О чем не сообщил ТАСС - Игорь Перетрухин

По завершении всего комплекса запланированных оперативных мероприятий по Огороднику и выполнив свою задачу, я сразу же возвратился в Москву, где доложил о проделанной работе. Отдельские шутники еще долго посмеивались над цветом моих волос и бровей, намекая мне на известного киноартиста, игравшего в фильме „Двенадцать стульев“ Кису Воробьянинова, помывшего голову с использованием произведенной в Одессе „импортной“ краски для волос.

Командировка еще раз показала, что в нашей работе никаких мелочей не бывает. Любая, даже самая мелкая оплошность может свести на нет все огромные затраты сил, времени и средств и погубить всю разработку в целом…»

К сказанному выше добавлю с чувством глубокой скорби, что несколько лет тому назад участник Великой Отечественной войны, бывший Председатель КГБ Грузии генерал-полковник А. И. Инаури был убит террористами в городе Батуми. О причинах его гибели официально ничего не сообщалось. К сожалению, аналогичная судьба постигла и бывшего Председателя КГБ Армении Мариуса Арамовича Юзбашьяна, которого я хорошо знал по совместной работе за границей. Его убийцы так и не были найдены.

Вернемся, однако, в Москву, к нашей внутриотдельской жизни.

Как-то во время беседы я сказал Курышеву, что начальник отдела ознакомил меня с моей аттестацией и что мне хорошо известно, что писал ее лично Курышев. Я поблагодарил его за высокую оценку моей скромной работы и заверил, что все пожелания по ее совершенствованию будут учтены. Я сказал ему также, что мне больше всего понравилось выражение «характер твердый». Это совсем как у Юлиана Семенова в «Семнадцати мгновениях весны»: «характер твердый, нордический».

В связи с этим я рассказал ему, что во время пребывания в длительной загранкомандировке в ГДР несколько лет проработал в городе Ростоке, где однажды случайно познакомился с одним интересным немцем. В годы Второй мировой войны он служил на одном из флагманов германского флота линкоре «Бисмарк» лекарским помощником. Корабль потопили англичане недалеко от французского порта Брест. Немец попал в плен. А после войны вернулся в родной Росток. Окончил медицинский факультет Ростокского университета и в конце концов стал профессором и доктором медицинских наук. Работал он в правительственной клинике и проживал со мной по соседству. Мне было известно также, что он был на хорошем счету у наших немецких коллег по работе и пользовался у них доверием. Как-то раз, сидя в военторговском ресторанчике, он спросил меня: «Игорь, скажи откровенно, ты по национальности немец?».

Получив отрицательный ответ, он стал интересоваться моей родословной. Я сказал ему, что по отцовской линии мои предки были чистокровными русскими и жили в Саратовской губернии, и мне они известны, в том числе и по фотографиям, до прапрадеда включительно. По материнской же линии я не исключаю, что была какая-то примесь польской крови, так как, по рассказам матери, родившейся в Витебской губернии, мой прапрадед в 1883–1884 годах за участие в польском восстании был осужден и лишен «всех прав и состояния», находился под надзором полиции, правда, недолго: вскоре после вынесения ему приговора он умер. Но ведь это тоже славянская кровь. Тогда немец, извинившись, попросил разрешения осмотреть мою голову. Я не стал возражать, поскольку мы сидели с ним в отдельном помещении. Ощупав ее, он заявил, что череп у меня нордический, как у представителя высшей расы. Засмеявшись, я ответил: «А ведь доктор Геббельс и Розенберг говорили, что мы низшая раса и подлежим на этом основании уничтожению. Ведь я же славянин по всем параметрам!». В конце концов, еще раз осмотрев мою голову, он признал несостоятельность фашистской расовой теории, хотя, я полагаю, у него и раньше должны были бы быть сомнения на сей счет. Так что, видимо, правильно сформулировано Юлианом Семеновым: «характер твердый, нордический», что может, однако, не хуже звучать и просто как «северный, славянский»!

Выслушав меня, Михаил Иванович заметил, что хорошую характеристику я заслужил своим трудом, а он всего-навсего объективно изложил ее на бумаге.

— В целом-то у тебя, — сказал он, — в личном деле почти все характеристики положительные, если не считать отдельных оценок, носящих сугубо субъективный характер. Вероятно, кому-то ты не очень нравился. Но не огорчайся: правда и объективность непременно восторжествуют раньше или позже. Ведь в жизни так не бывает, что сегодня человек по всем статьям хороший, а завтра — наоборот, потом снова хороший, хотя при этом ничего не изменилось! Присущие человеку качества все-таки сохраняются!

После отъезда Огородника на юг через руководство профкома завода «Серп и молот», не без участия В. И. Гречаева, без особых проблем был решен вопрос с его соседкой и сыном, благо она была ударником производства, а сын— отличником. В школе им была выделена бесплатная профсоюзная путевка в детский санаторий на крымское побережье. Путевка, как и полагается в таких случаях, была «горящей», и они срочно выехали на юг. Радости мамы и сына не было предела! Довольны были и мы.

За время отсутствия Огородника в квартире с санкции прокурора был произведен обыск с участием бригады оперативно-технического отдела. Осмотру подверглись и его комната, и места общего пользования. В принципе, ничего особо интересного мы там не обнаружили, однако обратили внимание на то, что Огородник, как правило, носки и рубашки не стирал, выбрасывая грязную одежду в находившийся в квартире мусоропровод. Конечно, это дело каждого — стирать или выбрасывать. Но при его довольно скромном денежном содержании подобная вещь выглядела несколько необычно. Бросились в глаза и пустые, но тщательно вымытые банки из-под башкирского меда. Это показалось нам довольно странным при его-то барском отношении ко всему остальному. И только несколько позже мы узнали, для чего они предназначались.

Большую работу в эти дни провели сотрудники службы безопасности и оперативного отдела майор В. Удалов, капитаны В. Молодцов и Ю. Шитиков, внесшие существенный вклад в дело разоблачения Огородника как агента американской разведки. В этой связи необходимо назвать и фамилию старшего лейтенанта Николая Лейтана, благодаря бдительности которого в конечном итоге был обнаружен тайник с самыми важными вещественными доказательствами того, что Огородник является агентом ЦРУ США. В знак признания проявленной им в тот день смекалки его вполне заслуженно наградили шутливым прозвищем Коля — Соколиный Глаз, тем более что и жил он на одной из улиц Соколиной Горы.

Глава 7

17 июня 1977 года Огородник и Ольга Фомина возвратились в Москву после отдыха на юге.

18 и 19 июня он в основном находился дома, так как догуливал отпуск. Окна квартиры были плотно зашторены, но технические средства давали возможность видеть и слышать его. Вел он себя нервозно, мастурбировал, манипулировал с карманным фонариком, разговаривал сам с собой: «Последний раз… не хочу…»

Судя по его поведению, он не заметил, что в комнате был произведен обыск. Это не могло не радовать.

20 июня поздно вечером с помощью оперативной техники был замечен еще один тайник с контейнером. Огородник взял в руки лежавший на книжной полке фонарик, вытряхнул оттуда батарейки, снял с одной из них картонную оболочку, развинтил металлический корпус, вынул из полой его части проявленную фотопленку и с помощью настольной лампы и лупы начал читать запечатленный на ней текст. Затем повторил эту операцию в обратном порядке. В заключение включил фонарик, направил его на стену, подрегулировал фокус и выключил. И так он проделал несколько раз.

Оставшись, по-видимому, доволен, положил его на прежнее место[10].

Об обнаружении этого тайника немедленно доложили начальнику главка генерал-лейтенанту Г. Ф. Григоренко, который лично принял Николая Лейтана и внимательно выслушал все, что он рассказал об увиденном. Григоренко по согласованию с Председателем КГБ СССР Ю. В. Андроповым с учетом нервозного поведения Огородника за последние дни принял решение о реализации дела оперативной разработки. Но для окончательного решения вопроса о его аресте необходимо было срочно ознакомиться с содержимым контейнера и пленкой.

В связи со всем этим я получил указание немедленно вызвать объект на конспиративную квартиру «Высокая», где с ним должен был встретиться и побеседовать начальник службы безопасности МИД полковник М. И. Курышев.

Быстро связавшись с Огородником по телефону, прихватив с собой бутылку марочного коньяка «Греми» и пакет трюфелей, я направился к месту встречи у выхода станции место «Смоленская».

Огородник в назначенное время на месте не появился. Не пришел он и через десять минут. Я начал проявлять беспокойство и теряться в догадках. В сложившейся ситуации данное обстоятельство не могло не тревожить, тем более что в проведении столь серьезного мероприятия были задействованы значительные силы нескольких подразделений комитета. Наконец, хоть и с большим опозданием, Огородник все же прибыл, скороговоркой сказал о каких-то причинах, на которые я даже не обратил внимания, так как был безмерно рад тому, что намеченное мероприятие теперь не может не состояться. Разговаривая на ходу о каких-то пустяках, мы вместе через подземный переход направились к месту парковки его автомашины в один из переулков на противоположной от МИД стороне Садового кольца. Вскоре мы сели в машину. Между прочим, я сам, имея «автотранспорт», постоянно удивлялся его небрежному отношению к своей «волге». Взять хотя бы уже то, что правая передняя дверь из-за неисправности замка была заблокирована намертво. Было заметно, что Огородник не придавал значения уходу за ней. Единственное, что он делал, так это при выходе из машины на длительное время запирал специальным противоугонным устройством педали.