Рейтинговые книги
Читем онлайн Годы в огне - Марк Гроссман

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 119

Ерохина теперь уже вполне поняла, зачем позвали, однако широко разевала глаза, будто не усвоила, о чем речь. Она всей душой презирала красных и желала им всем скорей провалиться в преисподнюю. Совдеповцы честили ее «самогонщицей», давили штрафами и не давали гнать спиртное.

Слава богу, владычили они полгода, а там чехи вымели их мятежом своим, ненавистную голь. Однако одно — злобиться, и совсем иное — донос. У красных длинные руки, и закон их известен: указчика в ящик, по самый хрящик!

— Ну? — спросил Ганжа, не дождавшись от Ерохиной никаких слов, и в его голосе был уже хрип раздражения.

— Говорите, как цепом молотите… — вздохнула Таська. — Не отмолчишься от вас.

— И так не умна, да еще дурой прикидываешься! — вовсе озлился капитан. — Ну?!

— Что делать-то? — косясь на офицера, спросила самогонщица.

— Назови красных и спи спокойно, дуреха.

— Не припомню я никого… — захныкала Ерохина. — Вот те крест — не припомню.

Но тут же испугалась, что Ганжа может неверно оценить ее отказ, пояснила:

— Сказала б словечко, да волк недалечко. Речь во рту застревает.

— Добро… — внезапно поднялся со стула контрразведчик. — Срок — до утра. Иди, помозоль память. А еще запомни: телега, что не может везти дрова, сама идет в печку.

Ерохина вылетела из заведения Ганжи, как пуля из винтовки. Она довольно сносно, по слухам, знала, с кем имеет дело. Аристарх Семенович происходил из почтенной казачьей семьи, переехавшей в начале века из Оренбуржья в Екатеринбург. Глава фамилии, Семен Силыч Ганжа, быстро и прочно врос корнями в город, и семья приумножала богатство торговлей собственными конями и рискованной игрой в тотализатор.

Следуя за веком, коннозаводчик нанял сыну лучших учителей, и они вдолбили в голову наследника среднее образование — всяческие прикладные и даже гуманитарные науки.

Революция отняла у семьи все движимое и недвижимое. Старик, зло усмехаясь, острил, что нет такой лошади, какая не спотыкается, и человеку, стало быть, без спотычки не прожить: все ж на две ноги меньше. Но тут же добавлял, что надо еще поглядеть, как оно все получится, то есть каковы могут сложиться предначертания в ближайшем, значится, будущем. Короче говоря, Ганжа надеялся, что с красными совладают, и все будет, как прежде.

Пока отец предавался бесполезным мечтаниям, Аристарх бежал из Екатеринбурга в Омск — и до июня следующего года пребывал в белом подполье, иногда убивая большевиков из-за угла. В июне 1918-го, после чешского мятежа, белые вспомнили Ганжу и он возглавил контрразведку в рабочем Карабаше.

Каждого красного, взятого в подвал, Ганжа мордовал сам, возбуждая себя мыслью, что именно этот враг, вполне возможно, отнял у его семьи все нажитое.

Аристарх Семенович понимал, что при Советах ему не жить, — красные не простят пролитой крови. И красные знали, в свой черед: если верх белых, капитан, купно с единоверцами, переломает кости рабочим.

Они были смертельные враги, и оттого никто не надеялся на пощаду и не хотел ее, ибо пощада могла означать лишь одно — измену своим…

Всю ночь Ерохина не спала, с отвращением пила самогон и беззлобно ругала Ганжу, который засновал ее, как паук муху, и теперь уже не выйдешь из дела, в каком не бутыль веселухи, а голова на кону.

Но чем больше понимала, что никуда не увернуться от офицера, тем чаще уверяла себя — речь у них о благом деле. И выходило, надо помочь, потому как красные и впрямь раздавят, коли окажется их удача. Да и Ганжа не таков человек, чтоб отвязаться, отступиться от кого бы то ни было, если его интерес.

Но душа Таисии ускочила в пятки от страха, и она мелко крестила и лоб, и грудь, бормотала: «Вразуми меня, господи! Наставь на ум…» — вот только это и больше ничего.

Утром — ни свет, ни заря — в ее дом пожаловал сам Ганжа и чуть не с порога спросил:

— Говорить научилась?

Ерохина кинулась в голбец, схватила самогон, копченую баранью ногу, начерпала из бочек огурцов и капусты, покидала все на стол, предложила:

— Не побрезгайте, Аристарх Семеныч, сделайте такое одолжение.

— Можно, — согласился Ганжа. — И ты со мной выпей, Таисия Филаретовна. Ибо в одиночку одни забулдыги пьют.

Он сам достал из огромного, как сарай, шкафа два стакана, налил их доверху, один протянул бабе.

— Ну, с богом.

Выпил свой стакан, захрустел огурцом, искоса посматривая на самогонщицу, Таська пригубила хмельное, тотчас поставила посудинку на стол и тоже взяла из миски огурец.

— Гнушаешься, — усмехнулся капитан и подсел ближе к Таське. — Вспомнила? Красных, говорю, вспомнила?

Ерохина уже давно поняла: у нее мало сил противиться Ганже, а к тому же еще подумала — зачем противиться? Все же белые держат ее, Ерохиной, руку, им надо помочь, как не помочь? Ибо на свете все так построено: ты — мне, я — тебе.

И она отозвалась с жалким вздохом, в котором однако было и кокетство торговки, знающей, почем товар:

— Подумать надо, господин офицер…

— Помочь тебе?

Она мигом припомнила, какие слухи о подвалах Ганжи ползают по городу, как там терзают без пощады, и тут же назвала фамилии Василия Трускова и Ефима Абдалова. Это были рабочие медеплавильного завода, которых искали власти. Красные скрывались в соседнем доме и ждали случая перебраться в лес, в партизанский отряд. Таська как-то заскочила к соседке и увидела, как Васька Трусков и вроде бы Абдалов спускаются в подпол и закрывают себя крышкой.

Она еще раз назвала фамилии медеплавильщиков, чтоб капитан хорошенько запомнил их.

— Ну вот оно — и богу в угоду, — поднялся из-за стола Ганжа. — Где искать?

Таська кивнула на соседний дом, капитан глянул в окно, спросил: «Этот?» — и тотчас, не прощаясь, ушел.

Сразу же люди Ганжи нагрянули в дом шабров, выволокли из голбца Ваську и Ефима, прихватили хозяйку и увели всех к Аристарху Семеновичу.

И Таська с ужасающей ясностью поняла, что окаркала людей, может, на смерть, и красные не простят ей доноса, даже если она больше не скажет ни одного слова Ганже.

Но вскоре однако же узналось, что первое фискальство было лишь начало; снова потянул ее к себе капитан и сказал устало:

— Нелегко тебе, Ерохина, понимаю. Но ныне всей России нелегко, должна догадаться. Придется потрудиться, золотая моя.

— На одну лошадь два седла надеваете, — расстроилась Таська. — Что знала, то и вы уже — тоже.

— Охотно верю, — согласился Ганжа. — Но надо знать. А коли все в кусты, так мы вовек богоотступников не побьем.

— Ладно, — жалко усмехнулась самогонщица, — некуда мне деваться, и одной мы веревочкой связаны, господин капитан.

— Умница, — расчувствовался Ганжа и впервые посмотрел на Таисию, как глядят на бабу: была она рыжевата, стройна, а рыжие, говорят, весело любят, коли им еще не перевалило за тридцать.

Он снова взглянул на шинкарку, заметил, что глаза у нее злые, кошачьи, а нос клином — и тут же пришло на память где-то слышанное: «Между рыжими волосами и коварством большая дружба».

Отпуская Ерохину, напомнил:

— К тебе, считай, ползавода за бесогоном ходит. Поить — пои, однако же и слушать не забудь. Не все в кабаке себя воздержно ведут.

Ночью Таисия не спала. Сначала она побежала к Ваньке Посному, притащила его к себе, налила первачу, посулила, что может Ванька остаться у нее на ночь, плевать ей на пересуды.

Посный пил самогон, как дыра, не хмелел и хмуро поглядывал на старую приятельницу.

— Ты чо такой? — удивилась Таська.

— Какой — «такой»?

— Смурной.

— А с чего танцы танцевать?

Посный служил кучером в полиции, и Ерохина знала: к нему не раз приходили люди из леса, звали в отряд, ибо шутка ли! — свой человек в самом гнезде врагов. Но Ванька не говорил ни «да», ни «нет», а выжидал, на чью сторону упадет перевес. Как-то, спьяна, он покаялся в том собутыльнице, однако никаких имен не назвал.

Ерохина надеялась посоветоваться с Посным, а то и выведать у него, кто из красных находится в городе, но Ванька тяжело молчал или ворчал: «Экая винтохвостка, право…»

Самогонщица не выдержала.

— Иди-ка ты домой, что ли… — прошипела она впрохолодь. — А то неладно как-то получится, две бабы в одной постели.

Ванька оскорбился и ушел, ругаясь и шипя в том смысле, что у народа много ушей, а у него, у Ваньки, жизнь не краденая и потому, значит, рот замазанный, и добавлял, что колесо тоже вокруг своей оси вертится, Таисия Филаретовна!

Но, случается, на ловца и зверь бежит. Не успела за Посным захлопнуться дверь, как постучал в окно Кешка Соколов, сын Флегонта Иваныча Соколова, одного из самых почтенных граждан Карабаша. Были некогда у Соколова в городе две маслобойки, лавка с разными, даже иностранными товарами, дом-махина и тройка для выездов. В семнадцатом году оставили красные Флегонту Соколову и сыну его, Викентию Флегонтовичу, две рубахи и двое портов. А все прочее имущество — под гребенку. И нет никакой загадки в том, что Соколовы люто ненавидели красных, Совдепию, партизан.

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 119
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Годы в огне - Марк Гроссман бесплатно.
Похожие на Годы в огне - Марк Гроссман книги

Оставить комментарий