На дальних воздушных дорогах - Эндель Пусэп

Гроза осталась где-то в стороне. Внизу, довольно близко к земле, плавали лохмотья облаков. Временами между ними мелькали клочки земли.

На линии фронта, где-то у реки Ловать, мы заметили луч прожектора, беспокойно мечущийся из стороны в сторону. Однако он оказался бессильным в единоборстве с облаками и не смог помочь наземным наблюдателям. Они включили прожектор, наверное услышав шум моторов нашего самолета. Пусть ищут! Облака надежно скрывали нас от любопытных взглядов и от прицелов зенитных пушек.

Пассажиры явно заскучали. То один, то другой предпринимал попытку достать термосы и бутерброды, но был вынужден сразу же отказаться от мысли подкрепиться — ведь лицо было закрыто кислородной маской. Были и такие, которые, несмотря на предупреждения, начали дремать. Но этого никак нельзя было допустить.

— Товарищ майор, одной пассажирке плохо — жалуется на тошноту и поэтому срывает маску, — услышал я в наушниках тревожный доклад Кожина.

— Держите маску на лице хоть насильно! — приказал я строго. — Если не справитесь один, попросите кого-нибудь из пассажиров помочь вам.

Общими стараниями все уладилось.

— Пассажиры желают знать, где мы сейчас находимся, — услышал я снова голос Кожина.

— Приближаемся к побережью Швеции.

В самолете на продолжительное время воцарилась тишина. Слева мимо нас текла темнота, справа внизу появлялись и исчезали ярко освещенные города и поселки. Наконец их скрыл внезапно возникший занавес облаков.

Я заметил, что борттехник Дмитриев измеряет уровень бензина в баках и производит какие-то расчеты.

Его подозрительные действия заставили меня спросить:

— Сколько еще остается?

— Меньше половины, — последовал совершенно неожиданный ответ.

— Не может быть!

— Так показывают приборы и расчеты.

Теперь наступил мой черед заняться расчетами. Слишком мало мы еще находились в воздухе, чтобы Дмитриев мог быть прав. Мы ведь прошли только половину пути. Вместе со мной выяснять фактические запасы бензина принялся бортинженер Золотарев. Через несколько минут он доложил о результатах своих расчетов. Полученные им цифры были, правда, несколько меньше того, что насчитал я, но все же оставшегося бензина было достаточно, чтобы спокойно долететь до пункта назначения.

Прогноз погоды оказался на этот раз точным: дул встречный ветер, который заметно снизил нашу скорость.

На небосводе одна за другой гасли звезды. Шедший с востока рассвет догнал нас. В его неярком еще свете я увидел на правом крыле, за последним мотором, темное пятно.

В тот же момент капитан Обухов сообщил:

— В четвертом моторе утечка масла…

Вот тебе и раз, кому это надо было! Бывает же так: все илот хорошо, и вдруг что-нибудь да случится!

После короткого совещания со штурманами и бортинженерами я решил изменить курс, чтобы добраться до ближайшего пункта на побережье Шотландии. Все же лучше, когда вместо волн внизу надежная земля!

Слева виднелись дюны датского побережья. Сейчас они никого не интересовали. Наше внимание было приковано лишь к давлению масла в четвертом моторе. Температура, давление масла и другие показатели были, к счастью, пока еще полностью в норме, ухо не улавливало в шуме мотора никакого диссонанса.

— От англичан прибыла радиограмма, — протянул мне бланк радист Низовцев. — Сообщают, что мы отклоняемся от курса на юг.

— Передайте им, что в сложившейся обстановке поступить иначе мы не можем.

Но англичан это сообщение не успокоило. Они беспрестанно бомбили нас радиограммами: давали пеленги и поправки к нашему курсу, напоминая каждый раз, что самолет отклоняется на юг.

Постепенно мы спустились ниже. Высотомер показывал 4000 метров. С величайшим удовольствием я снял кислородную маску. Несмотря на тщательную пригонку, она больно давила на уши и лицо.

Когда мы снизились еще на полтысячи метров, я разрешил снять маски и пассажирам.

Уже рассвело. Внизу рябило свинцовое Северное море.

Струя масла по-прежнему тянулась по правому крылу.

На горизонте возникла темная полоса.

Земля!

Чувство, охватывающее человека, увидевшего берег и приближающегося к нему, лучше всего знают, наверное, моряки. Знакомо оно и летчикам. В данный момент земля была для нас желанной: один мотор неисправен, запасы бензина малы, а на борту — правительственная делегация. Мы должны были позаботиться о том, чтобы уберечь ее от любых неприятностей, обеспечить полный порядок. Мы знали только, что делегация отправляется выполнять какое-то очень важное государственное задание. Наша задача состояла в том, чтобы доставить людей как положено к месту назначения, а затем привезти их обратно в Москву.

Позади остались 2600 километров. Мы приближались к берегам Англии.

— Сколько осталось бензина? — спросил я у Дмитриева.

— На час полета.

— Что за чушь! По крайней мере, на полтора! — вмешался Золотарев.

— Ведь последние триста литров измерению не поддаются, — оправдывался Дмитриев.

Я слушал их перебранку уже совершенно спокойно: слева была надежная земля, справа — море. Даже в самом худшем случае, если бы все четыре мотора отказали, не случилось бы ничего серьезного, кроме вынужденной посадки либо на первый попавшийся аэродром, либо на поле или какую-нибудь поляну.

Ложась на новый курс, я понял причину, по которой англичане приняли так близко к сердцу изменение направления нашего полета и все время требовали возвращения на прежний курс.

Внизу, в лучах восходящего солнца, блестела большая бухта. Вдали с левой стороны виднелся промышленный и портовый город Эдинбург — столица Шотландии. Город и порт были защищены сотнями аэростатов противовоздушной обороны. При приближении нашего самолета невидимые руки опускали их. Аэростаты защищали и базирующийся в бухте флот. Приближение нашего самолета к месту стоянки этих стальных гигантов, наверное, и было причиной такого волнения англичан, не желавших, вероятно, чтобы мы видели бухту.

Скапа-Флоу не был теперь уже больше главной базой английского военного флота. После той трагической ночи на 14 октября 1939 года, когда гитлеровцы нанесли неожиданный удар по военному морскому флоту в Скапа-Флоу, англичане проявляли крайнюю осторожность. Поэтому они держали новое местонахождение главных сил флота в строгом секрете. Сторожевые суда образовали большой полукруг на внешнем рейде. Над каждым висел дежурный аэростат. Десятки кораблей стояли на якоре, но дым, идущий из их труб, ясно говорил о том, что корабли в любой момент готовы выйти в море.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});