Подлодки адмирала Макарова - Анатолий Матвиенко

Лодки попарно швартовались по бортам, чтобы «Акулу», «Терпугу» и «Кальмара» догрузить мазутом. Ланге тоже запросился — маневры в Золотом Роге истощат батареи, их заряжать за счет мазута.

Собрав командиров в кают-компании «Константина», Макаров рассказал диспозицию.

— В Золотой Рог пойдем втроем: я на «Акуле», «Катран» и «Кальмар». «Пиранья» на электричестве двигаться может, потому охраняет «Константина». Мичман Раскатов, на «Терпуге» следуйте к Зонгулдаку топить турецкие транспорты и любые вооруженные пароходы. Лейтенант Логинов, принимаете командование «Константином». Минируете проходы от Босфора вдоль западного побережья и пройдите до устья Дуная. Сами в перестрелку с турком не вступайте, у вас «Пиранья», «Тунец» и катера.

Раскатов приуныл. Охота в Золотом Роге манила крупной дичью. На северном берегу «Анатолии» угольщики да разве что канонерки. Наверняка есть броненосцы на кавказском берегу, но к Батуму и в Крым не хватит мазута.

Спустившись в центральный пост «Акулы», капитан-лейтенант извелся терзаниями — все ли предусмотрел да разъяснил подчиненным. Море не суша, вестового не пошлешь. О каждом узнаешь только в Севастополе. А отвернется Фортуна, и сгинет кто-то вовсе. Тогда гадай оставшуюся жизнь, несешь ли грех, что не додумал, не сделал, или корабль погиб от причин совершенно роковых.

Крались куда осторожнее, чем Берг два месяца назад: война. Даже ночью шли под перископом, дабы не потревожить осиное гнездо, ныряя и уворачиваясь от встречных судов.

Крадущаяся под водой субмарина кажется потусторонним существом. Черная в черном, чуть сереют овалы иллюминаторов на рубке, куда просачивается свет из центрального поста. Почти бесшумная, лишь негромко шуршат винты на среднем ходу и тихо чавкает паром машина. Связанная с атмосферическим воздухом только двумя трубками, готовая в любую минуту втянуть их, замуроваться и нырнуть в глубину, полностью отрезанная от среды и, кажется, от всего земного существования. Смертельно опасная, ибо ее торпеды несут гибель любому кораблю, а любая серьезная поломка убьет свой экипаж.

Большую часть следующего дня тройка подводных убийц провела у входа в залив, иногда переговариваясь через колокол и подвсплывая на перископную глубину. Макаров решился начать рейд в глубь Золотого Рога за час до заката. Ночь укрывает лодки, но и затрудняет ориентирование. Зайти в залив нужно зрячими, не столкнуться с парусной мелюзгой, верно выбрать цели. В предзакатный час и после захода солнца целых три обязательных намаза (молитвы) — Аср, Магриб и Иша. По крайней мере, так молятся татары близ Севастополя. Обратив взор к Аллаху, правоверные меньше глазеют на волны.

Корабли снова разделились. «Кальмар» замер в ожидании, «Акула» и «Катран» пристроились к испанскому пароходу. За ним получается следовать без перископа, на слух.

— Прошли девять кабельтовых, ваше благородие, — шепнул штурман. — Бухта расширяется.

— Сигнал «Катрану», всплытие под перископ.

Макаров жадно прильнул к окуляру. В кабельтове удаляющаяся корма испанца. А вот и то, что нужно. В зареве вечернего солнца спереди справа по курсу показалась главная стоянка османского флота.

— Убрать перископ. Четыре кабельтовых за пароходом. Слухач, «Кальмара» слышно?

— Так точно, ваше благородие. Сзади они. Тихо.

Когда-нибудь враг тоже опустит в воду слуховые трубы, и будем молиться на малошумность лодок. А ныне она вредит. Можно наскочить друг на друга в глубине.

Даже на двух узлах четыре кабельтова минули быстро. Капитан снова рискнул поднять перископ. Темнеет. Тяжеловесные туши с высоким рангоутом заняли весь северный берег. В глубине залива и ближе к главному фарватеру виднеется большой корабль.

— Передать нашим — ждать!

Если это он, то потопление броненосца окупает не только нынешний рейд, но и постройку всех черноморских лодок. На нем горят огни, на палубе видно шевеление. Из двух труб подымается дым — машина под парами.

Говорят — вот момент истины. Чаще всего заветный миг, после которого жизнь делится на «до» и «после», проскакивает, как вспугнутая птица. Макаров сознавал, что ждать около часа, пока стемнеет. Если «Мессудие» ляжет на дно, история морских сражений направится совсем по другому пути, ибо в формуле успеха появится новая переменная. Две торпеды, назначенные турецкому броненосцу, стоят по четыре тысячи рублей. Огромный корабль водоизмещением девять тысяч тонн — не менее восьми миллионов.

Ближе к берегу, обращенные к лодке кормой, замерли другие турецкие корабли. Макаров позвал к перископу старпома — мичмана Олега Трофимовича Лещенко.

— Узнаете?

— Что поболее, «Азизис» или «Османие», в темноте не отличить, ваше благородие. Два поменьше — типа «Ассари-Шевкет». Красиво стоят, что бочонки в лабазе.

— Мне, признаться, тоже неловко. Как спящего режем в постели. — Макаров вернул себе перископ и осмотрел панораму гавани по кругу. — Но как вспомню, что башибузуки творят с православными, жалею, что торпед лишь четыре да шесть на второй лодке. Привыкли, заразы, им все можно с беззащитными и безответными — избить, убить, насиловать, забрать ребенка в янычары, отобрать дом. Кончилось их время. Теперь и мы можем вас за нежное место щупать. Слухач, что слышно с «Катрана»?

— Кабельтовых в двух, ваше благородие. То слышен их винт, а то нет.

— Тогда благослови, Боже, на дело правое, спаси и сохрани, Николай-угодник. Прими души, Господь, басурманов окаянных, — Макаров перекрестился. — Приготовиться к торпедной атаке.

Торпедный аппарат — не башенное орудие, не поворачивается. Перископ стал точно по курсу лодки, осталось ее довернуть, прицелившись во врага диаметральной плоскостью корпуса. Когда уже изобретут торпеды, способные стать на нужный курс после пуска?

— Малый вперед, лево руля. Первый аппарат, товсь! Второй аппарат, товсь!

Два носовых аппарата, невидимые с поверхности, пришли в движение. Неподвижность торпед, спящих в походе в тесных решетчатых клетках, сменилась пружинной стойкой тигров, увидевших буйвола и готовых к прыжку.

— Первый, пли! Малый вперед, право руля! Второй, пли! Стоп, машина! Малый назад!

Стреляя с полутора кабельтовых, дистанции лишь вдвое больше длины самого броненосца, можно позволить себе выбрать подходящее нежное место на корпусе.

Взрыв тряхнул лодку, затем второй. «Катран» должен услышать, что огневая потеха началась, и его очередь сказать свое веское слово.

На пламя «Мессудие» больно смотреть на фоне ночной тьмы. Там рвануло снова, отдавшись в переборках «Акулы», над клубами дыма взвился гейзер перегретого пара — взорвались котлы.

Решив, что флагману достаточно, капитан повел перископом вправо, услышав, как бухнуло с той стороны. Ланге не дремлет. Справа и впереди от «Акулы» что-то весело горит. На фоне зарева черный рангоут мачт и стеньг с поперечными реями кажется лесом кладбищенских крестов над кораблями некрещеных турок.

— Малый вперед, право руля.

Макаров оторвался от наглазника и увидел устремленные к нему лица. В запале забылось, что он один на борту знает, что означал близкий взрыв.

— Господа! — начал он торжественным и чуть дрожащим голосом. — Мы утопили броненосец «Мессудие»! Ура!

Лодка содрогнулась от крика больше, чем от взрыва. Столько лет службы, столько походов в железном гробу… Значит, не зря!

— Не время праздновать! По местам стоять, третий аппарат, товсь. Четвертый, товсь.

Старпом, изнывая, вцепился в перископ. Увидел разваливающийся на куски флагман, повернул трубу к броненосцам поменьше. Три из них стоят столь плотно, что, даже вильни одна торпеда, точно угодит одному из них под бронепояс.

— Турок прожекторы зажигает. Полтора кабельтовых, лучше не тянуть, ваше благородие.

— Стоп, машина, — лодка медленно продолжила циркуляцию по инерции, и черный отвесный штрих в визире постепенно совместился с кормой «Османие» или чего-то подобного. Христианских младенцев хотите? Ошибочка, пришли христианские взрослые. — Третий, пли!

Невидимая во тьме торпеда, несмотря на пушистый пузырьковый шлейф, рванула в свой первый и последний поход.

— Стоп, машина! Средний назад правым мотором.

На реверсе лодка плохо слушается руля. Проще так — одним электромотором или вообще запустив оба в раздрай. Когда в перекрестии появился новый корпус, «Акулу» встряхнуло очередной раз. «Османие», или как там его зовут, совершенно испортился.

Четвертая торпеда снова показала непослушный норов. Она мелькнула мимо кормы приговоренного к закланию турка и устремилась вглубь в поисках другой жертвы, до которой оказалось около полумили.

— Мичман, гляньте, кого мы обидели.

— Не узнаю, ваше благородие. Трудно глядеть, пожары там. Не казематный, башня впереди. Стало быть — «Иджалие».