Украинское движение в Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны. Между Веной, Берлином и Киевом. 1914—1918 - Дмитрий Станиславович Парфирьев

недоволен демаршем украинцев и это сыграло на руку полякам[744]. 21 мая 1917 года Карл I встретился с украинскими депутатами рейхсрата отдельно. На вопрос императора, как обстоят дела в их округах, политики ответили, что население обеспокоено стремлением поляков к автономизации Галиции, а также упомянули о полонизации на оккупированных землях российской Украины. Карл абстрактно заметил, что «украинское население достигнет своих прав»[745].

Накануне возобновления заседаний рейхсрата, намеченного на конец мая 1917 года, члены УПП сошлись в том, что с парламентской трибуны нужно отметить противоречие между принципом самоопределения и свободы народов и отношением Вены к украинцам[746]. 30 мая, в день открытия парламентской сессии, Е. Петрушевич во всеуслышание заявил, что украинский народ будет защищать каждый клочок своей земли от «польской экспансии», и подчеркнул, что эту позицию разделяют российские украинцы – «на страже своей западной границы встанет весь украинский народ»[747]. В тот же день УПП потребовало от властей отказаться от автономизации Галиции и присоединения к польским землям Холмщины, Подляшья и Волыни, и снова с акцентом на солидарности австрийских и российских украинцев[748]. 14 июня, узнав от Чернина, что наместником Галиции станет поляк М. Бобжиньский, Василько спрогнозировал ему, что это негативно воспримут российские украинцы[749].

После революции в России тон украинских газет стал заметно смелее. «Українське слово» открыто заявляло, что «если были у нас какие-то надежды на венских или берлинских «опекунов» и «приятелей», то они сегодня относятся к сфере легенд»[750]. Орган УПП резко критиковал австрийские правящие круги, выступал за «основательное переустройство монархии по национальному принципу»[751], призывал украинские организации в Галиции активнее протестовать против расширения автономии края[752]. Поскольку цензурным ведомством в Галиции руководили поляки, это было во многом рассчитано на них. Разумеется, даже в самых жестких заявлениях австрийские украинские политики подстраховывались: если критиковались центральные власти, то речь шла только о высшей бюрократии, министрах, правительстве, но не об императоре; если озвучивалось требование полной независимости всех украинских земель, то только с оговоркой, что альтернативой может быть и «автономия в границах существующих государств».

31 августа 1917 года впервые в истории монархии Габсбургов украинец был назначен на пост министра: министерство здравоохранения возглавил профессор Пражского университета И. Горбачевский. УПП приветствовала это назначение, хотя Горбачевский и не был активным политиком[753]. Коллега Горбачевского по университету И. Пулюй советовал ему принимать на работу в свое ведомство как можно больше украинцев, а в крайнем случае немцев или чехов, но только не поляков[754]. Если «Буковина» называла назначение Горбачевского колоссальным успехом[755], то галицийская «Свобода» сдержанно писала, что «не назначение одного украинца министром, а передача государственной власти в Восточной Галиции в руки украинского народа удовлетворит наши требования и будет доказательством того, что австрийское правительство искренне думает о нас»[756]. На встрече с очередным главой правительства Э. Зайдлером представители УПП напомнили, что власти так и не удовлетворили требований украинцев, вопреки их жертвенности и патриотизму[757].

У тактических преимуществ, которые дала украинцам Австро-Венгрии революция в России, была и обратная сторона медали. У соплеменников по ту сторону границы и фронта теперь появилась автономия, в то время как украинцы империи Габсбургов, годами призывавшие освободить собратьев от гнета, продолжали выторговывать себе то же самое у Вены и поляков. В. Стефаник летом 1917 года признался, что «под нами шатается земля, и мы шатаемся и ходим, как пьяные, потому что нам не за что держаться». На фразу «Держимся Австрии» Стефаник якобы ответил, что это уже не актуально и украинцам нужно «что-то крепкое, свое»[758]. Некоторые пленные сечевики и просто украинцы-военнослужащие австро-венгерской армии, узнавая об украинизации отдельных формирований в русской армии, срывали австро-венгерские знаки отличия с мундиров и бежали из лагерей военнопленных, чтобы присоединиться к украинским частям и бороться уже против Австро-Венгрии[759].

Пленные австрийские украинцы в России просили у Центральной Рады разрешения сформировать из них украинское военное подразделение, но та наотрез отказывалась, опасаясь недовольства Временного правительства. В сентябре 1917 года вышел запрет принимать в украинизированные части пленных из Австро-Венгрии. Лишь в ноябре, когда Центральной Раде стало некому доказывать лояльность, галичане получили соответствующее разрешение, и в Киеве начался набор в «Галицийско-буковинский курень сечевых стрельцов»[760]. За две недели удалось собрать около 200 добровольцев. В январе состав куреня увеличился вдвое за счет бывших пленных галичан, в том числе бывших офицеров легиона УСС[761].

Революция в России заметно повлияла на политическое поведение лоялиста Н. Василько. Ф. Федорцив еще в начале 1917 года предрекал, что события по ту сторону границы породят «новые мысли и новые концепции» в голове политика и он непременно постарается их реализовать[762]. Журналист не ошибался в прогнозе. Хотя буковинский лидер еще в конце апреля 1917 года считал, что угроза автономизации Галиции миновала[763], в парламенте он активно предостерегал австрийские власти от этого шага, поддерживал «галицийских братьев» и предупреждал, что, если и украинцев Буковины отдадут под «национально чуждое господство», их мечта об объединении украинских земель станет программой действий[764]. В конце октября 1917 года Василько отметил, что в случае польско-украинского столкновения в Галиции «в тылу появится государство значительно более сильное, чем поляки в своих самых смелых догадках могут себе представить, и украинцы будут освобождены»[765]. Василько ходатайствовал перед правительством о выделении средств на создание в нейтральной Швеции украинского бюро во главе с Н. Зализняком – явно для контактов с Поднепровской Украиной[766].

Василько нашел влиятельного союзника в эрцгерцоге Вильгельме Габсбурге, 22-летнем представителе правящей династии, который искренне симпатизировал украинцам и вызвался стать неофициальным посредником между ними и императором. Вильгельм восхищался украинской культурой, говорил по-украински и писал на этом языке стихи под псевдонимом Василь Вышиваный. Пользуясь влиянием в АОК, он добивался, чтобы УСС не распускали, несмотря на «доносы самого разнообразного содержания», которые «целыми пачками» поступали командованию[767]. В августе эрцгерцог вместе с Василько и К Левицким посетил в Гамбурге митрополита Андрея Шептицкого, освобожденного российским Временным правительством. В письме Е. Олесницкому Василько называл Вильгельма «невероятно образованным человеком», радовался, что тот стал «доверенным лицом Его Величества в украинских делах»[768], и надеялся, что молодой родственник убедит Карла I отменить решение об автономизации Галиции[769]. Сам Василько тем временем продолжал вести себя лояльно правительству и, в отличие от членов УПП, не блокировал правительственные решения в парламенте. Так, в октябре