьбе» – дайте мне бурю! Где-то чего-то подобного ожидала и я. Волновалась, готовился, а этот ублюдок просто взял и просто смылся. Лопнул, как мыльный пузырь. И я осталась стоять с разинутым ртом: дура дурой. Даже не нашлась, чем выругаться вслед.

– Ну, может, всё ещё и обойдётся, – с невыносимым удовольствием посочувствовала мне Шарли. – А если не обойдётся, то ты, по всей видимости, захомутаешь беднягу. Не мне судить о твоих вкусах.

– Он нормальный! – брякнула я, возмутившись.

– Не мне судить о ваших обезьяньих вкусах, но…, – с чудовищной вежливостью переиначила издёвку патронесса.

– Вот заткнись и не суди! А вы что, и вправду придумали отраву для этой слизнематки? – вспомнила я о самом интересном и вмиг позабыла про всё остальное.

– Да, – со сдержанным торжеством в голосе призналась Шарли.

– И как ты только умудрилась его уговорить? – всем своим видом поздравила я героиню дня.

Причём, от чистого сердца. Она оценила это и отдарилась новым признанием:

– Тармени сам пришёл ко мне с предложением помочь.

– Да, иди ты! – восхитилась я, воспарив от волненья над столом.

И чуток расплывшись от недостатка контроля. Зеркало напротив указало на оплошность, но это было неважно. Какие пустяки, когда тут такое!

– Он же упирался, – поведала я подруге. – Всё нудил, что не должен вмешиваться, и прочая чушь. После того, что он сотворил с нартиями, постыдился бы даже заикаться о принципах своего беспринципного невмешательства. Слушай! А оно действительно такое ядрёное? Я ж тебе рассказывала, какая эта дрянь здоровая. Натуральный кракен. Сколько нужно бочек яда, чтоб она сдохла? 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Обычному слизняку хватает одной капли, – приступила к лекции Шарли. – Правда, моментальной реакции мы так и не добились. Верней, я не добилась. Если честно, то этот твой… бог всего лишь помог мне с базовой формулой. А всё остальное пришлось делать самой. Два года угробила. Дела Ордена запустила начисто. Не будь у нас Розамунд с Луизой…

– А чем ещё заниматься двум бывшим домохозяйкам? – перебила я, ибо распирало. – Короче, сколько понадобится времени, чтобы эта осьминожиха склеила ласты?

– Возможно, несколько суток, – бессовестно расстроила меня профессорша. – Хотя, думаю, это будет зависеть от дозы. Что-то мне подсказывает, что вам не удастся сбросить на неё все четыре бочки. Но, если хотя бы одна мина сработает, то смерть наступит наверняка. А когда? Какая разница? Вы же не собираетесь разворачивать прямо там полномасштабные боевые действия. Сбросили и улетели. А остальное сделает природа. Природа вашего вида, – внезапно ледяным голосом прибавила она.

– Ты хочешь сказать…., – офонарела я, застыв призрачным столбом.

– Да, – жёстко бросила Шарли. – Именно это я и хочу сказать. Тармени сделал этому миру очень большую услугу. Отдал ему в руки оружие против себя. Против того, что является вашими собственными мозгами. Ведь ваши симбионты той же природы, что и западные оккупанты. 

– Ничего, – вдруг что-то зловредное шевельнулось в моей душе. – Переживёт как-нибудь. В конце концов, именно его земляки притащили в этот мир такую чудовищную заразу. И палец о палец не ударили, чтобы подчистить после себя. Они чуть не погубили целую планету. Я однажды попыталась представить, что было бы, если бы уровень развития местных был пещерно-каменным. Ты понимаешь, что этот мир сгинул бы, даже не повзрослев. Да просто не научившись толком ходить. И не надо мне тут давить на жалость. Мне даже себя не жалко, как вспомню людей, которых мои мужики резали на тех проклятых островах. Понимаешь? Просто резали. И никто из них такого не заслужил: ни живые трупы, ни их палачи. А ты мне тут сопли на кулак мотаешь. Да ещё лепишь из этого иновселенца Христа, принимающего смерть за всех скопом. Даже не смешно.

– Ты чего разошлась, бесноватая? – подняла бровь Шарли. – Кто с тобой спорит? Лично я целиком «за». Но обещание выполню. Когда вся эта маета закончится, уничтожу всё, что касается моего пестицида. Я ж не враг себе.

– Ничего он тебе не сделает, – взяла меня досада, что она так дурно думает о моём Тарменюке.

– В том-то и дело: ничего не сделает. А мне надо.

Вот вроде ничего такого криминального и не сказала. Но во мне разом вспучилась подозрительность. Шарли это так преподнесла, будто я её дочь, а она завтра умрёт от рака. И у меня, будто в целом свете больше никого нет. Короче, жуть какая-то. В башке так лихорадочно запрыгали всякие вычислительные мыслишки, что саркофаг в бункере наверняка завибрировал. Если, конечно, Тармени не замуровал его в скалу, чтобы больше со мной никогда не встречаться.

 Слепившаяся из всяческой мысленной шелухи догадка чутка напугала. И очень трудно было озвучить вопрос. Выручило всепобедное беспощадное любопытство:

– Шарли, душечка, ты что, хочешь в мою шкуру?

– А что в ней плохого? – не стала ломаться она.

– Не знаю. Я об этом не думала. Знаешь, я так уверена, что верну себе человеческий облик, что качество своего временного пристанища всерьёз не оценивала. Да, именно так: временное пристанище. Вот, наконец-то придумала этому название, – слегка удивилась я, что раньше в голову не приходило это как-то конкретно обозвать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Временное? – не постеснялась выразить мне недоверие слишком рассудочная для счастья женщина.

– Значит, я угадала! А ты всё: дура да славянская тупица. Ты, матушка, сама дура набитая. Нет, ты реально думаешь, что это их бессмертие такая классная штука? Я, конечно, думала об этом. Замануха-то изрядная. Но, в отличие от тебя, я целых четыре года провела в этом сраном бункере. Один на один с занудным иновселенцем. Если бы всё это время подвергнуть монтажу, если бы вырезать из него все нудные одинаковые дни, а оставить только интересности, то бессмертие оказалось бы клёвой штукой. Но, вся беда в том, что к нему прилагаются эти нудные одинаковые дни. Чтобы посмотреть, что тут будет через двести лет, эти двести лет нужно проторчать в бункере.