Рыцари Дикого поля - Богдан Сушинский

— Можете ликовать, графиня… — князь Ян-Казимир Ваза (принцем его иногда именовали только здесь, во Франции, для поляков же он по-прежнему оставался князем и королевичем) редко когда завершал фразу. Он любил наслаждаться глубокомысленными паузами, наполняя собственное молчание хитроватыми недомолвками. Ничего не поделаешь, иезуитская школа.

— Вы, как всегда, чего-то не договариваете, мессир, — холодно заметила графиня.

Королевич знал, что по утрам она поднимается на этот холм, возвышавшийся сразу же за крепостной стеной Дюнкерка, чтобы полюбоваться морем и подышать нордической свежестью. Правда, знал он и то, что ритуальным восхождением на вершину возвышенности Диана еще и пытается гасить тоску по своему любовнику князю Гяуру, столь опрометчиво решившему испытывать счастье в морском набеге на занятые испанцами фландрские поселения. Однако напоминать об этом властной француженке было непозволительно. Даже для него, наследника польской короны.

— Господь и людская молва развеяли слухи о том, что корабль полковника Гяура погиб во время шторма неподалеку от Викингберга.

Опять эта изнуряющая пауза. Графиня медленно поворачивается лицом к принцу и смотрит на него с вежливой ненавистью. В то же время в душе ее что-то взрывается. Значит, все-таки слухи! Значит, не погиб. Каким образом она могла выразить свое ликование: загнать коня в холодные волны прибрежья? Выпорхнуть из седла и самозабвенно поваляться в холодной траве, как она любила делать это в жаркой полуденной степи неподалеку Каменца?

— А я и не верила, что корабль, на котором ушел в море полковник Гяур, погиб, — стоически молвила Диана.

— Почему не верили? Считаете его бессмертным?

— Понимала, что это всего лишь слухи. Они не вызывали у меня ничего, кроме чувства горечи за тех, кто столь легко отрекался от этого мужественного воина, командира наемного легиона. Не знаю, как это объяснить, но была уверена, что Гяур жив.

— Подобная вера ждущей женщины всегда вызывает уважение, — холодно процедил королевич.

— Хотите сказать, что известие о воскрешении полковника вас не радует? Или, наоборот, воодушевляет на такие же подвиги? Именно это вы желаете поведать мне, будущий полководец Речи Посполитой?

— Полковник ушел на одном корабле, а возвращается на трех. Об этом только что сообщил гонец, примчавшийся из форта Мардик, у стен которого два корабля князя задержались, поджидая третьего, получившего повреждение в бою с английской эскадрой где-то в районе Грейт-Ярмута [16].

Графиня закрыла глаза и, запрокинув голову, невидяще всматривалась в нависавшие над ними небеса, одновременно благодаря и проклиная их за все те мучения, которые они доставляют ей, бросая храброго воина Гяура то в одну часть Европы, то в другую. Диана плохо представляла себе, где может находиться этот Грейт-Ярмут, но это не помешало ей спросить:

— Как он мог оказаться там? Уж не собирался ли князь идти походом на Лондон?

— Я не удивился бы, узнав, что этот безумец уже восседает в тронном зале Вестминстера. Но пока что, повторяю, выйдя в море на одном корабле, он возвращается в Дюнкерк на трех. И то лишь потому, что еще как минимум четыре корабля, не считая мелких суденышек, сжег в гавани Викингберга. А чтобы комендант де Мовель не усомнился в почтительном отношении князя, решил явиться к нему в сопровождении шести пленных испанских офицеров во главе с генералом Кастильеро. Представляю себе, как испаноненавистник де Мовель будет тронут таким визитом.

Все еще не опуская запрокинутой головы, графиня открыла глаза и улыбнулась одной только ей понятной, загадочной улыбкой. Она гордилась своим степным рыцарем, как способна гордиться лишь безоглядно влюбленная женщина.

— Надеюсь, вы говорите об этом без зависти?

— Почему же без зависти? Я ведь и сам воин и не могу не позавидовать храбрости и удачливости этого наемника. Другое дело, что в данном случае моя зависть озарена уважением, а не очернена ненавистью.

— Ну да, ну да… — отрешенно как-то согласилась де Ляфер, — так ведь, собственно, и должно быть.

— Вы сведете меня с Гяуром, графиня?

— Ваши слова — просьба или вопрос, мой принц?

— Это важно?

— Даже не представляете себе насколько…

Ян-Казимир оглянулся на свою небольшую свиту из трех польских наемников, переданных ему принцем де Конде, словно побаивался, что они могут услышать его ответ. Они остановились в ложбине по ту сторону вершины и вряд ли прислушивались к их разговору.

— Считайте просьбой, — процедил.

Отвернувшись, графиня де Ляфер победно улыбнулась. Она ждала этого признания.

— Очевидно, у вас что-то срочное?

— Вы сведете нас сегодня же, как только Гяур ступит на берег, — в голосе Яна-Казимира уже стали проявляться жесткие, волевые нотки. Из них, очевидно, и формируется тот повелевающий королевский тон, который с одинаковым беспристрастием казнит и милует.

— Это просьба или уже приказ? — игриво поинтересовалась Диана.

— Научитесь определять сами, графиня, по значимости сказанного. Но должны знать: для меня очень важно поговорить с князем уже сейчас.

— Он ведь прибыл из вашей многострадальной Польши и вернется наверняка туда же. Почему вы вдруг занервничали?

— Мне нужно встретиться с князем Гяуром здесь и сейчас. Потому что встреча эта будет иметь смысл только до тех пор, пока этот степной бродяга не получил более лестного предложения от генерала де Мовеля, принца де Конде, кардинала Мазарини или кого-то там еще.

— И что, каждый из них готов предложить полковнику свою дружбу?

— Свою службу, графиня, службу, что не одно и то же, — нервно отреагировал королевич. Он понимал, что Диана специально затягивает с утвердительным ответом, набивая себе при этом цену.

— Для меня это новость, что готовы все трое, — уточнила она. — Любопытно. И еще, принц… Позвольте напомнить, что для офицера, каковым является полковник Гяур, служба позором не является. Все дело в выборе властелина и идеалов. Кстати, я не совсем поняла: вы-то сами готовы предложить полковнику не только службу, но и дружбу, наверное, тоже?

— Я готов был к этому еще до отплытия фрегата «Кондор».

— Что же вам помешало, принц?

— Я не мог напрашиваться на знакомство с этим… наемником, — интонационно выделил поляк слово «наемником».

— А на знакомство с князем вы, поляк-беженец, который еще недавно находился в испанском плену, напрашиваться можете?

По лицу королевича пробежала нервная судорога, но воспитание все же взяло верх над эмоциональной вспышкой.