Жестокие игры мажора - Маша Демина

class="p1">— Я вообще-то искренне извинилась, — едва не рычу и, сложив руки на груди, отворачиваюсь к окну. — А ты опять ведешь себя как высокомерный мудак.

— Я тот, кто я есть.

Фыркаю, закатывая глаза:

— Очень рада!

С его стороны прилетает приглушенный смешок:

— В душе я тебя полностью устраивал.

Я снова распахиваю глаза и забываю сделать вдох. Не хочу, чтобы его слова смущали меня, но ничего не могу с этим поделать, поэтому я отворачиваюсь к окну и решаю прикусить свой язык.

Однако у Багирова другие планы…

— Наш мир устроен так, что если ты хочешь что-то получить, то для этого нужно что-то сделать. — Я хмурюсь. — Так вышло, что вчера я сделал для тебя как минимум три вещи. — О, кажется, я понимаю, к чему он ведет. — Я защитил тебя от своего друга — это раз. Я вытащил тебя из бассейна — два, ну и твой самый незабываемый, разумеется, из всех предыдущих двадцати, оргазм — три.

Жар кусает мои щеки, а дыхание дается с трудом. Если бы могла, я бы слилась с сиденьем. Вот зачем он напомнил о моем дурном языке?

— Илай… я… — внутри все сжимается. — Не было никаких двадцати оргазмов, — говорю я сквозь вновь образовавшийся ком в горле, теребя рукав толстовки. — Вообще ничего не было, — добавляю тихо. — Ты первый у меня… во всем.

В салоне повисает тяжелая тишина, и мне очень хочется выпрыгнуть в окно прямо на ходу машины. Но вместо этого, я снова подглядываю за Илаем, крепко сжимающим руль и сосредоточенном на дороге. Козырек кепки мешает разглядеть его лицо, но я замечаю, как дергается его горло и напрягаются квадратные челюсти.

Медленно втянув носом воздух, я отворачиваюсь к окну и закусываю изнутри щеку.

Что я опять не так сказала?

— Я не поверил тебе, — наконец произносит он, и я резко поворачиваю голову в его сторону. — Для такого количества оргазмов ты хотя бы должна уметь целоваться.

Я вжимаюсь в спинку сиденья и тяжело сглатываю.

Что? Горячее чувство стыда опускается в живот и обжигает его, как серная кислота.

Нет, я знаю, что у меня мало опыта. А точнее, у меня его совсем нет, за исключением слюнявого поцелуя в третьем классе с одноклассником, в которого я была влюблена.

На тот момент я действительно считала, что это и есть любовь. Разве можно было устоять перед первым красавчиком всей начальной школы и лучшим учеником класса? За ним бегали все девчонки, а на свидание он позвал меня. Вот только потом я случайно подслушала, как он высмеял этот поцелуй и рассказал всем своим друзьям, что потом ему пришлось отмывать мои слюни со своего лица с мылом.

Остаток учебного года парни тыкали в меня пальцем, а на Восьмое марта подарили слюнявчик, когда всем девчонкам дарили цветы. Я терпела столько унизительных прозвищ… наверное, поэтому «убогая» теперь ничуть не задевает.

Горечь воспоминаний пузырится в моем горле.

После этого я зареклась не подпускать к себе парней. И мне прекрасно это удавалось, пока я не встретила одного мажора. И я не просила, чтобы он меня целовал. Но Багиров просто взял и сделал это. Сначала один раз, затем второй и третий, а сейчас взял и бросил мой многолетний комплекс в лицо, как грязную тряпку.

Сквозь жжение в глазах, я сжимаю челюсти до боли и цежу сквозь них:

— Останови машину.

Злость и обида вымещает чувство стыда к чертовой матери. Вот только Багиров не реагирует на мою просьбу.

— Останови машину, — я повышаю голос и поворачиваю голову в его сторону, стараясь дышать ровно. — Сейчас же.

Уголок его губ дергается в ленивой ухмылке, но спустя мгновение Багиров все-таки съезжает на обочину и, заглушив машину, откидывается на спинку сиденья.

— Ну же, удиви меня, — он небрежно жестикулирует одной рукой и достает телефон.

Сделав глубокий вдох, я отстегиваю ремень безопасности и расправляю плечи, смаргивая жжение в глазах. Черта с два я заплачу.

Сердце стучит так сильно, что я не слышу голоса разума, который кричит что-то похоже на «идиотка», но недостаточно громко.

Ладони тут же становятся влажными, и я вытираю их о пижамные штаны.

Назад дороги нет. Я заставлю этого говнюка забрать свои слова обратно и подавиться ими. Единственное, что остановит меня, — если Багиров признается, как неудачно он пошутил, правда, непохоже, что он вообще о чем-то думает, сосредоточившись на своем долбанном телефоне.

Но когда я приподнимаюсь на месте, то замечаю, что его взгляд цепляется за мое движение.

Возможно, с его послужным списком мой поцелуй действительно не выбился в фавориты. Но не пошел бы он к черту и вместе с ним то чувство, которое завязывается узлом в моем животе от мысли, скольких девчонок он целовал в этой машине.

Больше не медля, я встаю и без церемоний начинаю перебираться к нему на колени, вынуждая его убрать телефон в сторону. Но потеряв равновесие, я наступаю Багирову на ногу и вписываюсь лбом прямо в его твердую и широкую грудь.

Вздох застревает в горле, и я слышу, как он выплевывает шипящее ругательство, рывком убирая мою неудачно приземлившуюся руку со своего паха. О боже, ну почему рядом с ним я постоянно падаю лицом в грязь?

— Извини, — едва ли не пищу я, снова сгорая со стыда, и осторожно присаживаюсь бедрами на его колени, увеличивая между нами расстояние.

Мне нужен воздух. Срочно.

Но как только свежая порция кислорода поступает в мозг, я трушу.

В моей голове все представлялось более эффектно: вот я сажусь к нему на колени, а вот целую его и заставляю забрать свои проклятые слова обратно. Но по факту я чувствую себя… убого.

Тяжело сглотнув, я собираюсь с позором ретироваться на свое сиденье, но он опускает большую ладонь на мое бедро и удерживает меня на месте.

— Не разочаровывай меня, Ведьма. Покажи то, зачем ты сюда забралась.

16.1

Что-то темное сияет в его холодных глазах, пока я, сидя у него на коленях, едва справляюсь с собственным волнением и сердцем, что норовит разорвать грудную клетку и выскочить.

Илай такой большой, что на фоне его мускулистого тела и широких плеч, скрытых толстовкой, я кажусь крошечной даже самой себе. И он такой самоуверенный гад, который, откинувшись на спинку сиденья, смотрит на меня из-под козырька с ленивой ухмылкой на губах. Будто… будто его забавляет происходящее.

Вот только меня — ни капли.

Я серьезна как никогда.

Кажется, проходит целая вечность, прежде чем я начинаю