Вот это поцелуй! - Филипп Джиан

– И яблоки настоящие! – уточнил он.

Наступила ночь. Я сказал Пауле:

– Немного левее, мне кажется.

Я стоял на балконе и руководил ее поисками. Вооружившись фонариком, она шуровала в высокой траве, – мы с Марком никак не могли решить, кто должен пройтись газонокосилкой, с тех пор, как Крис больше не занималась садом.

– Вот здесь я стоял, точно, – добавил я. – Ключ я держал в левой руке и размахнулся вот так. Так что он должен был полететь именно в этом направлении. По-моему, он где-то у тебя под ногами.

Пока меня не было, Паула приготовила лапшу и нажарила целую сковороду тонко нарезанных шампиньонов, посыпав их стружкой из пармезана, полученной при помощи машинки для чистки картошки – с лейблом Старка.

– Мы никуда не пойдем? – спросил я ее. – Разве Марк не говорил нам о новом заведении в районе складов? Ну, такой чудной ресторанчик, который содержат гетеросексуалы?

Пойти мы никуда не могли, потому что я запер все ее туфли в чулане.

Когда я обнаружил, что она колется, я не стал делать из этого трагедию. Мы провели чудесный вечер: смотрели фильмы по кабельному телевидению, слушали новые компакт-диски, которые я купил, возвращаясь с пикника и проведя приятный часок за плодотворными поисками на полках с экспериментальной музыкой, вроде Капитана Бифхарта[24] или Юджина Чедбурна,[25] которых так не хватало В моей коллекции. Раз уж в кои-то веки мне попалась девушка, разделявшая мои музыкальные вкусы, то я этим и воспользовался па всю катушку. Мы валялись в постели. Будильник показывал два часа ночи, и я объяснял Пауле (поскольку немного выпил), что у меня развивается комплекс неполноценности из-за Вольфа, который завтра отбывает, чтобы исколесить всю Европу и повсюду толкать речи о будущем мира; я говорил о его способностях в области политики и экономики и что я – всего лишь жалкий, ничтожный легавый, пробка на волнах событий, которые я не в состоянии осмыслить, и в довершение всего Фрэнк мне только что сообщил, что я не способен связать и нескольких строк, и таким образом почти лишил меня надежд на реванш, какие питают все жалкие неудачники, прежде чем смириться со своей судьбой.

Паула думала, что я преувеличиваю, но она ошибалась. Вольф превосходил меня во всех отношениях. И чтобы удостовериться в этом, я, подкрепившись стаканчиком вина, попытался перечислить все его преимущества передо мной одно за другим, записывая их на бумаге. Занятие было долгое и скучное, особенно неприятное для того, кому пришлось составлять этот печальный список поражений.

Паула тем временем ускользнула в ванную. Я не из тех, кто склонен удивляться, когда женщина исчезает в ванной. К тому же Паула очень чистоплотна, а я уже достиг того возраста, когда это представляется немаловажным. Итак, я составлял свой список, одновременно слушая Капитана Бифхарта, от которого волосы встают дыбом на руках, на груди и на ногах. Как от некоторых старых записей Элвиса. Или еще круче – как от Скотта Данбара.[26] Но, черт возьми, какой же комплекс развился у меня из-за профессора Вольфа! Это принимало устрашающие размеры… В особенности когда видишь все его составляющие, записанные черным по белому; некоторые были несколько раз подчеркнуты; да, тяжело видеть их вот так сведенными воедино, разложенными по полочкам, выставленными напоказ, пронумерованными. Это сокрушительный удар. Будто стоишь, шатаясь, на краю воронкообразной пропасти, голова кружится, тебя так и затягивает туда.

Полагаю, я ощутил потребность показать кому-нибудь всю эту массу несправедливостей (я имею в виду не всеобщую несправедливость, а несправедливости в отношении конкретного человека, которые преподносит жизнь, когда видишь тех, кому всегда все удается, кому от рождения сопутствует успех, тех, кто всегда и во всем превосходит и опережает тебя). Я повернулся к Пауле, но ее рядом не оказалось.

Тогда я отправился посмотреть, что она делает. Прошел в гостиную, где, несмотря на полумрак, весьма приятно поблескивал стол. Да по нему и рукой было приятно провести. Стулья тоже были вполне хороши. Я наклонился к окну как раз в ту минуту, когда подъехал Марк, – счастливое совпадение… Ева послала мне воздушный поцелуй и зигзагами двинулась к дверям. Марк еще дулся на меня, но я был доволен, что он благополучно вернулся домой. Я перестал за него волноваться. Он, правда, мне не ответил, когда я пожелал ему спокойной ночи, предложил полюбоваться прекрасным ночным небом, усеянным звездами, и сообщил, что наш сосед установил на крыше своего дома спутниковую антенну.

Паулы не было ни в кухне, ни в туалете. Она была в ванной, сидела на краю ванны, зажав в зубах ремень.

– Послушай, не надо бы тебе этого делать, – сказал я ей.

– Послушай, я уже сделала, – ответила она. Я вернулся в спальню и сел на кровать.

– Тебе что, это неприятно? – спросила она, входя следом за мной и посмеиваясь над моим видом.

Я ничего не ответил.

– Ну а что тут такого? – спросила она, нахмурившись.

– Вообще-то это не положено… Ведь так?

– Начнем с того, что я этим занимаюсь изредка, от случая к случаю. Я знаю, что делаю.

– Будь я твоим отцом, я бы сказал, что не знаешь. Но я слишком молод, чтобы быть твоим отцом.

Она едва не покончила с собой и кололась. Какое счастье, что я не ее отец!

– Мне сейчас так хорошо, – со вздохом протянула она. – Мы не могли бы заняться любовью?

– Паула, сколько раз тебе повторять? Паула, если мы сдуру начнем, то потом об этом пожалеем! Ты и сама знаешь, не прикидывайся.

– Ну, всего-то один разок…

– Ох, ну до чего же вы, женщины, странные создания! Просто невероятно! Вы совершенно не задумываетесь о последствиях. Горы готовы свернуть, чтобы поймать летящее по ветру перышко. Нет, это просто невероятно! Вы способны превратить человеческую жизнь, и свою и чужую, в жуткий бардак! И все это ради пятиминутного наслаждения! Не слишком ли велика цена? Не кажется ли вам, что это выше ваших возможностей? Всего один разок… А что это значит: «один разок»? От чего защитит нас твой «один разок»? Это-то твои чувства, Паула?

Поскольку она все же попыталась запустить руку мне в трусы, я встал с постели и занял позицию у окна. Полицейские любят смотреть на заснувший город, даже если где-то вдали колеблется пламя пожара, если на помойке среди мусорных контейнеров яростно грызутся бродячие собаки, а по тротуарам, перепрыгивая через машины, носятся какие-то типы.

– Если бы не мы, город давно провалился бы ко всем чертям! – заявил я. – Да в нем никто не мог бы глаз сомкнуть! Тебе это известно?

Она подошла и обняла меня за талию, а я обнял ее за плечи.

– Жаль, что мы не смогли превратить его в счастливый уголок, где людям ни к чему было бы колоться или подкладывать бомбы. Подумай, разве все не могло бы быть лучше устроено? В этом мире столько красивого! Небо… звезды… Почему у нас ничего не вышло? Я говорю о человечестве в целом, обо всех поколениях людей, что жили здесь до нас и сменяли друг друга. Почему ничего не вышло, скажи?

– Натан, всего один раз…

– Я думаю, что такие, как Пол Бреннен, сделали нашу задачу невыполнимой. Нет, и не настаивай. Не будет ни одного раза, ни двух, ни трех. Я думаю, что такие, как Пол Бреннен, лишили нас света надежды раз и навсегда. Вот что я думаю… А не пойти ли нам куда-нибудь пропустить стаканчик? Что ты на это скажешь? Теперь, когда ты вновь обрела свои туфли. Не пойти ли нам, Паула, повидать твоих друзей? Все-таки интересно, на что может быть похоже заведение, которое содержат гетеросексуалы. Там, наверно, настоящий дурдом, а?

Мэри-Джо

Болтаться по кампусу – довольно интересное занятие. Присматриваться и прислушиваться к жизни кампуса – очень познавательно.

Вот бы никогда не стареть – сохранять гладкую кожу, красивые зубы, здоровые волосы (и в достаточном количестве), подвижные суставы и некоторую наивность.

Здесь я видела совсем не те мерзкие рожи, которые обычно меня окружают, – я говорю не только о тех, за кем приходится гоняться; здесь я видела сияющие лица, еще свежие, не слишком изнуренные жизнью, не отмеченные печатью невзгод, непохожие на всех остальных. Одни витали в облаках, жили в мире грез среди всеобщего кошмара, другие хотели решительно все изменить, третьи мечтали испытать все разом, были и те, кто торговал наркотиками, и те, кто просто жаждал секса. Но можете мне поверить, прогуливаться среди людей, непохожих на большинство, – на этом и вправду отдыхаешь душой! Просто суперотдых! Здесь живешь в другом ритме.

Я раздаю листовки. Собираю подписи под петицией. У меня на груди значок, где на зелено-фиолетовом фоне желтыми буквами написано: POLICE GAY amp; LESBIAN LIAISON OFFICER.[27] По-моему, отличная была идея. Мне пришлось поломать голову над тем, как внедрить легавого в это святилище знаний. Меня здесь знали. Да, здесь знали Фрэнка и меня, профессора и его жену. Встречали нас в кафетерии, когда я была еще совсем дурочкой и думала, что у меня есть муж, когда я приходила составить ему компанию в перерыве между занятиями и совершенно ничегошеньки не понимала.