Вот это поцелуй! - Филипп Джиан

Я поговорила о своем плане с Розой Деларю. Мне нужна была оригинальная идея. Потом пришел Джордж и принялся рассуждать о вырождении Австралии, о том, что эти австралийцы живут на своем острове как развратные животные. Роза то и дело бегала в туалет, так как злоупотребила газированным энергетическим напитком для высококлассных велогонщиков, но успела мне сообщить, что разделяет мнение Джорджа. Она рассказала, что накануне взяла такси и водитель ей поведал, как туго им, нормальным людям, приходится в собственном квартале, что он прочитал в Евангелии (там это совершенно ясно написано!), что если мужчины начнут целоваться на улице, то это будет означать, что конец света не за горами.

Роза с Джорджем хотели, чтобы я осталась с ними поужинать. Розе как раз доставили домашний велотренажер: она собиралась сбросить до лета четыре кило, и это она-то, кожа да кости! Пока она крутилась вокруг этой машины, руки в боки, поглядывая на нее испуганным взглядом, Джордж просвещал меня насчет австралийцев: я соврала, будто собираю сведения в преддверии возможного обмена с полицией Сиднея. Роза вскарабкалась на свой снаряд и грызла ячменные галеты. Джордж попытался увлечь меня на кухню. Он клялся, что я до сих пор свожу его с ума. Но я действительно не могла их выносить, ни его, ни ее. И что, собственно, у них могло быть на ужин? Джордж задумчиво скреб затылок, разглядывая содержимое своей морозилки. Притащилась запыхавшаяся Роза и посоветовала ему достать холодного цыпленка. Но если есть на свете еда, которую я терпеть не могу, так это именно холодная курица. И я ушла. Они звали меня обратно, пока я переходила залитую солнцем улицу, всю в зелени, но я даже не обернулась. Холодный цыпленок! Какая гадость!

Итак, у меня значок, на котором написано: POLICE GAY amp; LESBIAN LIAISON OFFICER. Они были со мной очень любезны. Две девушки и парень, очень улыбчивые, одетые совершенно одинаково, ладно скроенные. Они уже посеяли слово истины в кампусах Лондона, сейчас на несколько дней остановились здесь, потом отправятся в Мадрид, оттуда – в Лиссабон, а завершат свое европейское турне на родине Фернандо Песоа (которому Фрэнк посвятил несколько имевших успех статей). Совершают они это путешествие ради того, чтобы рассказать о своей борьбе, о своем движении, в ряды которого входят трансвеститы и транссексуалы, чья участь, как нетрудно предположить, внушает большие опасения.

Я распространяю их листовки. Хожу туда-сюда, останавливаюсь посреди коридора и объясняю всем желающим, что полиция прислушивается к чаяниям представителей секс-меньшинств и берет на себя обязательство более не мириться с фактами агрессии, физической или словесной, по отношению к этим больным людям. Я даю им «зеленый номер» (номер телефона главного комиссариата), чтобы звонить в случае стычки. Я собираю подписи под петицией против дискриминации и, громко чеканя фразы, говорю кем, что многое должно измениться и что полиция сейчас как раз на пути перемен.

Когда я познакомилась с Фрэнком, я боролась за прекращение опытов над животными, мне необходимо было о чем-то кричать и поздно возвращаться домой, чтобы избегать очень тягостного для меня пребывания наедине с отцом, которому я в конце концов пригрозила ножом. Да, не каждый день было весело… Я боролась за то, чтобы люди прекратили мучить несчастных животных, ведь сама я была таким же несчастным животным, возможно, даже несчастнее их… Забавно, правда?

Но мне это нравилось. Я прочесывала газон между зданиями, раздавала листовки, собирала подписи под петициями, встречалась с людьми. Я могла встрять в разговор, и никто не бежал от меня. Никто не считал, что с такой толстозадой даже и поговорить зазорно. И никто не шарахался от меня, как от зачумленной.

Мне все это было в радость… К тому же хоть как-то отвлекало. Мой папаша занимался этой мерзостью около десяти лет, но в последние несколько месяцев он уже знал что я способна его убить, что в его же интересах не дергаться. А Фрэнк тогда был молодым профессором (молодым для профессора) и уже блистал. Вот так мы и познакомились Я с коротко стриженными волосами походила на мальчишку. Когда я теперь об этом думаю, то осознаю, что, спасаясь от отца напоролась на Фрэнка. Как говорится, из огня да в полымя!

И вот сегодня я новый сотрудник полиции по контактам с геями и лесбиянками (если не разбираться в их разновидностях). Натан еще может позволить, чтобы кто-то погладил его по заду, а я – нет. К несчастью, я их привлекаю. Я здесь для того, чтобы вести расследование, а около меня уже толкутся три лесбиянки!

Они находят, что я выгляжу довольной что я рада делать то, что делаю. Они заметили меня еще вчера и сказали себе: «Вот женщина, которой вроде бы нравится то, чем она занимается».

Действительно, я получала от этого настоящее удовольствие, я вам уже говорила Как будто помолодела. Это очень приятно – быть молодой. А я иногда чувствую себя такой старой в свои тридцать два года, такой разбитой… Вся разница в том, что на листовках была изображена не освежеванная ласка, а дна молодых человека, слившиеся в нежных объятиях. Выбора-то у меня не было…

Втираться в доверие к людям… я нахожу, что это так омерзительно! И однако же это – часть моей профессии. Нас этому учат.

Я стояла под великолепным палящим солнцем. Девицы предложили мне выпить, потом вернулись за мной, и мы вместе отправились в столовую.

Самая маленькая из них, Рита, занимавшаяся греко-римской борьбой, очень хорошо знала Дженнифер Бреннен. Вот вам пример: ты втираешься в доверие к людям, а потом вытягиваешь из них информацию. Вырываешь из них страницы, как из книги. Стараешься им понравиться, подлаживаешься к ним – и очень скоро берешь над ними власть. Гордиться тут нечем.

Стыдясь за собственное поведение, я дала им свой номер телефона на тот случай, если им придется столкнуться с грубостью со стороны полиции (среди лесбиянок ходили слухи, что в некоторых комиссариатах их вынуждают вступать в противные их природе сексуальные отношения).

– Надо же, как странно, что ты заговорила со мной о Дженнифер Бреннен, – сказала Рита, – потому что я ее очень хорошо знала, а также и этого козла Мишеля, этого придурка-альбиноса.

Мишель был одним из учеников Фрэнка. Я пыталась поймать его с самого утра, он был первым в моем списке. Скорее всего, и Фрэнк к нему первом) обратился с расспросами.

– Ты знаешь, я была без ума от Дженнифер Бреннен, – тяжко вздохнула Рита. – Она разбила мне сердце.

Две другие лесбиянки, за обедом беспрерывно тискавшие друг друга, обернулись к Рите, брезгливо поджав губы.

– Я теперь ни с кем не трахаюсь, – объяснила Рита, – а они на меня за это злятся. Я сейчас покажу тебе свою татуировку, и ты все поймешь.

Квартира Риты находилась в двух шагах. Солнечная, по-спартански обставленная, в бежевых тонах. Я положила свою кипу листовок и петицию у входа, позвонила Натану и сообщила ему, что продолжаю обшаривать кампус (что до него, то он интересовался телохранителями Пола Бреннена, так что каждый шел своим путем), после чего опустилась на табуретку, заявив Рите, что у нее очень мило.

– Располагайся, чувствуй себя как дома, – сказала она. – А я сейчас поищу фотографии, но сначала принесу чего-нибудь выпить.

Она вернулась с бутылкой вина. А я ведь никогда не пью днем. Меня даже пиво валит с ног. А на улице так шпарило, что пряжка на моем ремне офицера по связям с геями и лесбиянками (не смейтесь, я была в полной парадной форме) вся раскалилась. Так шпарило, что пить по такой погоде вино – последнее дело.

– Я сейчас найду фотографии, а ты располагайся поудобнее, – повторила Рита, исчезая в соседней комнате.

Я положила фуражку на низкий столик и ослабила узел галстука. Рита вернулась в одних трусиках, с голыми сиськами.

– Расслабься, – заявила она, – я больше ни с кем не трахаюсь.

Действительно, у нее на бедре была роскошная татуировка: могильный камень, озаренный лучами восходящего солнца, на котором можно было прочесть надпись «RITA amp; JENNIFER», выгравированную огненно-красными буквами под кожей, так что она получилась рельефной. Рита уже мельком показывала мне ее в кафетерии, из-за чего подруги долго над ней хихикали.

– Две тысячи евро выложила, – уточнила она. – Это еще дешево; взяли с меня всего две тысячи, потому что Дерек – мой приятель.

– Ты знаешь Дерека?

– Знаю ли я Дерека? Нет, вы слыхали?! Знаю ли я Дерека!

Я никогда еще не видела выбритого женского лобка так близко. На Рите были прозрачные трусики. Ноги и руки у нее были очень мускулистые. В углу лежали гантели, эспандер, свернутый в валик коврик, висел турник. Вместо живота у Риты было несколько рядов мышц.

– Посмотри на меня, – вздохнула я. – Ну разве можно поверить, что каждое утро я по часу бегаю?

– Да ты хороша и так! Ты могла бы с успехом заняться борьбой. Только надо бы сбросить килограмм, скажем, пятнадцать.